Историческое сознание и историческая память. Исследование формирования исторической памяти молодежи Формы выражения исторической памяти
Репина Лорина Петровна
доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, заместитель директора Института всеобщей истории РАН, 119334, г. Москва, Ленинский проспект, 32а, [email protected] .
Историческая память, как «короткая», охватывающая события непосредственного прошлого, так и «опосредованная», «долговременная», является неотъемлемой частью культуры любого человеческого общества. А историческое сознание любой эпохи, выступая как одна из важнейших характеристик культуры, определяет присущий ей способ организации накопленного исторического опыта. В статье рассматриваются различные трактовки феномена памяти в области философии, психологии, филологии, культурологии. Основное внимание уделяется концепции надындивидуальной памяти, понимаемой как непрерывный процесс, в котором социум формирует и поддерживает свою идентичность посредством разных механизмов меморизации событий в общественном сознании и реконструкции «общего прошлого», всякий раз исходя из потребностей настоящего в соответствующей актуальной перспективе. Выступая равным образом как против отождествления истории и памяти, так и против абсолютизации их различий, автор предлагает обратиться к комплексному анализу рациональной, ментальной и эмоциональной составляющих того или иного «образа прошлого» и их соотношения на разных уровнях его формирования.
84 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Произошедшие на рубеже веков изменения в содержании и методологии социально-гуманитарного знания, развитие и углубление междисциплинарных связей привели к радикальной перестройке комплекса исследовательских полей, ориентированных на изучение человека и общества в историческом времени. В этом контексте на первый план выдвинулась социокультурная история с ее солидным корпусом работ, нацеленных на анализ исторических типов, форм, различных аспектов и казусов межкультурного взаимодействия, на изучение проблем индивидуальной и коллективной идентичности, соотношения времени, истории и памяти. Пожалуй, самое заметное место среди новых междисциплинарных направлений заняла «история памяти», которая вскоре обрела и более высокий статус «новой парадигмы» [Эксле, 2001] (2), а сама эпоха «ускорения истории» получила выразительные определения – «мемориальная эпоха», «мировое господство» и «всемирное торжество памяти» [Нора, 2005, с. 202–208].
Диалог с прошлым – постоянный и динамический фактор развития любой цивилизации, и историческая память, как «короткая», охватывающая события непосредственного прошлого, так и «опосредованная», «долговременная», является неотъемлемой частью культуры любого человеческого общества, хотя каждая эпоха отличается присущим ей способом и формами организации, структурирования и интерпретации накопленного исторического опыта, складывающимися в общественном сознании образами пришлого. Представления о прошлом варьируются в зависимости от исторического времени, от происходящих в обществе перемен, смены поколений, появления новых потребностей, практик и смыслов [Репина, 2014b]. Новые события, которыми беспрестанно «прирастает» прошлое, создают – в комбинации со старыми – его новые образы, и это «новое прошлое» (3), запечатленное в историческом сознании, присутствует в настоящем и активно на него воздействует.
Нельзя забывать также о том, что выбор индивида на пересечении идентичностей делается каждый раз в конкретной ситуации, а социальная память «вырастает» из разделяемых или оспариваемых смыслов и ценностей прошлого, которые «вплетаются» в понимание настоящего. Социокультурные факторы длительной временной протяженности и краткосрочные исторические ситуации образуют подвижный контекст, в котором образы уходящей реальности взаимодействуют со старыми мифологемами, способными актуализироваться в новых исторических обстоятельствах или, напротив, вытесняют их, подвергая забвению. Множественность идентичностей, наличие конкурентных версий исторической памяти, альтернативных воспоминаний даже об одних и тех же событиях и существование разных моделей
(2) Здесь можно вспомнить и о том, что Френсис Бэкон, согласно его классификации знания «по методу», назвал историю «наукой памяти». См.: [Бэкон, 1977–1978, т. 1, с. 149–150].
(3) Вальтер Беньямин уподоблял этот процесс трансформации социальной памяти литературному монтажу, приему сборки изъятых из контекста фрагментов текстов в новый рассказ о событии, герое или явлении. См.: .
85 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
интерпретации требуют самого пристального внимания исследователей. Особенно ярко противоречивые и даже конфликтующие «образы прошлого», вне зависимости от «привязки» отображаемых в них событий к хронологической шкале, проявляются в периоды крупных и стремительных социальных сдвигов, радикальных реформ, войн, революций (4). Крупные социальные сдвиги, политические катаклизмы дают мощный импульс к изменениям в восприятии образов и оценке значимости исторических лиц и исторических событий: идет процесс трансформации коллективной памяти, который захватывает не только «живую» социальную память, память о пережитом современников и участников событий, но и глубинные пласты культурной памяти общества, сохраняемой традицией и обращенной к отдаленному прошлому. При этом из бесконечного ряда событий «выбирается» только актуально значимое, то, что служит опорой идентичности.
Именно в такие «смутные времена» общественных трансформаций происходят сущностные изменения в привычном порядке сочленения прошлого, настоящего и будущего, того «режима историчности», который, как подчеркивает предложивший это понятие Франсуа Артог , фиксирует отношения того или иного общества со временем («разворачивание временнóго порядка» и помогает ответить на вопросы: «имеем ли мы дело с забытым прошлым или с прошлым, слишком часто актуализируемым; с будущим, которое почти исчезло с горизонта, или с будущим, скорее угрожающим нам своим неизбежным приближением; с настоящим, беспрестанно тонущим в сиюминутности или почти статичным и бесконечным, если не вечным?» [Артог, 2008].
В социологии, социальной и культурной антропологии, этнологии, социальной психологии представления о механизмах выработки общих значений и смыслов в процессе межличностной коммуникации, о социальной обусловленности индивидуального мышления и индивидуальной памяти, о влиянии когнитивных схем, принятых в данном обществе и воспринимаемых и усваиваемых человеком в процессе общения, имеют достаточно устойчивую традицию. Процесс интеграции индивидуальных воспоминаний в структуры коллективной памяти связывается с наличием ее предметного инструментария и с «живой» традицией, поддерживаемой актами коммеморации.
Согласно М. Хальбваксу, память является социальной конструкцией, которая исходит из настоящего и понимается не как сумма отдельных воспоминаний, а «как коллективное культурное произведение, которое саморазвивается под влиянием семьи, религии и социальной страты через структуры языка, обряды повседневной жизни и разграничение пространства. Она конституирует систему социальных конвенций, в рамках которой мы придаем форму нашим воспоминаниям» [Гири, 2005, с. 116; см. также: Lavabre, 2000]. Ян Ассман точно подметил близость понятия
(4) Подробнее об этом см.: [Репина, 2014a]. См. также: [Кризисы переломных эпох… 2011].
86 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
«социальных рамок», введенного Хальбваксом [Хальбвакс, 2007], и теории фреймов, организующих повседневный опыт [см.: Гофман, 2003]. Как и многие другие критики концепции коллективной памяти, Ассман выступил против признания коллектива субъектом памяти и употребления (пусть и метафорического) понятий «групповая память» и «память нации» [Ассман, 2004, с. 37]. Вместе с тем разработанная им на материале древних культур теория культурной памяти в целом построена на том же методологическом фундаменте. В этой теории коммуникативная память возникает в отношениях повседневной жизни между всеми членами данного сообщества, а культурная память, имеющая носителей, облеченных особым социальным статусом (5), предстает как особая символическая, сакрализованная форма передачи и актуализации культурных смыслов (6), выходящая за рамки опыта отдельных людей или групп, и понимается как непрерывный процесс, в котором социум формирует и поддерживает свою идентичность посредством реконструкции своего прошлого (7). Смена схем организации исторического опыта происходит тогда, когда социум сталкивается с действительностью, не укладывающейся в рамки привычных представлений, и, следовательно, требуется переосмысление прошлого опыта (реорганизация исторической памяти о событиях минувшего, пересоздание целостного образа прошлого). Важно отметить, что культурная память, по Ассману, имеет «реконструктивный характер», то есть имплицированные в ней ценностные идеи, равно как и все транслируемое ею «знание о прошлом», непосредственно связаны с актуальной для настоящего момента ситуацией в жизни группы (8).
Тема сложившихся стереотипов сознания и традиций (от семейных и устных до национально-государственных и историографических) занимает важное место в различных концепциях надындивидуальной (коллективной) памяти, в структуре которой каждое изменение стереотипа («образа прошлого») репрезентирует напряженность между старым и новым. Представления о прошлом неизменно определяются ценностными мерками настоящего, а лежащая в основании традиции память оказывается чувствительной к социальной ситуации и политическому моменту [Хаттон, 2004, c. 249, 255]. Обращение же к памяти, «вероятно, возникает только тогда, когда начинает ощущаться неадекватность объективно существующих опор данной традиции» [Мегилл, 2007, с. 149].
(5) Будь то шаманы, жрецы, барды, писатели или ученые – существенным моментом их статуса является специализация в сфере «производства», хранения и передачи культурной памяти.
(6) В культурной памяти прошлое «сворачивается в символические фигуры, к которым прикрепляется воспоминание» [Ассман, 2004, с. 54].
(7) См. также исследование Алейды Ассман о «рамках памяти» .
(8) Именно Я. Ассман обосновал задачи и возможности нового научного направления – «истории памяти» (Gedächtnisgeschichte), которая, в отличие от собственно истории, занимается не изучением прошлого как такового, а того прошлого, которое осталось в воспоминаниях – в традиции (историографической, литературной, иконографической и т. д.). И цель изучения «истории памяти» – не в том, чтобы вычленить из этой традиции «историческую правду», а в том, чтобы проанализировать саму традицию как феномен коллективной или культурной памяти. См.: [Эксле, 2001].
87 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Коллективная память в трудах М. Хальбвакса, а позже в работах Пьера Нора и его единомышленников [Нора, 1999] (9), соотносится с пониманием публичной памяти – «социального продукта, возникшего в результате селекции, интерпретации и определенного искажения (погрешности) относительно фактов прошлого» [Брагина, 2007, c. 229], а также с официальной памятью как продуктом манипулирования власти. Поль Рикёр, исходя из возможности «связать явные злоупотребления памятью с последствиями искажения, имеющими место на феноменальном уровне идеологии», развивает эту посылку следующим образом: «На этом очевидном уровне навязанная память подкрепляется самой “дозволенной” историей – историей официальной, историей прирученной и публично восславленной. На деле практикуемая память – это, если иметь в виду институциональный план, память которой обучили; принудительное запоминание, таким образом, действует в интересах вспоминания событий общей истории, признанных основополагающими для общей идентичности (курсив мой. – Л.Р.)» [Рикёр, 2004, с. 125].
Рассматривая проблематику соотношения между индивидуальной и коллективной памятью в контексте трансцендентальной феноменологии Э. Гуссерля, П. Рикёр поставил вопрос: «позволяет ли распространение трансцендентального идеализма на сферу интерсубъективности открыть путь к феноменологии совместной памяти?» [Рикёр, 2004, с. 165]. И отвечал на этот вопрос целой серией вопросов: «чтобы прийти к понятию совместного опыта, надо ли начинать с идеи “собственного”, затем переходить к опыту другого и потом совершать третью операцию, названную коммунитаризацией субъективного опыта? Действительно ли эта цепочка необратима?.. У меня нет на это ответа... Существует такой момент, когда надо переходить от “я” к “мы”. Но не является ли этот момент изначальным, новой исходной точкой?» [Рикёр, 2004, с. 166–167]. П. Рикёр делает вывод о том, что, перенося на интерсубъективность всю тяжесть конституирования коллективных сущностей, важно только никогда не забывать, что лишь по аналогии с индивидуальным сознанием и памятью и по отношению к ним можно видеть в коллективной памяти средоточие следов, оставленных событиями (курсив мой. – Л.Р.), сказывающимися на ходе истории соответствующих групп, и что за этой памятью следует признать способность обращения к общим воспоминаниям в случае празднеств, ритуалов, публичных торжеств. Если признается законным перенос по аналогии, ничто не запрещает нам считать высшие интерсубъективные сообщества субъектом присущих им воспоминаний…» [Рикёр, 2004, с. 167–168].
Проанализировав вслед за этим широко обсуждаемую концепцию коллективной памяти М. Хальбвакса, Рикёр приходит к «негативному заключению»: «ни феноменология индивидуальной памяти, ни социология коллективной памяти не могут иметь под собой прочных оснований, если каждая из них соответственно считает справедливым только один из противоположных тезисов», и вполне резонно
(9) Об обсуждении в этой связи проблематики исторического события см.: [Чеканцева, 2014].
88 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
предлагает «исследовать возможности взаимодополнительности, содержащиеся в обоих антагонистических по отношению друг к другу подходах...» [Рикёр, 2004, с. 174]. В поисках такой сферы, где оба дискурса могли бы найти точки соприкосновения, он обращается к феноменологии социальной реальности, делая акцент «на формировании социальной связи в рамках отношений взаимодействия и идентичности, созданной на этой основе» [Рикёр, 2004, с. 183], и перенося дискуссию на границу между коллективной памятью и историей. По мнению философа, именно история может предложить «схемы опосредования между крайними полюсами индивидуальной и коллективной памяти» [Рикёр, 2004, с. 184]. Рикёр сделал также и чрезвычайно продуктивное предположение о существовании «между двумя полюсами – индивидуальной и коллективной памятью – промежуточного плана референции, где конкретно осуществляется взаимодействие между живой памятью индивидуальных личностей и публичной памятью сообществ, к которым мы принадлежим», а именно: план динамических отношений с близкими, располагающимися на разных дистанциях между «я» и другими. В этой коммуникации и обнаруживается соотношение индивидуальной и коллективной памяти.
Источники и каналы формирования исторической памяти разнообразны, они, разумеется, не ограничиваются межличностным общением, воздействием социальной среды и «культурным запасом». Она включает мощный пласт личностных восприятий, переживаний и представлений, индивидуальных интерпретаций опыта относительно недавнего прошлого (прежде всего на событийном уровне), составляя основу «живой памяти» индивида. При этом надо учитывать множественность индивидуальных историй: каждый отдельно взятый человек «в какой-то момент своей жизни со всей определенностью осознает, что он историчен, что его собственная история тесно связана с историей той группы, в которой он жил и живет» [Эксле, 2004, с. 88].
В российском социально-гуманитарном пространстве мемориально-исторические исследования также приобрели большую популярность (10). В целом, разнообразный материал сложившегося на сегодняшний день весьма представительного корпуса «мемориальных исследований» красноречиво свидетельствует о самой тесной связи восприятия исторических событий, самого образа прошлого и отношения к нему – с явлениями социальными (в широком смысле этого слова). Появилось немало интересных конкретных исследований в этой области, нацеленных главным образом на описание социально и культурно дифференцированных символических «образов прошлого», или комплексов обыденных (массовых) представлений о прошлом («картины» прошлого, по аналогии с ментальной «картиной мира» и в качестве одной из базовых составляющих последней). Между тем проблема соотношения мировоззренческого, ценностного, психологического и прагматического аспектов формирования, реорганизации и трансформации образов прошлого
(10) 0 Подробно об этом см.: [Леонтьева, 2015; Леонтьева, Репина, 2015].
89 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
является в этих исследованиях маргинальной или вовсе остается за кадром. В этом плане стоит обратить внимание на аргументы, приведенные А.А. Линченко в предпринятом им философско-историческом анализе исторического сознания [Линченко, 2014]. Рассматривая социальную память и историческое сознание как «динамичные системы, представляющие собой не только непосредственные знания о прошлом, но и постоянные процессы их реконфигурации, зависящие от контекста социальной среды и деятельности, полей и средств передачи памяти», автор напоминает о том, что «было бы ошибкой однозначно разводить социальную память и историческое сознание по линии “рациональное – иррациональное”», поскольку в них присутствуют, хотя и в разной мере, и то, и другое [Линченко, 2014, c. 199].
Как правило, задача комплексного анализа рациональной, ментальной и эмоциональной составляющих того или иного «образа прошлого» и их относительной роли в его формировании даже не ставится, хотя все эти компоненты «социального конструирования исторической преемственности» или, напротив, «исторического дисконтинуитета» требуют внимания не только философов и социологов, но и историков.
«Реконструкция» представлений об общем прошлом в любой данный момент предстает как отражение не столько имевших некогда место реальных событий, сколько нужд и потребностей общества в настоящем. Концептуализация прошлого в форме социальных стереотипов, складывающихся в результате коммуникаций между людьми, определяет и возможности манипуляции индивидуальными «воспоминаниями» со стороны властных институтов, даже с учетом того, что рядом с культурно-историческими символами и социальными стереотипами «коллективной памяти» могут существовать противоречащие им личные убеждения и конкурентные версии прошлого .
Сегодня историки особенно активно изучают различные аспекты «использования прошлого», а «историческая память» главным образом связывается с понятием «политика памяти», или «историческая политика», с анализом (в case studies разноуровневой локализации) роли политического заказа в формировании и закреплении конкретных знаний о прошлом для обеспечения определенных социально-политических задач. В этой связи Харальд Вельцер представил память как «арену политической борьбы» [Вельцер, 2005].
Гораздо меньше внимания уделяется другой ключевой проблеме. Речь идет о многоуровневом характере индивидуальной памяти, которая включает в себя персональный, социокультурный и исторический планы и наряду с собственным жизненным опытом индивида подразумевает приобщение к опыту социальному и его присвоение, в результате чего отдаленные в пространстве и времени «факты» – события истории включаются в индивидуальное сознание (11), а посредством
(11) Обращаясь к этой проблеме в несколько иной методологической перспективе, Ю.М. Лотман заметил:
90 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
фиксации, переработки, распространения и трансляции приобретенного социального опыта обеспечивается связь между поколениями, при том что в результате смены генераций изменяется содержание коллективной памяти. Особое значение имеет сопоставление воспоминаний о крупных исторических событиях: а) «первого поколения», пережившего события в сознательном возрасте; б) «второго поколения» («отцов» и «детей» в буквальном или фигуральном смысле) и в) «третьего поколения»; т.е. памяти смежных поколений, по-разному воспринимающих и оценивающих одни и те же события. При всей условности выражение «память поколения» имеет содержательную сторону, отражающую некую общность культурно-исторического опыта, организованную вокруг ключевого для этого поколения события [Нуркова, 2001, с. 22–23].
И все же важнейшим, на мой взгляд, остается вопрос о динамике памяти о социальном прошлом как содержательной стороне исторического сознания, поскольку исследователей интересует не только актуальное его содержание, но и сам процесс происходящих изменений (идет ли речь о механизмах формирования индивидуальной или коллективной памяти) (12).
С точки зрения семиотики, именно пространство культуры определяется как пространство общей (и притом внутренне разнообразной) памяти, единство которой обеспечивается, прежде всего, наличием некоторой совокупности константных текстов. О том или ином событии помнят только тогда, когда оно размещается в концептуальных структурах, определенных сообществом. Н.Г. Брагина в книге «Память в языке и культуре», представляя память как самоорганизующуюся и самонастраивающуюся систему функционирования фрагментов личного и социального прошлого [Брагина, 2007, с. 159], справедливо отметила, что «введение памяти в социальный контекст способствовало появлению нового метафорического значения слова». Переводя методологию и метаязык историков и философов на язык лингвистики, она провела аналогию исследования разных типов коллективной памяти с «лингвистическим анализом внутренней формы языковых единиц, их этимологии, процессов метафоризации, реконструкции образного основания фразеологизмов» [Брагина, 2007, с. 237]. Изучив формы и способы употребления концепта память в разных типах дискурса, Н.Г. Брагина выделила различия между личной и коллективной (как не являющейся личной) памятью, а также между коллективной (как относящейся к разным социальным группам) и общественной памятью (соотносимой с народной памятью и связанной в первую очередь с коммеморативными
«Подобно тому, как индивидуальное сознание обладает своими механизмами памяти, коллективное сознание, обнаруживая потребность фиксировать нечто общее для всего коллектива, создает механизмы коллективной памяти» [Лотман, 1996, с. 344–345].
(12) Ср.: «…сознание является одновременно историческим, потому что оно формируется за счет прошлого, и совершенно актуальным, ибо оно ежемоментно неотвратимо изменяется. Здесь нет прежних и еще более ранних слоев, так как память не носит характера резервуара, хранящего воспоминания в ненарушенном состоянии, но является активным элементом сознания, извлекающим опыт прошлого из самой что ни на есть актуальной перспективы и исключительно для текущих потребностей» [Вернер, 2007, с. 45].
91 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
практиками). Таким образом, понятие коллективной памяти употребляется в двух разных значениях.
В общем, прошлое как бы делится на два потока: уникальное прошлое Я (биографическое прошлое) и прошлое Мы (историческое прошлое группы). С другой стороны, современной гуманитарной науке свойственно внимание к культуре как к контексту, способу и результату человеческой жизнедеятельности (по принципу «нет человека вне культуры и культуры вне деятельности»). В оригинальной концепции В.В. Нурковой, системно представляющей взаимосвязь структурно-функциональных характеристик автобиографической памяти с закономерностями развития и регуляции культуры, особое внимание уделено репрезентации и актуализации социально-исторического прошлого в индивидуальных воспоминаниях о событиях [Нуркова, 2008; 2009]. В.В. Нуркова исследовала, как самосознание личности приобретает историческое измерение в соотношении с общезначимыми событиями, описала роль и функционирование исторического компонента в индивидуальной автобиографической памяти, которая укоренена в культурных формах поведения, разделяемых людьми и опосредованных специфическими символическими системами и практиками и представляет собой сплав социокультурных и индивидуально-личностных смыслов. Речь идет о наличии в автобиографической памяти присвоенного исторического опыта предшествующих поколений, а также о том, что «механизм перехода от обладания семантическим историческим знанием к активному формированию исторической памяти в статусе живого опыта заключается в создании условий для деятельностного присвоения исторического знания (курсив мой. – Л.Р.)» [Нуркова, 2009, с. 33].
Выдвинутая и проработанная В.В. Нурковой гипотеза о качественно различных психологических позициях субъекта – носителя исторической памяти по отношению к тому или иному историческому событию («Участник», «Очевидец», «Современник», «Наследник») [Нуркова, 2009, с. 32] способна обогатить исследовательский арсенал исторического исследования сразу в нескольких направлениях. Во-первых, с учетом выделенных моделей могут быть расширены возможности источниковедческого анализа разнообразных и зачастую фрагментарных автобиографических нарративов, жанровая типология которых не исчерпывается полномасштабными автобиографическими литературными памятниками. Во-вторых, выявленные автором различные механизмы включения исторически значимых событий в индивидуальную историческую память и их переживания как фактов личной биографии позволяют яснее представить возможные критерии достоверности исторических сведений и роль исторического контекста в используемых историками разноуровневых текстах автобиографического характера: от так называемых «модельных» (или «канонических») до вполне рядовых. Наконец, чрезвычайно важными для собственно историко-мемориальных и историографических исследований представляются проведенные эксперименты и развернутые наблюдения В.В. Нурковой относительно особенностей переживания исторических событий отдаленного и недавнего прошлого с позиции «Наследника», имеющие равную ценность как с точки зрения изучения индивидуальной, так и коллективной (социальной) исторической памяти.
92 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Развернутое обоснование и теоретическую разработку синтетического подхода можно найти в работах А.И. Макарова, который специально исследовал феномен надындивидуальной (трансперсональной) памяти и историю его концептуализации [Макаров, 2009] . Термин «надындивидуальная память» обладает более широким объемом, чем понятие «культурная память» или «коллективная память»: в его содержании «объединяются социальный, культурный и историко-генетический аспекты внешнего контроля над сознанием индивида» [Макаров, 2009, с. 9]. Это понятие к тому же прямо указывает на дихотомию индивидуальное /надындивидуальное, которая является центральной для концептуализации проблемы памяти. Следуя концепциям М.М. Бахтина и Ю.М. Лотмана, А.И. Макаров утверждает, что «память личности человека шире его индивидуальной памяти»: «Сознание и память индивида не находятся в изоляции от знаний, которыми обладают или когда-то обладали другие люди. Благодаря общению между людьми и традиции как коммуникации между поколениями, знания способны накапливаться и храниться. Это – бесценный запас всеобщего опыта. Рождаясь, входя в общение с Другими, погружаясь в язык, человек становится проводником знания (образов, понятий, схематизмов мышления), накопленного его референтной группой… Если же допустить, что человеческие сообщества тоже способны вступать в обмен знаниями с другими группами, то групповая память вливается в некую общегрупповую надындивидуальную память» [Макаров, 2009, с. 10]. Речь идет о социальной обусловленности механизмов восприятия и осмысления действительности, что и придает сознанию и памяти надындивидуальное измерение. Сам же феномен социальности в контексте надындивидуальной памяти неразрывно связан, по Макарову, с коммуникативной функцией культуры [Макаров, 2009, с. 25], в символической среде которой происходит передача информации и, благодаря языку, возникает «поле единого, общепонятного и поэтому передаваемого от поколения к поколению опыта» [Макаров, 2009, с. 40]. Надындивидуальная память, выполняя социально-интегративную функцию, «выступает обязательным условием конституирования семиотической реальности… символами синхронных (между современниками) и диахронных (между предками и потомками) связей между людьми» [Макаров, 2009, с. 44] .
А.И. Макаров справедливо подчеркивает, что знание о надындивидуальном измерении памяти становится всё более и более значимым для человечества,
(13) А.И. Макаров рассматривает перипетии концептуализации феномена памяти в более широком интеллектуальном контексте: он подчеркивает, что сегодня благодаря психологическим теориям более известна идея о том, что память принадлежит индивиду, но обращает внимание на то, что эта идея появилась в европейской культуре только в XVII в., и лишь очень постепенно в науке монопольно утвердился индивидуалистический психофизиологический подход к изучению памяти.
(14) В свое время весьма образно представил эту диахронную символическую связь У. Уорнер: «В известном смысле человеческая культура есть символическая организация сохраняемых памятью переживаний мертвого прошлого, по-новому ощущаемых и понимаемых здравствующими членами коллектива. Присущая человеку личная смертность и относительное бессмертие нашего биологического вида превращают подавляющую часть нашей коммуникации и коллективной деятельности, в самом широком смысле, в грандиозный обмен между живыми и мертвыми» [Уорнер, 2000. С. 8].
93 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
вследствие увеличения искусственного слоя окружающей человека среды, что привело к тому, что память всё больше стала зависеть не от природы, а от информационной среды, от культуры социума. Ныне технический прогресс обеспечивает каждому члену общества память, которой никто никогда не был наделен лично [Макаров, 2010, с. 36; см. также Макаров, 2007].
Напомним, кстати, что, объясняя современный всплеск интереса к памяти, Я. Ассман выделял в качестве одного из важных факторов появление искусственной памяти – новых электронных средств внешнего хранения информации [Ассман, 2004, с. 11]. В когнитивистике «память» обозначает способность кодировать, хранить и воспроизводить информацию. Информационно-кибернетический подход поставил задачу создания новой эпистемологии, в которой все психические процессы отождествляются с обработкой разумом информационных потоков [Бейтсон, 2000, с. 259].
Сопоставив авторитетные социально- и культурно-ориентированные трактовки феномена памяти, получившие широкое освещение в научной литературе, с концептуальными разработками российских ученых в области философии, психологии, филологии, культурологии, можно сделать следующие выводы.
Конфликт между двумя основными типами концептуализации феномена надындивидуальной памяти (либо как пространства общего социального опыта, имеющего трансцендентную природу, либо как конструкта индивидуального сознания, порождаемого прагматическими потребностями той референтной группы, к которой принадлежит индивид) переводится в комбинацию двух комплементарных тенденций, отражающих диалектические моменты процесса социализации личности: «тенденции на интериоризацию коллективной памяти индивидуальным сознанием и тенденции на экстериоризацию индивидуальной памяти в обществе» [Макаров, 2009, с. 188].
К сожалению, как мне представляется, в «историографии памяти» пока не удалось выразительно показать развитие этих тенденций на конкретном материале, предметно раскрыть диалектику формирования и деконструкции образов прошлого в индивидуальной и культурной памяти, мифологизации и демифологизации событий, героев и явлений прошлого, причем не только в массовых представлениях, но и в профессиональном сознании, в исторической культуре той или иной общности, страны или эпохи. Также не удалось в полной мере реализовать эвристический потенциал установки на анализ «образов-воспоминаний», образов исторических событий, всего арсенала символов исторической памяти как особой формы познания прошлого. Речь идет, в частности, о двух уровнях «истории памяти»: с одной стороны, как познания объектов, а с другой – как рефлексии относительно условий этого познания (15).
(15) Эта «ипостась» культурной памяти была в свое время особо отмечена О.Г. Эксле в его анализе концепции Я. Ассмана: «Ведь “культурная память” не только предмет познания: и в науке и за ее пределами – “в жизни” – она одновременно еще и форма познания» [Эксле, 2001, с. 180].
94 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Нельзя не согласиться с тем, что, память «черпает силу в тех чувствах, которые она пробуждает. История же требует доводов и доказательств» [Про, 2000, с. 319]. Однако социальная память не только обеспечивает набор категорий, посредством которых члены данной группы неосознанно ориентируются в своем окружении, она является также источником знания, дающим материал для сознательной рефлексии и интерпретации транслируемых образов прошлого в исторической мысли и профессиональном историческом знании. При этом, несмотря на целую цепь опосредований (прояснение концептов и аргументов, определение спорных положений, отбрасывание готовых решений и пр.) «память остается матрицей для истории, даже когда история превращает ее в один из своих объектов» [Рикёр, 2002, с. 41].
Рассматривая в прагматическом ключе механизмы сохранения и передачи исторической памяти, социальное бытование представлений о прошлом и «нарративов идентичности», нельзя забывать о когнитивной роли исторической памяти, что предполагает принципиальную исследовательскую установку на синтез прагматического и когнитивного подходов к ее изучению.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Артог Ф. Порядок времени, режимы историчности // Неприкосновенный запас. 2008. № 3(59). С. 19–38.
Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. М., 2000. 476 с.
Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М.: Языки славянских культур, 2007. 520 с.
Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук // Соч. в 2 т. М.: «Мысль», 1977–1978.
Вельцер Х. История, память и современность прошлого. Память как арена политической борьбы // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2005. № 2–3(40–41). С. 28–35.
Вернер В. Какое сознание имеет исторический характер // История и современность. 2007. № 2. С. 26–60.
Гири П. История в роли памяти? // Диалог со временем. 2005. Вып. 14. С. 106–120.
Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / под ред. Г.С. Батыгина и Л.А. Козловой; вступ. ст. Г.С. Батыгина. М.: Институт социологии РАН, 2003. 752 c.
Кризисы переломных эпох в исторической памяти / под ред. Л.П. Репиной. М.: ИВИ РАН, 2011. 336 с.
Леонтьева О.Б. «Мемориальный поворот» в современной российской исторической науке // Диалог со временем. 2015. Вып. 50. С. 59–96.
Леонтьева О.Б., Репина Л.П. Образы прошлого, мемориальная парадигма и «историография памяти» в современной России // Электронный научно-
95 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
образовательный журнал «История». 2015. T. 6. Вып. 9(42). URL: http://history.jes.su/s207987840001259-3-1 (дата обращения: 11.01.2016).
Линченко А.А. Целостность исторического сознания: вопросы истории и методологии. Воронеж: Воронежский государственный педагогический университет, 2014. 248 с.
Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек – текст – семиосфера – история. М.: Языки русской культуры, 1996. 464 с.
Макаров А.И. Феномен надындивидуальной памяти (образы – концепты – рефлексия). Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2009. 216 с.
Макаров А.И. Феномен надындивидуальной памяти: стратегии концептуализации и онтологический статус: автореф. дис. … д. философ. н. СПб., 2010. 38 с.
Макаров А.И. Образ Другого как образ памяти (Методологические аспекты проблемы репрезентации прошлого) // Диалог со временем. 2007. Вып. 18. С. 6–18.
Мегилл А. Историческая эпистемология. М.: «Канон+», 2007. 480 с.
Нора П. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти // Франция – память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок; пер. с фр. Д. Хапаевой. СПб: Изд-во С.-Петербург. ун-та, 1999. С. 17–51.
Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 2–3(40–41). С. 202–208.
Нуркова В.В. Анализ феноменов автобиографической памяти с позиций культурно-исторического подхода // Культурно-историческая психология. 2008. № 1. С. 17–25.
Нуркова В.В. Историческое событие как факт автобиографической памяти // Воображаемое прошлое Америки. История как культурный конструкт. М., 2001. С. 20–34.
Нуркова В.В. Культурно-исторический подход к автобиографической памяти: автореф. дис. … д-ра психолог. наук. М.: МГУ, 2009. 50 с.
Про А. Двенадцать уроков по истории. М.: Изд-во РГГУ, 2000. 336 с.
Репина Л.П. Социальные кризисы и катаклизмы в исторической памяти: теория и практика исследований // Труды Отделения историко-филологических наук РАН. 2008–2013 год. М.: Наука, 2014. С. 206–231.
Репина Л.П. Темпоральные характеристики исторического сознания (о динамическом компоненте «истории памяти» // Диалог со временем. 2014. Вып. 49. С. 28–43.
Рикёр П. Историописание и репрезентация прошлого // «Анналы» на рубеже веков. Антология. М.: XXI век; Согласие, 2002. С. 23–41.
Рикёр П. Память, история, забвение. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. 728 с.
Рюзен Й. Кризис, травма и идентичность // Цепь времен: проблемы исторического сознания / отв. ред. Л.П. Репина. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 38–62.
Уорнер У. Живые и мертвые. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. 666 с.
Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. 348 с.
Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: «Владимир Даль», 2004. 424 с.
Чеканцева З.А. Между Сфинксом и Фениксом: историческое событие в контексте рефлексивного поворота по-французски // Диалог со временем. 2014. Вып. 48. С. 16–30.
Эксле О.Г. Историческая наука в постоянно меняющемся мире // Диалог со временем. 2004. Вып. 11. С. 84–110.
96 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма // Одиссей. Человек в истории – 2001. М.: Наука, 2001. С. 176–198.
Benjamin W. Über den Begriff der Geschichte // Gesammelte Schriften. 7 Bände. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1974–1989.
Gedi N., Elam Y. Collective memory – What is it? // History and Memory. 1996. Vol. 8. No. 1. P. 30–50.
Hartog F. Régimes d’historicité. Présentisme et expériences du temps. P.: Seuil, 2003. 260 p.
Lavabre M.-C. Usages et mésusages de la notion de la mémoire // Critique Internationale. 2000. Vol. 7. P. 48–57.
Zerubavel E. Time Maps. Collective Memory and the Social Shape of the Past. Chicago: University of Chicago Press, 2003. 180 p.
REFERENCES
Hartog F. Poryadok vremeni, rezhimy istorichnosti , in Neprikosnovennyi zapas. 2008. № 3(59). P. 19–38. (in Russian).
Assman J. Kul’turnaya pamyat’. Pis’mo, pamyat’ o proshlom i politicheskaya identichnost’ v vysokikh kul’turakh drevnosti . Moscow: Yazyki slavyanskoi kul’tury, 2004. 368 p. (in Russian).
Bateson G. Ekologiya razuma. Izbrannye stat’i po antropologii, psikhiatrii i epistemologii . Moscow, 2000. 476 p. (in Russian).
Bragina N.G. Pamyat’ v yazyke i kul’ture . Moscow: Yazyki slavyanskikh kul’tur, 2007. 520 p. (in Russian).
Bacon F. O dostoinstve i priumnozhenii nauk , in Sochineniya v. 2 t. Moscow: “Mysl”, 1977–1978 (in Russian).
Welzer H. Istoriya, pamyat’ i sovremennost’ proshlogo. Pamyat’ kak arena politicheskoi bor’by , in Neprikosnovennyi zapas. Debaty o politike i kul’ture. 2005. № 2–3(40–41). P. 28–35 (in Russian).
Werner W. Kakoe soznanie imeet istoricheskii kharakter , in Istoriya i sovremennost". 2007. № 2. P. 26–60 (in Russian).
Geary P. Istoriya v roli pamyati? , in Dialog so vremenem. 2005. Vol. 14. P. 106–120 (in Russian).
Goffman E. Analiz freimov: esse ob organizatsii povsednevnogo opyta / pod red. G.S. Batygina i L.A. Kozlovoi; vstup. stat’ya G.S. Batygina. Moscow: Institut sotsiologii RAN, 2003. 752 p.
Krizisy perelomnykh epokh v istoricheskoi pamyati / pod red. L.P. Repinoi. Moscow: IVI RAN, 2011. 336 p.
97 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Leont’eva O.B. “Memorial’nyi povorot” v sovremennoi rossiiskoi istoricheskoi nauke [“Memorial turn” in the contemporary Russian historical science], in Dialog so vremenem. 2015. Vol. 50. P. 59–96.
Leont’eva O.B., Repina L.P. Obrazy proshlogo, memorial’naya paradigma i “istoriografiya pamyati” v sovremennoi Rossii , in Elektronnyi nauchno-obrazovatel’nyi zhurnal «Istoriya». 2015. Vol. 6. Issue 9(42). Available at: http://history.jes.su/s207987840001259-3-1 (accessed 11 January 2016) (in Russian).
Linchenko A.A. Tselostnost’ istoricheskogo soznaniya: voprosy istorii i metodologii . Voronezh: Voronezhskii gosudarstvennyi pedagogicheskii universitet, 2014. 248 p. (in Russian).
Lotman Yu.M. Vnutri myslyashchikh mirov: Chelovek – tekst – semiosfera – istoriya . Moscow: Yazyki russkoi kul’tury, 1996. 464 p. (in Russian).
Makarov A.I. Fenomen nadyndividual’noi pamyati (obrazy – kontsepty – refleksiya) . Volgograd: Izd-vo VolGU, 2009. 216 p. (in Russian).
Makarov A.I. Fenomen nadyndividual"noi pamyati: strategii kontseptualizatsii i ontologicheskii status . Avtoref. diss. d. filosof. n. St-Petersburg, 2010. 38 p. (in Russian).
Makarov A.I. Obraz Drugogo kak obraz pamyati (Metodologicheskie aspekty problemy reprezentatsii proshlogo) , in Dialog so vremenem. 2007. Vol. 18. P. 6–18 (in Russian).
Megill A. Istoricheskaya epistemologiya Moscow: “Kanon+”, 2007. 480 p. (in Russian).
Nora P. Vsemirnoe torzhestvo pamyati , in Neprikosnovennyi zapas. 2005. № 2–3(40–41). P. 202–208 (in Russian).
Nora P. Mezhdu pamyat’yu i istoriei. Problematika mest pamyati , in Frantsiya – pamyat’ / P. Nora, M. Ozuf, Zh. de Pyuimezh, M. Vinok; per. s fr. D. Khapaevoi. St-Petersburg: Izd-vo S.-Peterburg. un-ta, 1999. P. 17–51 (in Russian).
Nurkova V.V. Analiz fenomenov avtobiograficheskoi pamyati s pozitsii kul’turno-istoricheskogo podkhoda , in Kul’turno-istoricheskaya psikhologiya. 2008. № 1. P. 17–25. (in Russian).
Nurkova V.V. Istoricheskoe sobytie kak fakt avtobiograficheskoi pamyati , in Voobrazhaemoe proshloe Ameriki. Istoriya kak kul’turnyi konstrukt. Moscow, 2001. P. 20–34 (in Russian).
Nurkova V.V. Kul’turno-istoricheskii podkhod k avtobiograficheskoi pamyati . Avtoref. diss. d. psikholog. n.). Moscow: MGU, 2009. 50 p. (in Russian).
Prost A. Dvenadtsat’ urokov po istorii . Moscow: Izd-vo RGGU, 2000. 336 p. (in Russian).
98 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Repina L.P. Sotsial’nye krizisy i kataklizmy v istoricheskoi pamyati: teoriya i praktika issledovanii , in Trudy Otdeleniya istoriko-filologicheskikh nauk RAN. 2008–2013 god. Moscow: Nauka, 2014. P. 206–231 (in Russian).
Repina L.P. Temporal’nye kharakteristiki istoricheskogo soznaniya (o dinamicheskom komponente «istorii pamyati» , in Dialog so vremenem. 2014. Vol. 49. P. 28–43 (in Russian).
Ricœur P. Istoriopisanie i reprezentatsiya proshlogo , in “Annaly” na rubezhe vekov. Antologiya. Moscow: XXI vek; Soglasie, 2002. P. 23–41. (in Russian).
Ricœur P. Pamyat’, istoriya, zabvenie . Moscow: Izdatel"stvo gumanitarnoi literatury, 2004. 728 p. (in Russian).
Rüsen J. Krizis, travma i identichnost’ , in Tsep’ vremen: problemy istoricheskogo soznaniya / otv. red. L.P. Repina. Moscow: IVI RAN, 2005. P. 38–62 (in Russian).
Warner W. Zhivye i mertvye . Moscow; St-Petersburg: Universitetskaya kniga, 2000. 666 p. (in Russian).
Halbwachs M. Sotsial’nye ramki pamyati . Moscow: Novoe izdatel’stvo, 2007. 348 p. (in Russian).
Hutton P. Istoriya kak iskusstvo pamyati . St-Petersburg: “Vladimir Dal”, 2004. 424 s. (in Russian).
Chekantseva Z.A. Mezhdu Sfinksom i Feniksom: istoricheskoe sobytie v kontekste refleksivnogo povorota po-frantsuzski , in Dialog so vremenem. 2014. Vol. 48. P. 16–30 (in Russian).
Eksle O.G. Istoricheskaya nauka v postoyanno menyayushchemsya mire , in Dialog so vremenem. 2004. Vol. 11. P. 84–110 (in Russian).
Eksle O.G. Kul’turnaya pamyat’ pod vozdeistviem istorizma , in Odissei. Chelovek v istorii – 2001. Moscow: “Nauka”, 2001. P. 176–198 (in Russian).
Assman A. Erinnerungsräume: Formen und Wandlungen des kulturellen Gedächtnisses. München: C.H. Beck, 1999. 424 s.
Benjamin W. Über den Begriff der Geschichte, in Gesammelte Schriften. 7 Bände. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1974–1989.
Gedi N., Elam Y. Collective memory – What is it? in History and Memory. 1996. Vol. 8. No. 1. P. 30–50.
Halbwachs M. La mémoire collective. Paris: PUF, 1950. 204 p.
Hartog F. Régimes d’historicité. Présentisme et expériences du temps. Paris: Seuil, 2003. 260 p.
Lavabre M.-C. Usages et mésusages de la notion de la mémoire, in Critique Internationale. 2000. Vol. 7. P. 48–57.
Warburg A.M. Ausgewählte Schriften und Würdigungen. Baden-Baden: Verlag V. Koerner, 1980. 619 S.
99 НОВОЕ ПРОШЛОЕ THE NEW PAST №1 2016
Zerubavel E. Social Mindscapes: An Invitation to Cognitive Sociology. Cambridge (MA): Harvard University Press, 1997. 176 p.
Zerubavel E. Time Maps. Collective Memory and the Social Shape of the Past. Chicago: University of Chicago Press, 2003. 180 p.
Историческая память
Столярчук Ольга Святославовна,
преподаватель Национального технического университета Украины «Киевского политехнического института».
В центре современной науки находятся дискуссионные проблемы, требующие своего осмысления и переосмысления в новой парадигме. Такой является проблема исторической памяти, которая значима онтологически, гносеологически и аксиологически. На исходе ХХ века наряду с понятиями историческое знание и историческое сознание появляется концепт историческая память и интерпретируется по разному: как способ сохранения и трансляции прошлого в эпоху утраты традиции, как индивидуальная память о прошлом, как коллективная память о прошлом, как социальная память о прошлом и, наконец, просто как синоним исторического сознания. Историческая память воспроизводит непрерывность и преемственность социального бытия. Содержания памяти составляет прошлое, но без него невозможно мышления в настоящем, прошлое – это глубинная основа актуального процесса сознания. Массовые представления о прошлом сохраняются до тех пор, пока оно служит потребностям настоящего. Тяга к историческому знанию значительна. Изучение проблематики памяти мы находим в работах таких философов как: Платон, Аристотель, Плотин, А.Августин, Г.Гоббе, Д.Локк, И.Кант, Г.В.Гегель, К.Маркс, Ф.Ницше, М.Хайдеггер, П.Рикер, Н.А.Бердяев, М.Лопатин, В.Соловьев, П.А.Флоренский.
Интерес к прошлому продиктован желанием знать правду о прошлом, стремлением расширить кругозор, потребностью понять и узнать корни своей страны, своего народа, стремлением найти ответ на злободневные вопросы.
Основателем теории исторической памяти считается Морис Хальбвакс, сущность его гипотезы в том, что история и историческая память во многих отношениях противоположны: история обычно начинается в тот момент, когда заканчивается традиция, когда затухает или распадается социальная память. Пока воспоминание продолжает существовать, нет необходимости фиксировать его письменно, да и вообще как-то фиксировать. Поэтому потребность написать историю того или иного периода, общества и даже человека возникает только тогда, когда они ушли так далеко в прошлое, что у нас мало шансов найти вокруг себя много свидетелей, сохраняющих о них какое-либо воспоминание».[ 6]
Для Аристотеля память – это память о прошлом «память не есть ни ощущение, ни постижение, но – приобретенное свойство или состояние чего-то из них по прошествии времени. О настоящем же в момент настоящего нельзя помнить,… но настоящее постигается ощущением, будущее – предвидением, а прошедшее – памятью. Значит, любая память – вместе со временем» . По Платону, познание в конечном счете оказывается припоминанием .
Историческая память обладает особенностью удерживать в сознании людей основные исторические события прошлого вплоть до превращения исторического знания в различные формы мировоззренческого восприятия прошлого опыта, его фиксации в легендах, сказках, преданиях, содержит знание о битвах, судьбоносных событиях, жизни и деятельности деятелей политики, науки, техники и искусства. Можно говорить, что историческая память есть в какой-то мере сфокусированное сознание, которое отражает значимость и актуальность информации о прошлом в тесной связи с настоящим и будущим. Она является выражением процесса организации, сохранения и воспроизводства прошлого опыта народа, страны, государства для возможного его использования в деятельности людей или для возвращения его влияния в сферу общественного сознания, это «важнейшая составляющая самоидентификации индивида, социальной группы и общества в целом, ибо разделение оживляемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для конституирования и интеграции социальных групп в настоящем» .
Использование термина память для верификации истории абсолютно законно. Но вопрос состоит в том, каково должно быть отношения историка к этим историческим «воспоминанием». Историческая память или, более точно, наррация прошлого, может служить историку свидетельством того, что объективно произошло в прошлом, то есть того, что произошло в форме внешне наблюдаемых событий, а также быть свидетелем того, что произошло в форме внешне наблюдаемых событий, а также быть свидетелем того, каким образом пережили прошлое те люди, которые позже сделали запись своих воспоминаний. Историческое сознание порождается памятью о прошлом и становится мыслью, протянутой через цепь времен. Люди, как непосредственные носители исторического сознания, по-разному оценивают социальную память, являются его организующим началом. Они что-то выделяют как важное, забывают то, что не хотят помнить, устремляют взгляд в будущее с оптимизмом или отчаянием. Это невозможно объяснить только исходя из принципа историзма, но историческое сознание является двигателем выбора развития. В точках бифуркации, например, в годы острой нестабильности даже субъективные факторы меняют историческое сознание, которое заново перестраивает понимание социальной памяти. Можно сказать, что связь между социальной памятью и историческим сознанием заключается в том, что историческое сознание опирается на память, на будучи творческим началом, на ее основе создает свое понимание действительности. Со временем и сама мысль об истории становится памятью, тем самым происходит ее постоянное развитие. «Историческая память, как способ опознания «исторического», неразрывно связана с историческим преданием, вне его не существует и исторической памяти» .
Память – создательница прошлого, и ее историческая способность – находится во времени. Лишь благодаря познанию прошлого человек в состоянии различать, что для него возможно, а что невозможно. Лишь тот, кто знает, как развивался народ, способен определить, что будет ему полезно в будущем. Нужно искать истину – род заблуждения, которое трудно опровергнуть. Прошлое дано нам в качестве следов, то есть того наследия, о котором следует помнить.
Историческая память обретает форму знания в исторической науке. Можно на конкретных примерах продемонстрировать разные измерения истории как «истории памяти». Центральный момент в таких исследованиях – рефлексия историков о времени, в котором они живут и о том, как оно влияет на образы прошлого. Особенно интересной «история памяти» становится там, где мы попадаем на след исторической памяти, т.е. исторических ориентиров, что выражается в различных истолкованиях и оценках одних и тех же событий. Память сама по себе приковывает человека к прошлому, к традициям тех мертвых поколений, которые по выражению К.Маркса «тяготеют как кошмар над умами живых».
Для того, чтобы человек был способен раскрыть свое бытие в современном ему мире, не утрачивая связь с предшествующим, необходимо, чтобы он мог понимать смысл уже существующих артефактов. В течении всей жизни мы узнаем что-то новое и накапливаем информацию благодаря памяти. Память связывает прошлое субъекта с его настоящим и будущим и является важнейшим познавательным процессом. Объективные условия вызывают к жизни субъективный фактор, содержание которого определяется востребованными личностями. Но личности могут быть незаурядными и бездарными… От них зависит судьба объективных условий развития страны, а в конечном итоге судьба ее населения. Но в переломные периоды развития истории наиболее остро встает вопрос о смысле и цели существования всего общества. Историк пользуется непозволительными с точки зрения достоверности исследованиями, факты подгоняются для получения необходимого обоснования конечной цели или некоего положения вещей в настоящем. Мы понимаем и должны согласиться, что при периодических и неизбежных сменах политических режимов, властей меняются исторические оценки, проходит разрыв между прошлым и настоящим, а значит, препятствует объективному подходу в историческом познании. Можно утверждать, что события прошлого имеют ценность и значения, обоснованную основу лишь в контексте того времени, в котором они существовали, так как говорим о препятствиях объективного подхода в историческом познании, как условии истинности и правды. История, как говорил Ницше, «нужна нам для жизни и деятельности, а не для удобного уклонения от жизни и деятельности». Настоящее же, то есть бытие, не нуждается в памяти .
В определенном смысле, согласно М.Мамардашвили, прошлое является врагом мысли, ибо оно мешает понимать то, что есть на самом деле. Порой человеку и обществу необходимо очистить свое сознание от несовершенных идей и опытов с тем, чтобы заново осмыслить пройденное, пережитое. Об этом писал и Ф.Ницше в своей работе «О пользе и вреде истории». Однако подобное «очещения» не проходит без актуализации того, что уже было. Большой интерес в этом отношении для нас представляет позиция выдающегося философа ХХ века Карла Поппера о взаимодействии прошлого, настоящего и будущего. Им обосновано положение об ассиметричности прошлого и будущего, о том, что прошлое уже состоялось и мы не можем на него повлиять, разве что может измениться наше знание о нем. Однако наша жизнь и деятельность нацелены на возможность оказывать влияние на будущее. «Стрелы времени» так или иначе направлены в будущее.
Мы говорим о эпохе, схваченной в мысли человека, а также о душе культуры, которая зарождается в определенной ойкумене (заселенном пространстве), где складывается диалог человека и среды его обитания.
Вывод
Жизнь продолжается. Поиск истины не завершен. Будущее за той моделью общества, которая сохраняя историческую память, даст обществу и человеку выбирать способы и пути решения современных задач. На протяжении многих веков человек слишком мало действовал и слишком мало мыслил.
Аппеляция к историческому опыту в ходе политических дискуссий, полярность оценок исторических деятелей и событий, попытки кардинально изменить картину исторического прошлого в общественном сознании вызвали ожесточенные споры. Политика в области исторической памяти базируется на сознательной подгонке фактов исторического прошлого под задачи формирования национальной идентичности, а это не всегда совместимо с поиском истины, и, именно в историческом познании соблюсти это требование труднее всего.
В конечном счете от деятельности ныне живущих поколений зависит, станет ХХІ тысячелетие всемирной истории ее трагическим эпилогом или вдохновляющим прологом общечеловеческой солидарности. Думаю, в конечном счете в обозримой перспективе будущее человечества – это дальнейшее восхождение реального исторического процесса на новые ступени в развитии общества. Это поступательное движение не может быть ни простым продолжением настоящего, ни циклическим повторением прошлого, ибо в своей основе этот процесс означает становление совершенно нового, беспрецедентного в истории демократического общества, которое ориентируется на вековые идеалы человечества.
Литература
1.Аристотель. О памяти и припоминании // Вопросы философии. – 2004. - №7.
2.Бердяев Н.А. Смысл истории. М., гл.1.
3.Бодрияр Ж. Система вещей: Пер.с фр. Пролегомены к истории.- 375.
4.Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Избр. соч.: в 9 т./ К.Маркс, Ф.Энгельс. Т.4 с.5.
5. Мамардашвили М. Картезианские размышления. – М., 1993 с.31.
6.Морис Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас 2005. №2-3 с.22.
7.Ницше Ф. О. О пользе и вреде истории для жизни С.159.
8.Панарин А.С. Народ без элиты. М., 2006. с.193.
9.Платон. Te emem / Платон // Собр. соч. // в 4 т. М., 1993. – Т.2.- с.25.
10.Л.П.Репина История и память. М., 2006 с.23-24.
Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 6 (361). История. Вып. 63. С. 132-137.
О. О. Дмитриева
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ И МЕХАНИЗМЫ ЕЕ ФОРМИРОВАНИЯ: АНАЛИЗ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКЕ
На основе изучения исследований отечественных ученых анализируется понятие "историческая память", выделяются его формы и классификация. Такие концепты, как "историческое сознание", "ком-меморация", "рекоммеморация", "образ прошлого", "места памяти", рассматриваются как механизмы формирования исторической памяти. При этом "рекоммеморация" анализируется как целенаправленный процесс забвения определенных исторических фактов. Сравниваются различные трактовки роли исторической памяти в процессе конструирования национальной идентичности. В статье рассмотрены научные взгляды зарубежных исследователей мемориальной тематики (М. Хальбвакс, П. Нора, А. Мегилл), а также влияние их концепций на взгляды отечественных ученых (Г. М. Агеева, В. Н. Бад-маев, М. А. Барг, Т. А. Булыгина, Т. Н. Кожемяко, Н. В. Гришина, И. Н. Горин, В. В. Меншиков, Ю. А. Левада, О. Б. Леонтьева, В. И. Мажовников, О. В. Морозов, М. В. Соколова, Л. П. Репина).
Ключевые слова: историческая память; историческое сознание; образ прошлого; коммеморация.
В конце XX - начале XXI в. в исторической науке большое внимание уделяется мемориальной проблематике, где в центре исследования не событие и дата, а формирование исторической памяти об этом событии и дате. «Интерес отечественных историков к проблеме исторической памяти объясняется актуальной для современной России повесткой дня, - отмечает О. В. Морозов, - обращение к исторической памяти обусловлено тем, что за двадцать с лишним лет российскому обществу так и не удалось определиться с нравственными ориентирами, идентичностью, а также подходами к оценке национального прошлого»1.
Несмотря на активный интерес исследователей, понятийный аппарат данной проблемы дискуссионен, существуют разные трактовки термина "историческая память", разные подходы к ее изучению. В связи с этим необходим историографический анализ данной проблемы, что и является целью статьи. К ее задачам можно отнести характеристику основных взглядов основоположников мемориальной историографии и их отражение в трудах отечественных исследователей. Историографическими константами в моем анализе являются историческая память, ее структура, механизмы формирования и ее соотношение с историческим знанием.
Для верной оценки работ отечественных исследователей необходимо в первую очередь об-
1 Морозов О. В. Рец. на кн.: Леонтьева О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX - начала XX в.». С. 374.
ратиться к трудам одного из основоположников мемориальных проблем М. Хальбваксу. Он первым предложил трактовку памяти как социально обусловленного элемента общественного сознания и коллективной идентичности. Французский ученый считал, что нельзя рассматривать память как нечто, присущее лишь «сугубо индивидуальному телу или сознанию», что существует совершенно уникальный феномен формирования группового сознания, исследование которого требует междисциплинарного подхода. Выделяя взаимосвязанные между собой индивидуальную память, основанную на личном опыте, и память коллективную2. Таким образом, он в своих работах впервые обратил внимание на исследование памяти в рамках коллективного (социального) измерения, а не только индивидуального автобиографического опыта.
Современные отечественные ученые ведут исследования данной проблемы в междисциплинарном поле. Важным вопросом является соотношение исторического знания, исторической памяти и исторического сознания. Одним из первых эту проблему поднял М. А. Барг, считая, что ошибочно отождествлять историческое сознание и историческую память, ведь это означает отождествить его лишь с опытом прошлого, лишая измерений настоящего и будущего. Он указывал: «Общественное сознание является историческим не только в силу того, что его содержание с тече-
2 Хальбвакс М. Коллективная и историческая память. С. 8.
нием времени развивается и изменяется, но и потому, что определенной своей стороной оно "обращено" в прошлое, "погружено" в историю»1. По этому поводу Л. П. Репина пишет: «В основе всякого историописания лежит, прежде всего, историческое сознание, объединяющее прошлое с настоящим, проецируемым в будущее»2. Российский социолог Ю. А. Левада дает такое определение историческому сознанию: «Этим понятием охватывается все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество осознает свое прошлое»3.
Само понятие исторического сознания, по мнению ученых, шире, чем понятие историческая память. Если память в своей основе обращена к опыту прошлого, опыту истории, то историческое и общественное сознание есть как бы воплощение опыта прошлого, проецируемого в настоящем и ориентируемым на будущее, как бы продукт, сформированный в процессе осознания обществом себя самого, своего отношения к истории в настоящем времени.
Часто история и историческая память воспринимаются как синонимы, однако это не так. По мнению М. В. Соколовой, «изучение истории направлено на более объективное и точное отражение прошлого. Устная традиция передачи информации о прошлом наоборот, мифологична, характеризуется тем, что память сохраняет и "воспроизводит" сведения о прошлом на основе воображения, порожденного чувствами и ощущениями»4. В. Н. Бадмаев, обращая внимание на вопрос соотношения истории и памяти, пишет: «.. .Историческая память характеризуется как устойчивая система представлений о прошлом, бытующих в общественном сознании. Ей свойственна не столько рациональная, сколько эмоциональная оценка прошлого»5. В этом он видит принципиальное отличие исторической науки от исторической памяти. По мнению Бадма-ева, историческая память избирательна, выделяя одни факты, она предает забвению другие.
Л. П. Репина в своих трудах подчеркивает, что нельзя проводить четкой границы между историческим знанием и исторической памятью, так как нет существенного разрыва между ними. «... Важнейшее различие между историей и памятью состоит в том, что историк может обнаружить то, чего нет в памяти, то, что касалось "незапамятных
1 Барг М. А. Эпохи и идеи: становление историзма. С. 5-6.
2 Репина Л. П. Историческая наука. С. 479.
3 Левада Ю. А. Историческое сознание и научный метод. С. 191.
4 Соколова М. В. Что такое историческая память. С. 37.
5 Бадмаев В. Н. Ментальность и историческая память. С. 79.
времен", или просто забылось. Это - одна из главных функций исторического исследования»6. Важным предметом исследования отечественных ученых является структура исторической памяти, ее формы и классификация. Л. П. Репина указывает: «Историческая память находит свое выражение в различных формах. Существуют две модели репрезентации исторического прошлого: это - эпос (первоначальный звуковой способ передачи исторической памяти) и хроника (изначально письменный способ ее фиксации)»7.
И. Н. Горин и В. В. Менщиков дают свою классификацию форм исторической памяти: это, во-первых, «память поколений, передаваемая и хранимая в виде устной истории сообщества, которая склонна трансформировать события, забывать "мелочи" или дополнять их новыми элементами. При этом процессе происходит сакрализация событий, в ходе которой появляется следующая форма - мифы. Исследователи отмечают особенность мифа как "особой формы исторической памяти, освободив которую от архетипов, мы можем воспроизвести историческую подоснову"»8.
Следующей формой исторической памяти является научная. Вслед за ней И. Н. Горин и
B. В. Менщиков выделяют также и такую форму, как культурно-исторические символы, считая, что это «форма исторической памяти, основанная на преломлении событий истории через систему доминирующих в обществе ценностей и этико-культурных норм». Это события, явления, факты и герои прошлого, получившие в «исторической памяти конкретной общности определенную значимость и ценностное содержание»9. Ученые считают, что это понятие также корреспондирует с понятием "образ прошлого", активно используемым в современных исследованиях. Можно согласиться, что образ того или иного события прежде всего воплощает в себе символ, героизирующий неких персонажей и событие. Символ становится некой схематизированной идеей.
Проблеме формирования исторических образов прошлого как «метода изучения исторической памяти» уделяет большое внимание О. Б. Леонтьева. По ее мнению, «именно образы событий и персонажей прошлого, созданные в произведениях художественной культуры, являются основой обыденных представлений о прошлом»10.
6 Репина Л. П. Историческая наука. С. 435.
7 Там же. С. 419.
8 Горин И. Н., Менщиков В. В. Культурно-исторические символы и историческая память. С. 74.
9 Там же. С. 76.
10 Леонтьева О. Б. Историческая память и образы прошлого.
Исследовательница отмечает, что изучение образов прошлого позволяет проследить наглядный процесс превращения фактов реальности в факты исторической памяти.
Несомненно, образ прошлого - фундаментальная основа исторической памяти. Именно при помощи комплекса обрывчатых воспоминаний, повседневных представлений об истории мы имеем возможность наблюдения и изучения феномена исторической памяти. Образы прошлого существуют в различных формах. Это могут быть образы конкретных исторических событий, отдельных исторических деятелей, социальных групп или собирательных типов. Образ события или исторической личности, как правило, базируется на комплексе несистематичных воспоминаний. С течением времени, когда пережитые события превращаются в историю, когда остается все меньше современников, образ все более трансформируется и видоизменяется, все более отдаляется от исторической действительности. Так комплекс образов прошлого формирует историческую память.
Исследователи особое внимание уделяют механизмам формирования исторической памяти. На основе чего забываются одни факты и актуализируются другие? Ведь память не формируется хаотически, она базируется на комплексе определенных составляющих. Формирование образов прошлого можно считать базовым механизмом формирования исторической памяти.
Процесс отбора исторического прошлого, актуализация или сознательное забвение тех или иных фактов связаны с такими понятиями, как коммеморация и рекоммеморация. Их можно считать разновидностями механизмов формирования исторической памяти. Один из основоположников этих понятий, А. Мегилл, определяет коммеморацию как процесс, когда «зафиксированные воспоминания прошлых событий могут превратиться в нечто, родственное объектам религиозного почитания». Он считает, что когда возникает поклонение, «память превращается в нечто иное: память становится коммеморацией»1. Его взгляды оказали влияние на отечественных ученых. Г. М. Агеева определяет коммеморацию как «увековечение памяти о событиях: сооружение памятников, организация музеев, определение знаменательных дат, праздники, массовые мероприятия и многое другое»2.
Таким образом, коммеморация рассматривается как целенаправленная актуализация истори-
1 Мегилл А. Историческая эпистемология. С. 110.
2 Агеева Г. М. Практики виртуальной коммеморации в библиотечно-информационной сфере. С. 156.
ческой памяти. Бадмаев отмечает, что «историческая память особенно своеобразно реагирует на трагические и драматические события истории: войны, революции, репрессии. Такие периоды характеризуются дестабилизацией общественных структур, ростом противоречий, конфликтов»3. В условиях подобной дестабилизации общества коммеморативные практики играют довольно важную роль. Н. В. Гришина, анализируя концепцию А. Мегилла, считает, что коммеморация является «своеобразным способом скрепления сообщества, целенаправленным воспоминанием»4. Исследовательница также согласна с А. Мегил-лом, что «коммеморация возникает в настоящем из желания сообщества, существующего в данный момент, подтверждать чувство своего единства и общности, упрочивая связи внутри сообщества через разделяемое его членами отношение <...> к репрезентации прошлых событий»5.
Противоположностью коммеморации является процесс рекоммеморации как целенаправленного и сознательного процесса забвения определенных трагических, болезненных для общества страниц истории, умалчивание о преступлениях, совершенных той или иной общностью в прошлом. Процесс «забвения», на наш взгляд, также следует трактовать как один из механизмов формирования исторической памяти. Каким образом проходит процесс отбора исторических фактов, ставших фундаментом формирования исторической памяти? В. Н. Бадмаев отмечает, что причины забвения могут быть различными, вследствие чувства вины или «клиотравматич-ности». Л. П. Репина считает, что «сознательное манипулирование общественным сознанием может быть одной из причин процесса забвения»6. О. Б. Леонтьева подчеркивает «избирательный и творческий характер исторической памяти, при этом забвение - это неотъемлемый ее элемент, при помощи которого выстраивается целостная, обладающая внутренней логикой картина прошлого»7. Таким образом, изучение избирательности исторической памяти - одна из дискуссионных проблем. Процесс забвения может нести вполне целенаправленный характер, когда из памяти общества сознательно стираются нелицеприятные факты истории и актуализируются
3 Бадмаев В. Н. Ментальность и историческая память. С. 80.
4 Гришина Н. В. Школа В. О. Ключевского исторической науке и российской культуре. С. 24.
5 Мегилл А. Историческая эпистемология. С. 116.
6 Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. С. 11-12.
7 Леонтьева О. Б. Историческая память и образы прошлого. С. 13.
героические вехи прошлого страны.
При изучении исторической памяти необходим анализ еще одного концептуального, неоспоримо важного, механизма ее формирования - создание «мест памяти». На отечественных исследователей оказала воздействие концепция П. Нора, который писал: «Места памяти - это останки. Крайняя форма, в которой существует коммемо-ративное сознание в истории <...> Музеи, архивы, кладбища, коллекции, праздники, годовщины, трактаты, протоколы, монументы, храмы, ассоциации - все эти ценности в себе - свидетели другой эпохи, иллюзии вечности»1. Существует тесная связь коммеморативных практик и мест памяти. Кроме того, в мемориальной историографии получило развитие представление о том, что образы прошлого не могут существовать без мест памяти, так как им необходима конкретная форма фиксации, на базе которой они могут сформироваться. В этом отношении места памяти являются одним из базовых элементов конструирования и визуализации образов прошлого.
При анализе особенностей исторической памяти на первый план выходит политический мотив ее конструирования. Власть целенаправленно пользуется механизмами формирования исторической памяти в целях консолидации общества, формирования единого понимания общностью своего прошлого, своего национального достояния и национальной идентификации. При этом процесс формирования исторической памяти идет параллельно со складыванием общего отношения к власти вообще. Т. А. Булыгина и Т. Н. Кожемяко отмечают, что «историческая память общества моделируется по различным шаблонам, выработанным властью и оппозицией на протяжении многих десятилетий национальной истории»2.
Связь исторической памяти и политических структур отмечает В. И. Мажников, считая, что актуализация изучения исторической памяти «обусловливается, главным образом, потребностью государства, властвующей политической элиты в активизации воздействия на массовое общественное сознание»3.
«Политическое манипулирование исторической памятью является мощным средством управления сознанием человека и общества, - отмечает Л. П. Репина, - конструированием приемлемых версий исторической памяти заняты не только официальные власти, но также оппозиционные
1 Нора П. Франция - память. С. 26.
2 Булыгина Т. А. Историческая память и юбилеи в России в ХХ-ХХ1 вв. С. 63.
3 Мажников В. И. Историческая память о сталинградской
битве. С. 8.
силы и различные общественные движения»4. Можно согласиться с тем, что борьба за политическое лидерство нередко проявляется как соперничество различных версий исторической памяти и разных символов ее величия.
Таким образом, проблема исторической памяти является актуальной и, одновременно, дискуссионной в современной исторической науке. Актуализация этой проблемы вполне понятна, ведь в современном обществе в условиях глобализации, переосмысления общечеловеческой истории, информационной войны и политической нестабильности общее наследие, общая историческая память становятся базовым и ключевым элементом формирования национальной идентичности и национального единения. Этой социальной значимости должна соответствовать и выработка если не единых точек зрения на эту проблему, то единого понятийного аппарата. Это должно вывести научные дискуссии от схоластического спора о дефинициях к более содержательному исследованию как исторической памяти, так и механизмов ее формирования.
Список литературы
1. Агеева, Г. М. Практики виртуальной комме-морации в библиотечно-информационной сфере / Г. М. Агеева // Библиотечное дело-2012: библио-течно-информационная деятельность в пространстве науки, культуры и образования. М.: МГУКИ, 2012.Ч. 1. 283 с.
2. Бадмаев, В. Н. Ментальность и историческая память / В. Н. Бадмаев // Вестн. Калмыц. унта. 2012. Вып. 1 (13). С. 78-84.
3. Барг, М. А. Эпохи и идеи: (Становление историзма) / М. А. Барг. М.: Мысль, 1987. 348 с.
4. Булыгина, Т. А. Историческая память и юбилеи в России в ХХ-ХХ1 вв. / Т. А. Булыгина, Т. Н. Кожемяко // История и историческая память. 2012. Т. 6, № 6. С. 63-76.
5. Гришина, Н. В. Школа В. О. Ключевского в исторической науке и российской культуре / Н. В. Гришина. Челябинск: Энциклопедия, 2010. 288 с.
6. Горин, И. Н. Культурно-исторические символы и историческая память / И. Н. Горин, В. В. Менщиков // Историко-педагогические чтения. 2007. № 11. С. 74-78.
7. Левада, Ю. А. Историческое сознание и научный метод / Ю. А. Левада // Философские проблемы исторической науки. М., 1984. С. 191-193.
4 Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. С. 444.
8. Леонтьева, О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX - начала XX в. / О. Б. Леонтьева. Самара: Книга, 2011. 448 с.
9. Мажников, В. И. Историческая память о сталинградской битве как фактор формирования межнациональной толерантности / В. И. Мажни-ков // Вестн. Волгоград. гос. ун-та. 2013. Сер. 4. № 1 (23). С. 8-13.
10. Мегилл, А. Историческая эпистемология / А. Мегилл. М.: Канон+, 2007. 480 с.
11. Морозов, О. В. Рец. на кн.: Леонтьева О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX - начала XX в.». (Самара: Книга, 2011. 447 с.) // Диалог со временем. 2014. Вып. 46. 399 с.
12. Нора, П. Франция - память / П. Нора. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. 328 с.
13. Соколова, М. В. Что такое историческая память / М. В. Соколова // Преподавание истории в школе. 2008. № 7. С. 37-44.
14. Репина, Л. П. Историческая наука на рубеже XX-XXI вв. / Л. П. Репина. М.: Кругъ, 2011. 559 с.
15. Репина, Л. П. История исторического знания / Л. П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. М., 2004. 288 с.
16. Хальбвакс, М. Коллективная и историческая память / М. Хальбвакс // Неприкосновен. запас. 2005. № 2-3 (40-41). С. 8-28.
Дмитриева Ольга Олеговна - аспирант кафедры истории и культуры зарубежных стран Чувашского государственного университета имени И. Н. Ульянова. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2015. № 6 (361). History. Issue 63. P. 132-137.
HISTORICAL MEMORY AND MECHANISMS OF ITS FORMATION: ANALYSIS OF HISTORIOGRAPHICAL CONCEPTS IN DOMESTIC SCIENCE
A post-graduate student of the Department of History and Culture of Foreign Countries, Chuvash State University.
Studies by Russian scientists lay the foundation of this work to analyze the concept of«"historical memory" and to reveal its shape and classification. Such concepts as "historical consciousness", "commemoration", "recommemoration", "image of the past", "memory location" are seen as mechanisms of the formation of historical memory. The "recommemoration" is analyzed as a purposeful process of oblivion of certain historical facts. Different interpretations of the role of memory in the process of constructing a national identity are compared. The article describes scientific views of foreign scholars researching memorial subjects (M. Halbwachs, P. Nora, A. Megill), as well as the impact of their views on the concepts of national scholars (G. M. Ageeva, V. N. Badmaev, M. A. Barg, T. A. Bulygina, T. N. Kozhemyako, N. V. Grishina, I. N. Gorin, V. V. Menshikov, Y. A. Levada, O. B. Leontieva, V. I. Mazhovnikov, O. V. Morozov, M. V. Sokolova, L. P. Repina).
Keywords: historical memory; historical consciousness; the image of the past; commemoration.
1. Ageeva G. M. Praktiki virtual"noi kommemoratsii v bibliotechno-informatsionnoi sfere . Bibliotechnoe delo-2012: bibliotechno-informatsionna-ya deyatel"nost" v prostranstve nauki, kul"tury i ob-razovaniya , part 1. M., MGUKI, 2012, 283 p. (In Russ.).
2. Badmaev V. N. Mental"nost" i istoricheskaya pamyat" . Vestnik Kalmytskogo universiteta , vol. 1 (13), 2012, pp. 78-84. (In Russ.).
3. Barg M. A. Epokhi i idei: Stanovlenie istorizma . M., Mysl", 1987, 348 p. (In Russ.).
4. Bulygina T. A., Kozhemyako T. N. Istoricheskaya pamyat" i yubilei v Rossii v XX-XXI vv. . Istoriya i istoricheskaya pamyat" , 2012, vol. 6, no. 6, pp. 63-76. (In Russ.).
5. Grishina N. V. Shkola V. O. Klyuchevskogo v istoricheskoi nauke i ros-siiskoi kul"ture . Chelyabinsk, Entsiklopediya, 2010, 288 p. (In Russ.).
6. Gorin I. N., Menshchikov V. V. Kul"turno-istoricheskie simvoly i istoricheskaya pamyat" . Istoriko-pedagogicheskie chteniya , 2007, no. 11, pp. 74-78. (In Russ.).
7. Levada Yu. A. Istoricheskoe soznanie i nauchnyi metod . Filosofskieproblemy istoricheskoi nauki . M., 1984, pp. 191-193. (In Russ.).
8. Leont"eva O. B. Istoricheskaya pamyat" i obrazy proshlogo v rossii-skoi kul"ture . Samara, Kniga, 2011, 448 p. (In Russ.).
9. Mazhnikov V. I. Istoricheskaya pamyat" o stalingradskoi bitve kak faktor formirovaniya mezhnatsional"noi tolerantnosti . Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta , ser. 4, 2013, no. 1 (23), pp. 8-13. (In Russ.).
10. Megill A. Istoricheskaya epistemologiya . M., Kanon+, 2007, 480 p. (In Russ).
11. Morozov O. V. Rets. Na kn.: Leont"eva O.B. Istoricheskaya pamyat" i obrazy proshlogo v rossiiskoi kul"tureXIX- nachalaXXv». (Samara: Kniga, 2011. 447s.) . Dialog so vremenem , 2014, vol. 46, 399 p. (In Russ.).
12. Nora P. Frantsiya - pamyat" . SPb., Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 1999, 328 p. (In Russ.).
13. Sokolova M. V. Chto takoe istoricheskaya pamyat" . Prepodavanie istorii v shkole , 2008, no. 7, pp. 37-44. (In Russ.).
14. Repina L. P. Istoricheskaya nauka na rubezhe XX-XXI vv. . M., Krug, 2011, 559 p. (In Russ.).
15. Repina L. P., Zvereva V. V., Paramonova M. Yu. Istoriya istoricheskogo znaniya . M., 2004, 288 p. (In Russ.).
16. Khal"bvaks M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat" . Neprikos-novennyi zapas , 2005, no. 2-3 (40-41), pp. 8-28. (In Russ.).
ПРЕДИСЛОВИЕ
В пособии представлена картина эволюции исторического знания, формирования последнего как научной дисциплины. Читатели могут ознакомиться с различными формами познания и восприятия прошлого в их историческом развитии, войти в курс современной полемики по поводу места истории в обществе, сконцентрировать внимание на углубленном изучении ключевых проблем истории исторической мысли, особенностей различных форм историописания, возникновения, распространения и смены исследовательских установок, становления и развития истории как академической науки.
Сегодня существенно изменились представления о предмете истории историографии, модель историко-историографического анализа и сам статус дисциплины. На второй план отходит так называемая проблемная историография, акцент переносится на изучение функционирования и трансформации исторического знания в социокультурном контексте. В пособии показано, как формы познания прошлого менялись в ходе развития общества, находясь во взаимосвязи с фундаментальными особенностями того или иного типа культурной и социальной организации общества.
Пособие состоит из девяти глав, каждая из которых посвящена отдельному периоду развития исторического знания – от истоков в культуре древних цивилизаций до настоящего времени (рубеж XX – XXI вв.). Особое внимание уделяется взаимоотношениям истории с другими областями знания, наиболее распространенным концептуальным моделям исторического развития, принципам анализа исторических источников, социальным функциям истории, специфическим чертам исторического знания.
ВВЕДЕНИЕ
В основу настоящего пособия положен учебный курс «История исторической науки», или – что точнее – «История исторического знания», содержание которого определяется современным пониманием природы и функций исторического познания.
Методологические основания курса определяются рядом идей, выдвинутых в ходе полемики о природе гуманитарного знания.
Во-первых, это констатация специфики исторического познания и относительности критериев истинности и достоверности в историческом исследовании. Относительность исторического знания предопределена рядом факторов, прежде всего исходной многозначностью трех основных компонентов исторического исследования: исторического факта, исторического источника и метода исторического исследования. Пытаясь выяснить «объективную правду» о прошлом, исследователь оказывается заложником как собственной субъективности, так и «субъективности» тех свидетельств, которые он подвергает процедуре рационального анализа. Пределы и возможности исторического знания очерчены и неполнотой сохранившихся свидетельств, и отсутствием гарантий того, что отразившаяся в этих свидетельствах реальность является достоверным образом изучаемой эпохи, и, наконец, интеллектуальным инструментарием исследователя. Историк всегда, вольно или невольно, оказывается субъективен в своем толковании прошлого и его воссоздании: исследователь интерпретирует его, опираясь на концептуальные и идеологические построения собственной эпохи, руководствуясь личными предпочтениями и субъективным выбором тех или иных интеллектуальных моделей. Так, историческое знание и предлагаемый им образ прошлого всегда субъективны, частичны в своей полноте и относительны в своей истинности. Признание собственной ограниченности вместе с тем не мешает историческому научному знанию быть рациональным, обладающим собственным методом, языком и социальной значимостью 1 .
Во-вторых, принципиальную важность имеет своеобразие предмета и методов исторического исследования, а значит, и исторического знания в целом. В процессе становления исторической науки понимание предмета и задач исследования претерпевало существенные изменения. Современная практика исторического исследования признает не только широту своего поля, но и возможность различных подходов к изучению явлений прошлого и их интерпретации. От эмпирической науки, главной целью которой было исследование событий, прежде всего политически значимых, фиксирующих вехи развития государственных образований и причинно-следственные связи между отдельными фактами, история эволюционировала в дисциплину, изучающую общество в его динамике. В поле зрения историка включен широкий круг явлений – от хозяйственной и политической жизни страны до проблем частного существования, от изменений климата до выявления представлений людей о мире. Предметом изучения оказываются события, модели поведения людей, системы их ценностных установок и мотиваций. Современная история – это история событий, процессов и структур, частной жизни человека. Подобная диверсификация исследовательского поля связана с тем, что, вне зависимости от предпочтений конкретных исследовательских направлений, объектом исторического знания является человек, природа и поведение которого разнообразны сами по себе и могут быть рассмотрены в разных ракурсах и взаимосвязях. История оказалась наиболее универсальной и емкой из всех гуманитарных дисциплин нового времени, ее развитие не просто сопровождалось становлением новых сфер научного знания – социологии, психологии, экономики и др., но было связано с заимствованием и адаптацией к собственным задачам их методов и проблематики. Широта исторического знания вполне оправданно вызывает сомнения исследователей в правомерности существования истории как самодостаточной научной дисциплины. История и содержательно, и по форме рождалась в интегральном взаимодействии с иными сферами изучения действительности (географией, описанием народов и пр.) и литературными жанрами; конституировавшись в качестве особой дисциплины, она вновь оказалась включена в систему междисциплинарного взаимодействия.
В-третьих, историческое знание не является ныне, и никогда не было ранее, с момента своего становления, феноменом чисто академическим или интеллектуальным 1 . Его функции отличаются широким социальным охватом, так или иначе, отражаются в важнейших сферах социального сознания и социальных практик. Историческое знание и интерес к прошлому всегда обусловлены актуальными для общества проблемами.
Именно поэтому образ прошлого не столько воссоздаётся, сколько создаётся потомками, которые, позитивно или негативно оценивая предшественников, обосновывают таким образом собственные решения и действия. Одной из крайних форм актуализации прошлого является анахроническое перенесение на предшествующие эпохи идеологических построений и схем, доминирующих в политической и социальной практике настоящего. Но не только прошлое становится жертвой идеологий и анахронизмов – настоящее в не меньшей степени зависит от демонстрируемого ему образа собственной истории. Историческая картина, предлагаемая обществу в качестве его «генеалогии» и значимого опыта, является мощным инструментом воздействия на социальное сознание. Отношение к собственному историческому прошлому, доминирующее в социуме, определяет его представление о себе и знание задач дальнейшего развития. Таким образом, история, или картина прошлого, является частью социального сознания, элементом политико-идеологических представлений и исходным материалом для определения стратегии социального развития. Без истории, говоря иными словами, невозможно формирование социальной идентичности и представления о своих перспективах ни для отдельного сообщества, ни для человечества в целом.
В-четвёртых, историческое знание представляет собой функционально важный элемент социальной памяти, которая в свою очередь является сложным многоуровневым и исторически изменчивым феноменом. В частности, помимо рациональной традиции сохранения знания о прошлом существуют коллективная социальная память, а также семейная и индивидуальная память, в значительной степени, основанные на субъективном и эмоциональном восприятии прошлого. Несмотря на различия, все типы памяти тесно связаны между собой, их границы – условны и проницаемы. Ученое знание влияет на становление коллективных представлений о прошлом и, в свою очередь, испытывает воздействие массовых стереотипов. Исторический опыт общества был и во многом остается результатом, как рационального осмысления прошлого, так и его интуитивного и эмоционального восприятия.
Дидактические и педагогические цели курса определяются рядом соображений.
Во-первых, необходимостью ввести в практику специализированного гуманитарного образования курс, который актуализирует изученный ранее материал. Эта актуализация материала не просто акцентирует важнейшие информационные блоки, но и вводит в систему знания его движущий механизм – метод исследования прошлого. Знакомство с техникой исторического познания дает практическую возможность понять и почувствовать важнейшую имманентную особенность исторического знания – парадоксальное сочетание в нем объективности и условности.
Во-вторых, этот курс, демонстрируя силу и слабость исторического знания, его многоуровневость и зависимость от культурного контекста, по сути, осуществляет десакрализацию «научной картины исторического прошлого». В нём отражены координаты, обозначающие границы исторического исследования, его социальные функции и возможности влияния на общественное сознание. Можно сказать, что главной педагогической целью данного курса является пробуждение здорового скептицизма и критического отношения ко многим, казалось бы, очевидным оценкам прошлого и определениям закономерностей социального развития.
Построение курса следует логике исторического развития объекта изучения – исторического знания – от архаической древности до наших дней, в контексте общества и культуры. В курсе рассматриваются основные формы и уровни исторического знания: миф, массовое восприятие прошлого, рациональное знание (философия истории), академический историзм, историческая социология, культурология, новейшие направления исторических исследований. Задачей курса является демонстрация факта разнообразия и изменчивости форм познания прошлого в исторической и цивилизационной перспективах. Восприятие и познание прошлого, равно как и оценка его значимости для настоящего, были разными у людей античного Рима, обитателей средневековой Европы и представителей индустриального общества. Не менее существенно историческое сознание различается в культурных традициях европейской и восточной цивилизаций. Значительная часть курса посвящена анализу формирования отечественного исторического знания и, прежде всего сопоставлению путей развития и механизмов взаимодействия российской и европейской традиций.
Помимо исторической, курс имеет структурную составляющую, акцентирует внимание на основных категориях и концепциях исторического знания, таких понятиях, как «история», «историческое время», «исторический источник», «историческая правда» и «историческая закономерность». В курсе показана сложная структура исторического знания, в частности дифференциация ученой рациональной традиции и массового иррационального восприятия прошлого, а также их взаимодействие. Одной из существенных является тема формирования исторических мифов и предрассудков, их укоренения в массовом сознании и влияния на политическую идеологию.
Глава 1. ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ
Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим.
Блез Паскаль
Термины и проблемы
Слово «история» имеет в большинстве европейских языков два основных значения: одно из них отсылает к прошлому человечества, другое – к литературно-повествовательному жанру, рассказу, нередко вымышленному, о неких событиях. В первом значении под историей подразумевается прошлое в самом широком смысле – как совокупность человеческих деяний. Кроме того, термин «история» указывает на знание о прошлом и обозначает совокупность социальных представлений о минувшем времени. Синонимами истории в этом случае выступают понятия «историческая память», «историческое сознание», «историческое знание» и «историческая наука».
Явления, обозначаемые этими понятиями, взаимосвязаны, и провести границу между ними нередко трудно, почти невозможно. Однако в целом два первых понятия в большей степени указывают на стихийно формирующийся образ прошлого, в то время как два последних подразумевают преимущественно целенаправленный и критический подход к его познанию и оценке.
Примечательно, что термин «история», подразумевающий знание о прошлом, сохраняет в значительной степени и свой литературный смысл. Познание прошлого и оформление этого знания в связном устном или письменном изложении всегда предполагают рассказ о неких событиях и явлениях, вскрывающий их становление, развитие, внутренний драматизм и значение. История как особая форма человеческого знания сформировалась в рамках литературного творчества и сохраняет с ним связь до сих пор.
Исторические источники разнообразны по своему характеру: это письменные памятники, устные предания, произведения материальной и художественной культуры. Для некоторых эпох эти свидетельства крайне малочисленны, для других – обильны и разнородны. Однако в любом случае они не воссоздают прошлое как таковое, а их информация не является прямой. Для потомков это лишь фрагменты утраченной навсегда картины минувшего. Чтобы воссоздать исторические события, информацию о прошлом нужно выявить, расшифровать, проанализировать и истолковать. Познание прошлого связано с процедурой его реконструкции. Ученый, равно как и любой интересующийся историей человек, не просто исследует какой-то объект, но, по существу, воссоздает его. В этом отличие предмета исторического знания от предмета точных наук, где любое явление воспринимается как безусловная реальность, даже если оно не изучено и не объяснено.
Историческое знание сформировалось в древности в процессе развития общества и социального сознания. Интерес сообщества людей к своему прошлому стал одним из проявлений тенденции к самопознанию и самоопределению. В основе его лежали два взаимосвязанных мотива – желание сохранить память о себе для потомков и стремление понять собственное настоящее путем обращения к опыту предков. Разные эпохи и разные цивилизации на протяжении всей истории человечества проявляли интерес к прошлому не только в разных формах, но и в разной Степени. Общим и справедливым суждением современной науки можно считать предположение о том, что только в европейской культуре, уходящей своими истоками в греко-римскую античность, познание прошлого приобрело исключительное социальное и политическое значение. Все эпохи становления так называемой западной цивилизации – античность, средневековье, новое время, – отмечены интересом общества, его отдельных групп и индивидов к прошлому. Способы сохранения прошлого, его изучения и повествования о нем менялись в процессе общественного развития, неизменным оставалась лишь традиция искать в прошлом ответы на насущные вопросы современности. Историческое знание было не просто элементом европейской культуры, но одним из важнейших источников ее формирования. Идеология, система ценностей, социальное поведение складывались в соответствии с тем, каким образом современники понимали и объясняли собственное прошлое.
С 60-х гг. XX в. историческая наука и историческое знание в целом переживают бурный период ломки традиций и стереотипов, сформировавшихся в новоевропейском обществе на протяжении XVIII–XIX вв. В течение последних десятилетий появились не только новые подходы к изучению истории, но и возникло представление о том, что прошлое можно бесконечно интерпретировать. Идея многослойности прошлого позволяет предположить, что единой истории не существует, есть лишь множество отдельных «историй». Исторический факт приобретает реальность лишь в той мере, в которой он становится частью человеческого сознания. Множественность «историй» порождается не только сложностью прошлого, но и спецификой исторического знания. Тезис о том, что историческое знание едино и располагает универсальным набором методов и инструментов познания, был отвергнут значительной частью научного сообщества. За историком признается право на личный выбор, как предмета исследования, так и интеллектуального инструментария.
Наиболее существенными для современных дискуссий о смысле истории как науки являются два вопроса. Существует ли единое прошлое, о котором историк должен говорить правду, или оно распадается на бесконечное множество «историй», подлежащих истолкованию и изучению? Имеет ли исследователь возможность постичь истинный смысл прошлого и поведать правду о нем? Оба вопроса касаются кардинальной проблемы социального предназначения истории и её «пользы» для общества. Размышления о том, как историческое исследование может быть использовано обществом в современном, сложно устроенном, меняющемся мире, заставляет учёных вновь и вновь возвращаться к анализу механизмов исторического сознания, искать ответ на вопрос: каким образом и с какой целью занимались познанием прошлого люди предшествующих поколений. Предмет данного курса – история как процесс познания прошлого.
Историческое сознание и историческая память
История как процесс познания прошлого, включающий отбор и сохранение информации о нём, – это одно из проявлений социальной памяти, способности людей хранить и осмысливать собственный опыт и опыт предшествующих поколений.
Память рассматривается как одно из важнейших качеств человека, отличающее его от животных; это осмысленное отношение к собственному прошлому, важнейший источник личного самосознания и самоопределения. Человек, лишенный памяти, утрачивает возможность понять себя самого, определить свое место среди других людей. Память аккумулирует знание человека о мире, различных ситуациях, в которых он может оказаться, его переживания и эмоциональные реакции, информацию о должном поведении в обыденных и чрезвычайных условиях. Память отличается от абстрактного знания: это знание, лично пережитое и прочувствованное человеком, его жизненный опыт. Историческое сознание – сохранение и осмысление исторического опыта общества – представляет собой его коллективную память.
Историческое сознание, или коллективная память общества, неоднородно, так же как и индивидуальная память человека. Для формирования исторической памяти важны три обстоятельства: забвение прошлого; различные способы истолкования одних и тех же фактов и событий; открытие в прошлом тех явлений, интерес к которым вызван актуальными проблемами текущей жизни.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Введение
1.2 Современные направления изучения исторической памяти граждан
Глава 2. Исследование формирования исторической памяти молодежи
2.1 Факторы, влияющие на процесс формирования исторической памяти молодежи
2.2 Знание и информированность московской молодежи об исторических процессах и событиях как важный аспект формирования исторической памяти
Заключение
Список литературы
Приложения
Введение
Одной из важных социальных проблем российского общества начала XXI века является поиск оптимальных социальных механизмов сохранения и актуализации исторической памяти молодого поколения. Сохранение традиций, осознание ценности традиционной культуры представляется одним из ключевых факторов социальной консолидации и стабильности российского общества. Одновременно с этим существующие социально-культурные практики общественной жизни являются побуждающим фактором в закреплении исторической памяти молодежи, которая формируется отличной от исторической памяти старшего поколения, в том числе на уровне не только событийного ряда, но также и оценок, стереотипов, системы ценностных ориентиров. В результате в современном обществе происходит обострение противоречий на уровне усиления инновационного и необходимостью сохранения традиционного в содержании исторической памяти современной молодежи.
Актуальность изучения процессов формирования исторической памяти также связана со слабой изученностью данного вопроса на уровне проведения социологического анализа, выявления доминантных основ, воздействующих на процессы формирования и восприятия исторической действительности.
Степень научной разработанности проблемы
На современном этапе изучением вопроса формирования исторической памяти занимался целый ряд ученых, исследования производились в основном на стыке наук: социологии, истории и педагогики. Среди исследователей, уделявших внимание данной проблеме необходимо отметить М. Хальбвакса Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 22., А. Гофман Гофман А., Хальбвакс, Морис // Современная западная социология: Словарь. М.: Политиздат, 1990, с.386, И. В. Бестужев-Лады Бестужев-Лада И. В. Исследования будущего: проблемы и решения. Russian Futures Studies Academy -- 2000. [Электронный ресурс] // Центр гуманитарных технологий: http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/2633, М. В. Соколова Соколова М.В. Что такое историческая память // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://pish.ru/blog/articles/articles2008/142, Й. Рольфес Рольфес Й. Дидактика истории: история, понятие предмет // Преподавание истории в школе. 1999. № 7. С. 31., П. Хаттон Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003. С. 203-204., Ю.Ю. Хмелевская Хмелевская Ю.Ю. О меморизации истории и историзации памяти // Век памяти, память века. Челябинск, 2004. С. 13., А. Алейда Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика / Пер. с нем. Бориса Хлебникова. -- М.: Новое литературное обозрение, 2014. -- 328 с., Ю.А. Арнаутова Арнаутова Ю.А. Культура воспоминания и история памяти // История и память. М., 2006. С. 51..
Специфика функционирования исторической памяти и процессы ее формирования рассматривались в работах В.В. Кулиша Кулиш В.В. Социальное измерение функционирования исторической памяти молодежи // Ученые записки РГСУ. - 2010. - № 6. - С. 42-46.
Кулиш В.В. К характеристике исторической памяти учащейся молодежи // Образование и общество. - 2008. - № 3 (50). - С. 42-46., Т.П. Шилиной Шилина Т.П. Сохранение культурно - исторического наследия и формирование исторической памяти молодежи // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.samson-corp.ru/science/science.php?id=072, В.Э. Бойкова Бойков В.Э. Состояние и проблемы формирования исторической памяти // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/382/881/1216/010.BOIKOV.pdf, М.К. Горшкова Горшков М.К., Шереги Ф.Э. Молодежь России: социологический портрет. - М.: ЦСПиМ, 2010. - 592 с. , А.В. Рачипа, В.В. Бурькова Рачипа А.В., Бурьков В.В. Феномен исторической памяти и проблемы формирования ценностей и ориентации молодежи в современной системе управления // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://izv-tn.tti.sfedu.ru/wp-content/uploads/2013/1/35.pdf, Ж. Т. Тощенко Тощенко Ж.Т. Историческая память и социология // СОЦИС. - 1998. - № 5. - С. 3 - 7. , Л.П. Репина Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 42. и пр.
Объект исследования - российская молодежь в возрасте от 16 до 25 лет.
Предмет исследования - особенности формирования исторической памяти российской молодежи.
Цель - провести социологический анализ формирования исторической памяти молодежи.
1. Проанализировать понятие "историческая память", выявить ее характеристики, структуру и сущность;
2. Изучить современные направления исследования исторической памяти граждан с точки зрения различных авторов;
3. Выявить факторы, влияющие на формирование исторической памяти российской молодежи
4. Изучить роль знаний и информированности в формировании исторической памяти молодежи на примере московской молодежи.
Эмпирическая база исследования
1. Всероссийский опрос «Историческая память поколений о событиях России конца XX века», ФОМ, 2010 - 2012гг., 1500 человек в 100 населенных пунктах в 43 субъектах РФ Историческая память // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://soc.fom.ru/Istoricheskaya-pamyat/10704 (дата обращения: 20.05.2014).
2. Всероссийский опрос «Память о Великой Отечественной», ФОМ, апрель 2013г., 1000 человек. Метод: телефонный опрос Память о Великой Отечественной // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://fom.ru/Proshloe/10913.
3. Авторское исследование «Знание и информированность московской молодежи об исторических процессах и событиях». Время проведения - апрель-май 2014 г. Метод: анкетирование. Всего опрошено 100 респондентов.
Операционализация основных понятий
Историческая память - все виды информации о событиях прошлого, о времени и месте, где происходили эти события, о лицах, участвовавших в них; знание истории, способность дорожить историческими традициями своего народа. И. п. является базой для формирования «исторического сознания», влияет на поведение людей, выступает в качестве одного из факторов общественного развития.
Глава 1. Теоретико-методологические основания формирования исторической памяти граждан
1.1 Историческая память граждан: понятие, сущность, структура
Историческая память - это системообразующий элемент общественного сознания с присущим ему механизмом запечатления, хранения, воспроизводства социокультурной информации, обеспечивающей актуализацию традиционных форм жизнеосуществления социальных субъектов и определение характера инновационного развития всех сфер жизнедеятельности отдельного человека и всего общества Кулиш В.В. Социальное измерение функционирования исторической памяти молодежи // Ученые записки РГСУ. - 2010. - № 6. - С. 32..
Историческая память полифункциональна. В связи с этим различаются базовые и производные функции исторической памяти Там же С. 33. .
Базовые функции представляют аккумулированный предшествующими поколениями исторический опыт и проявляются в реализации фундаментального уровня содержания исторической памяти (традиций, обычаев, обрядов). К базовым функциям относят функцию преемственности поколений, функцию рефлексии современности, социально-идентификационную функцию, функцию сохранения жизненных сил культуры, идеологическую функцию.
Подходы к определению исторической памяти разнообразны и в целом данное понятие рассматривается исходя из дисциплины, ориентированной на ее исследование.
В частности, с точки зрения психологии разрабатывалась социальная концепция исторической памяти, и данный вид памяти соотносился с памятью культурной. В результате историческая память определялась как результат коллективного сознания общества о событиях прошлого Психология памяти / Под ред. Ю.Б. Гипперейтер и В.Я. Романова. М., 1998. С. 419..
С точки зрения социологии историческая память - результат отношения к совокупности социальных процессов прошлого и данный вид памяти имеет тесную взаимосвязь с памятью социальной. Л.П. Репина так пишет о соотношении понятий «коллективная память» и «историческая память»: «Коллективная память» чаще всего трактуется как «общий опыт, пережитый людьми совместно» (речь может идти и о памяти поколений), или как групповая память. «Историческая память понимается как коллективная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание группы), или как социальная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание общества), или в целом - как совокупность донаучных, научных, квазинаучных и вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 42..
С точки зрения историков историческая память также определяется как результат социокультурных процессов, однако, в большей степени связанный с передаваемыми между поколениями событиями и фактами. В частности, историк А. Ассман определяет историческую память, как вид коллективной памяти, набор передаваемых из поколения в поколение исторических сообщений, мифов, субъективно преломленных рефлексий о событиях прошлого, особенно негативного опыта Арнаутова Ю.А. Культура воспоминания и история памяти // История и память. М., 2006. С. 51..
Таким образом, возможно отметить, что в научных исследованиях процесс формирования исторической памяти рассматривается в системе взаимосвязей приобретенных социальных установок и принципов самоидентификации индивида. В данном аспекте необходимо отметить, что сами термины приходят в социологию именно из психологии и фактически впервые их применяют в области психологических исследований, связанных с проблемами эмоционального развития человека и рассмотрения процессов социализации личности. В частности, данное понятие применялось Фрейдом для обозначения процесса и результата эмоционального самоотождествления индивида с другим человеком, группой, образцом, идеалом.
Историческая память в ряде исследований связывается я процессами этнической самоидентификации, что подразумевает не только процесс усвоения обрядов и традиций, а также социальных норм этноса, в котором происходит процесс социализации, но и получение знаний о причинах и происхождении системы обрядности, существующих достижениях этносов, которые представляют в своей взаимосвязи целостный исторический процесс. В процесс развития науки, в том числе и изучения особенностей поведения на уровне отдельных этносов и наций понятие национальная и этническая идентичностью и историческая память получают достаточно широкое распространение. В социологии они связываются с процессом социализации и самоидентификации личности в приемлемой для него социальной среде. При этом, все остальные модели воспринимаются или отрицаются также согласно принципам воспитания. В результате толерантность или нетерпимость - это также результат социализации, воспитания в семье и окружающем социуме. В результате именно в процессе воспитания и социализации человек начинает считать себя представителем определенного этноса, нации, воспринимая и соответствующие ценностные ориентиры, а ориентиры других наций воспринимает, как чуждые или даже ложные, в том числе и на уровне восприятия исторического процесса.
Понимание исторической памяти, как социального процесса, связывается с тем, что последовательность становления социальной идентичности обусловлена постепенным процессом социализации, постепенным повышением способности к рефлексивному восприятию мира вокруг себя. Таким образом, осознанное включение себя в состав той или иной социальной группы становится возможным в условиях получения новой информации от окружающего мира. Первоначально она (идентичность) основывается на очевидных показателях - цвете кожи, внешности, языке, элементах материальной культуры (еде, одежде), обычаях. Постепенно повышается способность воспринимать, описывать, интерпретировать признаки, которые относят человека к определенной культуре, этносу, народу, государству с его историческим развитием. В результате человек включает в их комплекс все новые элементы - общность предков, общность исторической судьбы, религию и пр.
При этом, идентичность может сформировать как позитивный, так и негативный фон. Социальная идентичность может нести в себе не только систему ценностей, но и определенный эмоциональный окрас, который определяет модель принятия или отвержения для представителей других культур. При этом, сама по себе идентичность не является постоянным образованием, она статична может видоизменяться при нахождении человека в иной социальной среде. В связи с этим, попадая в другую культуры (например при переезде в другую страну) человек начинает ассимилироваться, принимая нормы и правила поведения другого сообщества.
Однако, в данном аспекте необходимо отметить, что при попадании в привычную среду в рамках иной культуры может происходить процесс отторжения и сопротивления, попытки навязать свои, привычные ценностные ориентиры, в том числе и составляющие элементов исторической памяти.
В связи с этим, процесс формирования исторической памяти во многом связывается с процессом социализации во всем множестве ее составляющих. При этом, процесс формирования исторической памяти в значительной мере обусловливается и связывается с процессами этнической и национальной идентичности. В научной литературе понятия этнической и национальной идентичности нередко употребляются как синонимические, и это нельзя считать большой ошибкой, т.к. понятие «этнос» / «этничность» являются базовыми для этнической классификации, а понятие «нация» определяется чаще всего как государственная форма этнической общности людей (на Западе как согражданственная общность). Тем не менее, необходимо помнить, что в своё время подчеркнул В.М. Межуев: «Нация, в отличие от этноса, …это то, что дано мне не фактом моего рождения, а моими собственными усилиями и личным выбором. Этнос я не выбираю, а нацию - выбираю, могу выбрать… Нация - это государственная, социальная, культурная принадлежность индивида, а не его антропологическая и этническая определенность» Межуев В.М. Идея национального государства в исторической перспективе // Полис. 1992. № 5-6. С.16. .
Так или иначе, каждый из проживающих на Земле людей принадлежит к той или иной национальности и этносу. При этом, процесс самоопределения формируется гораздо более успешно в случае, если родители принадлежат к одной этнической группе. В случае, если родители являются представителями разной национальности идентичность будет формироваться в промежутке национальных черт и позиций с восприятием ценностных ориентации с одной и другой стороны одновременно.
Многочисленные наблюдения и исследования процесса этнической идентификации показывают, что его развитие возможно в трех вариантах. Во-первых, этническая идентификация может произойти на основе подражания, т.е. индивид осознанно копирует стереотипы поведения той этнической общности, в которой он воспитывается и живет. Во-вторых, она может осуществляться на основе принуждения. Такими орудиями принуждения служат традиции и ценностные ориентации общества. В-третьих, этническая идентификация может осуществляться на основе свободного и осознанного выбора Touraine A. Production de la societe. Paris, 1973. С.360. .
В исключительных случаях человек может отвергать свою национальную принадлежность, позиционируя себя в качестве космополита. Однако, подобная позиция обусловливает более тяжелый процесс адаптации, особенно в условиях приоритета позиционирования национальности ценности национальных ориентаций.
На современном этапе историческая память также является способом самоопределения, способом выделить себя из общей толпы. Фактически, иметь определенное мнение относительно исторических процессов, особенно связанных с историей локальной, этнической, национальной становится модным, а мода, прежде всего, является ориентиром для молодого поколения.
В данном аспекте историческая память становится составляющей социальной идентичности и выступает мощным фактором формирования социальных групп и их социальных связей. Следовательно, идентификация с большой социальной общностью может служить достаточно сильным катализатором массового поведения и даже политического действия. Поэтому распространенность определенной групповой идентификации может стать и одним из факторов прогноза возможного направления политического развития социума.
В связи с этим в процесс формирования исторической памяти имеет тесные взаимосвязи с понятием «идентичность» в самом общем понимании означает осознание принадлежности объекта (субъекта) другому объекту (субъекту) как части и целого, особенного и всеобщего. Согласно определению А. Турена, «идентичность - осознанное самоопределение социального субъекта». По мнению Д. Драгунского, «идентичность отбирает, оформляет, упаковывает и транслирует социальные ценности, навыки социального действия, способы оценки ситуации, стереотипы восприятия внешнего мира» Следовательно, идентификация - это процесс эмоционального и иного самоотождествления индивида, социальной группы с другим человеком, группой или образом, интериоризации занимаемых социальных статусов и освоения значимых социальных ролей Тощенко Ж.Т. Историческая память и социология // СОЦИС. - 1998. - № 5. - С. 5..
В целом, возможно отметить, что процесс формирования исторической памяти связан с процессом социализации на разнообразных этапах развития человека и во многом имеет связь с процессом социальной, этнической и национальной идентичности.
1.2 Современные направления изучения исторической памяти граждан
исторический память молодежь гражданин
Вопрос о формировании исторической памяти и сопутствующих процессов является одним из актуальных в современной науке и в целом рассматривался целым рядом авторов. Особенно актуальным данный вопрос становится в последние годы в связи с возникновением проблем качества исторических знаний у молодежи и процесса формирования патриотизма, осознания значимости исторических процессов. В связи с этим исследователи проводят социологические исследования, анализ существующих процессов и особенностей формирования исторической памяти.
В частности, В.В. Кулиш занимался анализом специфики формирования исторической памяти у учащейся молодежи. В результате анализа социологических данных в дихотомии «традиционное - инновационное» он выявил следующие особенности эмоционального аспекта функционирования исторической памяти молодежи. С одной стороны, современная молодежь наибольшие эмоциональные переживания испытывает за традиционные личные проблемы. С другой стороны, среди молодежи актуализируются эмоциональные переживания за инновационные проблемы своего региона. Так же противоречиво проявляется эмоциональный аспект исторической памяти в оценке факторов, влияющих на жизненные планы выпускников. Эмоциональный аспект функционирования исторической памяти молодежи, как и поведенческий, не одномерен в своем проявлении. Мировоззренческий аспект функционирования исторической памяти молодежи проявляется в виде сохранения преимущественно традиционных жизнеопределяющих принципов. Анализ данных социологического исследования в дихотомии «традиционное - инновационное» показывает, что к числу самых значимых относятся преимущественно те принципы, которые отражают традиционную ценностную составляющую исторической памяти молодежи Кулиш В.В. Социальное измерение функционирования исторической памяти молодежи // Ученые записки РГСУ. - 2010. - № 6. - С. 46..
Представленный автором анализ выявил особенность проявления мировоззренческого аспекта функционирования исторической памяти современных выпускников школ. С одной стороны, историческая память проявляется в жизнеопределяющих принципах, отражающих традиционные ценностные ориентации молодежи на упорную трудовую деятельность, - «упорный труд», «первостепенная реализация себя на работе». С другой стороны, эти традиционные ценностные ориентации молодежи на упорную трудовую деятельность используются выпускниками для закрепления жизнеопределяющих принципов, отражающих инновационные ценности - «работать в основном на личный успех», «стремление к богатству».
Подводя итоги социологического анализа функционирования исторической памяти, он приходит к выводу о том, что поведенческий, эмоциональный и мировоззренческий аспекты функционирования исторической памяти молодежи имеют свою специфику соотношения традиционного и инновационного. Воспроизводство традиционного в исторической памяти молодежи прослеживается в содержании жизненных планов выпускников, в характере личных проблем и в жизнеопределяющих принципах. Доминирование инновационного в функционировании исторической памяти молодежи проявляется в свободном времяпрепровождении выпускников, в переживаниях за региональные социальные проблемы и в факторах, влияющих на жизненные планы. Анализ эмпирических данных социологического исследования позволяет говорить о неодномерности и противоречивости проявления всех трех аспектов функционирования исторической памяти современной молодежи.
Социологический анализ поведенческого, эмоционального и мировоззренческого аспектов функционирования исторической памяти современной молодежи позволяет выйти на уровень объяснения процесса ее формирования Там же С. 48. .
Шилина Т.П. определяет процесс сохранения исторической памяти молодого поколения как одну из важнейших проблем России в начале ХХI века. Формирование патриотических чувств и сознания граждан на основе исторических ценностей и понимания роли нашей страны в судьбах мира, развитие чувства гордости за свое Отечество является одной из решаемых задач в Российской Федерации. Однако состояния дел в этой сфере показывает, что эффективность и качественный уровень работы в данном направлении не в полной мере соответствуют требованиям современного российского общества. Проблема обострилась по целому ряду причин, важнейшей из которых является кризис традиционных ценностей и приоритетов, существовавших в нашей стране. Анализ состояния проблемы в теории и практике позволяет выделить объективно существующие противоречия между Шилина Т.П. Сохранение культурно - исторического наследия и формирование исторической памяти молодежи // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.samson-corp.ru/science/science.php?id=072:
Требованием общества и государства активно формировать патриотические чувства и сознание граждан на основе исторических ценностей и отсутствием теоретического обоснования процесса духовно-нравственного становления личности;
Необходимостью обеспечить защиту культурного и духовно-нравственного наследия и недостаточностью мер по сохранению культурного достояния страны.
В исследовании В.Э. Бойкова акцентировалось внимание на исторических ценностях России, событиях прошлого, которые оцениваются жителями страны как значимые. При этом автор задается целью выявления представления событий исторического прошлого, которые вызывают не только чувство гордости, но и стыда, разочарования.
Согласно данным проведенного автором исследования вызывают гордость у многих граждан, прежде всего, достижения в сфере отечественной науки и техники, культуры и искусства, а также успехи в военной области, определявшие многие годы ее высокий авторитет в мире. Что касается отрицательных представлений об историческом прошлом, то они в основном связаны с системными изменениями двух последних десятилетий, ослабившими, по оценкам опрошенных, народ, страну и государство. Восприятие исторических эпох массовым сознанием традиционно сопряжено с личностями, которые в эти времена находились у государственного штурвала. Поэтому опрошенным было предложено оценить роль ряда исторических деятелей в судьбе России Бойков В.Э. Состояние и проблемы формирования исторической памяти // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/382/881/1216/010.BOIKOV.pdf (дата обращения: 219.15.2014).
М.А. Синицына, в контексте рассмотрения исторической памяти, как составляющей социологии культуры, определяет, что данный вид памяти подвержен воздействию психотравм, интерпретируемых как результат «культурного шока», и о коллективном бессознательном, также, не в последнюю очередь, сформированном катаклизмами истории. Одновременно делается вывод о недопустимости редукции содержания исторической памяти исключительно к каким-то утратам в области культуры. Признается необходимость введения понятий избыточной и недостаточной исторической памяти. Причем первое понятие представляет собой нацеленность на репродукцию культуры, на некий ее повтор, в ходе которого современная культура находит консенсус с предшествующей ей культурной традицией. Что касается второго понятия, то оно означает латентное желание эмансипироваться от культурного наследия, либо, напротив, стремление раствориться в нем. Делается вывод о том, что дефицит исторической памяти означает одновременно и дефицит социокультурной рефлексии Синицина Н.А. Историческая память как культурообразующий фактор // Вестник Южно-Российского университета. - Ростов-на-Дону.- №5. - 2008. С. 76. .
Также автором отмечается, что историческое сознание современного общества характеризуется взаимодействием многочисленных разнонаправленных интенций: традиционализма и модернизма, изоляционизма и интегративизма, этноцентризма и космополитизма и т.п. Она постулирует константность основных ментальных структур, поскольку носителем, как конкретного исторического сознания, так и конкретной культуры является некий исходный человеческий материал, выступающий в виде своеобразной информационной «матрицы». Любой социум оказывается помещенным не только в конкретное пространственно-временное измерение, но и в определенное событийное поле, причем оба модуса социального бытия находятся в неразрывном диалектическом единстве. Общество выступает в качестве генератора, ретранслятора и потребителя социокультурной информации. Характер объективации культурной модели зависит общего состояния культуры, специфики межкультурной коммуникации, степени социальной мобильности, близости или удаленности от центров культуры и т. п. Причем влияние каждого из вышеперечисленных факторов носит ярко выраженный амбивалентный характер и по-разному проявляется в различных референтных группахСиницина Н.А Историческая память как социальный регулятив // Вестник Ставропольского государственного университета. - 2008..
Не менее важной и значимой составляющей в русле изучения вопроса о формировании исторической памяти представляется процесс воспитания и образования. Согласно мнению целого ряда авторов во многом именно процесс образования является основополагающей формирования исторических представлений, а значит и исторической памяти.
В частности, В.А. Ельчанинов в качестве основных направлений в системе патриотического воспитания и исторического образования в учреждениях образования можно определить следующие:
Духовно-нравственное. Цель: осознание детьми в процессе патриотического воспитания высших ценностей, идеалов и ориентиров, социально значимых процессов и явлений реальной жизни, способность руководствоваться ими в качестве определяющих принципов, позиций в практической деятельности.
Историко-краеведческое. Система мероприятий по патриотическому воспитанию, направленных на познание историко-культурных корней, осознание неповторимости Отечества, его судьбы, неразрывности с ней, формирование гордости за сопричастность к деяниям предков и современников и исторической ответственности за происходящее в обществе.
Гражданско-патриотическое воспитание. Воздействует через систему мероприятий на формирование правовой культуры и законопослушности, навыков оценки политических и правовых событий и процессов в обществе и государстве, гражданской позиции, постоянной готовности к служению своему народу и выполнению конституционного долга.
Социально-патриотическое. Направлено на активизацию духовно-нравственной и культурно-исторической преемственности поколений, формирование активной жизненной позиции, проявление чувств благородства и сострадания, проявление заботы о людях пожилого возраста.
- Военно-патриотическое. Ориентировано на формирование высокого патриотического сознания, идей служения Отечеству, способности к его вооруженной защите, изучение русской военной истории, воинских традиций Ельчанинов В.А. Историческое сознание. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. С. 38. .
А.В. Рачипа и В.В. Бурьков определяют составляющие формирования исторической памяти в современном обществе, акцентируя внимание на проблемах. Они отмечают, что российское общество миновало период критической переоценки своего прошлого. Сегодня существует назревшая потребность в методологии, которая бы предложила конструктивную процедуру осмысления прошлого. Вместе с тем анализ нынешнего состояния гуманитарного образования показывает, что до сих пор еще не остановлен достаточно опасный процесс размывания фундаментального знания, замены его прикладными дисциплинами. Ряд исследователей отмечает, что в обществе отсутствует понимание того, что происходит эрозия исторической памяти народа, карикатузируется и осмеивается его прошлое, и чем это грозит в будущем. Упадок исторической грамотности в нашей стране (а точнее большая неравномерность и случайность исторических представлений) очевидна. Корни этого - в средней школе Рачипа А.В., Бурьков В.В. Феномен исторической памяти и проблемы формирования ценностей и ориентации молодежи в современной системе управления // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://izv-tn.tti.sfedu.ru/wp-content/uploads/2013/1/35.pdf (дата обращения: 15.05.2014).
Исследователями уделяется не менее активное внимание и определению самого понятия и составляющих процессов определения исторической памяти. Как отмечает в своем исследовании член-корреспондент РАН Ж.Т. Тощенко: «что же касается исторической памяти, то это определенным образом сфокусированное сознание, которое отражает особую значимость и актуальность информации о прошлом в тесной связи с настоящим и будущим. Историческая память по сути дела является выражением процесса организации, сохранения и воспроизводства прошлого опыта народа, страны, государства для возможного его использования в деятельности людей или для возвращения его влияния в сферу общественного сознания. Полное или частичное забвение исторического опыта, культуры своей страны и своего народа ведет к амнезии, что ставит под сомнение возможность существования данного народа в истории» Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. - 2-е изд. - М., 2008. С. 296-297. .
Комплексному исследованию целостного феномена исторической культуры, исторического сознания посвящен цикл работ Л.П. Репиной (руководитель Центра интеллектуальной истории ИВИ РАН). В данных работах особое внимание уделяется изучению процессов трансформации обыденного исторического сознания, механизмов формирования и передачи в будущее исторической памяти поколений Диалоги со временем: память о прошлом в контексте истории / Под ред. Л.П. Репиной. - М., 2008..
При этом также необходимо отметить, что изучение исторической памяти и процессов ее формирования находится на междисциплинарном исследовательском поле, привлекает все большее число специалистов историографии, социологии и философской антропологии.
В данном аспекте в своем исследовании М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги отмечают: самосознание любого общества начинается с истории. Ее символически значимые события формируют смысловую основу национальной и гражданской идентичности. В то же время историческое сознание подвержено незаметному воздействию повседневных перемен. Меняется жизнь, и вслед за ней постепенно меняется и историческое сознание. Вот почему результаты социологического зондирования исторических представлений, особенно поколения, только вступающего в жизнь, являются эффективным инструментом социальной диагностики и могут иметь важное значение как для прогнозирования политического поведения населения, так и для понимания различных сегментов политической жизни Горшков М.К., Шереги Ф.Э. Молодежь России: социологический портрет. - М.: ЦСПиМ, 2010. - с. 41. .
Таким образом, возможно отметить, что исследователями в русле изучения процесса формирования исторической памяти определялись приоритеты проведения социологического исследования, которого позволяет выявить составляющие, характерные для элементов данного вида памяти и факторов, влияющих на ее формирование. В целом, формирование исторической памяти признается одним из значимых и основополагающих условий развития современного общества, в том числе и групп молодежи.
Глава 2. Исследование формирования исторической памяти молодежи
2.1 Факторы, влияющие на процесс формирования исторической памяти молодежи
В результате проведенного в контексте работы теоретического анализа представляется возможным отметить, что приоритетом формирования исторической памяти молодых людей является совокупность действия специалистов в области образования (согласно оценке ученых) и современных СМИ (согласно оценке респондентов). При этом во многом сформированные представления и значимость исторических сведений определяется по итогу в контексте именно остаточных знаний. В результате, если после школы или обучения в ВУЗе у молодого человека присутствуют знания касательно истории, которые возможно оценить, как научные и соответствующие действительности, то с течением времени они в значительной мере видоизменяются в связи с тем, молодые люди забывают информацию, она трансформируется при помощи влияния массовых СМИ, знакомых, художественных фильмов. В результате исторические знания превращаются в определение мнение личности относительно исторического процесса.
В данном аспекте необходимо отметить, что значительное влияние на подобные процессы трансформации оказывает современная популярная пресса, которая в качестве аспекта повышения интереса ориентируется на исторический процесс, отдельные события истории, которые, при этом, трансформируются и видоизменяются согласно потребностям издания. Современная пресса одним из своих значимых приоритетов среди прочих других ставит позиционирование различных вариантов проявления позиционирования национальной идентичности путем защиты своих национальных интересов, проявлений национальной нетерпимости, интолерантности, позиционирования собственных национальных интересов и принижения значимости представителей других национальностей. И все эти составляющие отражаются в псевдонаучных статьях и телевизионных репортажах, искажая образы исторической действительности и формируя у молодежи ложные исторические представления.
В прессе появляются сведения об исторических ситуациях проявления жестокости со стороны представителей одной национальности к другой, обвинения представителей различных культур в различного рода нарушениях и притеснениях других граждан и пр. Во многом подобные процессы связаны с всплеском в современном мире стремления к сохранению национальной идентичности в противовес глобализации.
В частности Г. Сибирова отмечает: «На современном этапе социокультурный феномен «этнического возрождения», впервые заявивший о себе в 60-70 годах XX века, завоевал репутацию несущего раздор и конфликты, войны и человеческие жертвы. Этим объясняется внимание к данной проблематике общественных деятелей, политиков и ученых, оказавшихся не в состоянии вписать подобное явление в рамки теории «плавильного котла» или идеи сближения и слияния наций, господствовавших в первой половине этого столетия» Сибирова Г. Этническое самосознание в социокультурном контексте // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.regioncentre.ru/resources/books/drug/drug10/ (дата обращения: 21.05.2014).
Факт присутствия сформированной в определенной мере национальной идентичности подтверждается наличием периодических столкновений с явным подтекстом этнической составляющей. В частности, на уровне ВУЗов в среде молодежи данные проявления выражаются в неприятии части русских студентов и студентов из отдаленных национальных регионов, которые обучаются в одном вузе и вынуждены проживать в одном общежитии. На уровне различия культур они не могут найти взаимопонимание в результате чего возникает конфликт и, как итог возможное физическое насилие. При этом девушки разных национальностей взаимодействуют более успешно, чем молодые люди в силу своих гендерных характеристик коммуникабельности и меньшей степени выраженности агрессии.
В качестве примера возможно привести взаимодействие русского населения с коренным населением различных регионов. В данном процессе решающую роль в различиях выражения своей этничности русскими и малыми народами играет соотношение численности русских и представителей народности в регионах. Ситуация меньшинства, в которой оказались малые народы, способствует построению внутренних культурных и социальных границ. Немаловажным фактором, оказывающим влияние на восприятие малых народностей самими русскими, оценка значимости взаимоотношений на уровне исторических процессов.
При этом Г. Сибирова отмечает: «Проблема идентификации и идентичности возникает как фактор диалектического отношения между индивидуальным и общественным и затрагивает вопрос включения отдельного индивида в группу как процесс и результат. В центре оказывается эмоционально-этический момент принятия человеком норм данной группы и ее ценностей» Сибирова Г. Этническое самосознание в социокультурном контексте // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.regioncentre.ru/resources/books/drug/drug10/ (дата обращения: 24.05.2014).
Этничность на современном этапе становится составляющей, которая в наибольшей степени серьезно влияние на процессы формирования исторической памяти, делая ее избирательной. В частности, анализ современной прессы и контента сети интернет по мнению Г. Сибировой уже дает представление о том, что этничность, этническое качество остается регулятором социальных отношений, которое воспринимается сквозь призму культурных различий, политических предпочтений, и повседневного общения. Оценка социокультурной ситуации как этнически релевантной и выбор стратегии поведения зависит от комплекса этностереотипов относительно образа «другой» этнической группы, а также сложившихся практик взаимодействия. Это во многом определяется конкретными традициями и тенденциями и тенденциями этнокультурного соседства.
Среди нетерпимых к проявлению чужой культуры возможно отметить следующие.
Таблица 1
Категории этнических составляющих восприятия исторического процесса Сибирова Г. Этническое самосознание в социокультурном контексте // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.regioncentre.ru/resources/books/drug/drug10/ (дата обращения: 24.05.2014)
|
Характеристики |
Особенности |
||
|
1. «Не любят говорить о своей национальности и стараются ее скрыть» |
«Этнофобы» |
«Негативно акцентуированные». Отрицательно воспринимают факт своей национальной принадлежности. |
|
|
2. «Не имеет значения своя национальность и национальность окружающих» |
«Космополиты» |
«Равнодушные». Не идентифицирующие себя и других по этническому фактору. |
|
|
3. «Любят свой народ (людей своей национальности), но согласны, что другие народы не хуже» |
«Патриоты» |
«Позитивно акцентуированные». Ориентированные на культурное подкрепление своей этнической идентификации. |
|
|
4. «Считают, что интересы собственного народа нужно отстаивать любыми средствами и способами» |
«Националисты» |
Выступающие за государственно-политическое оформление своей этнической группы. |
Все данные проявления на уровне современной России в относительно мягкой степени в форме столкновений и выявления приоритетных позиций. Позиционирование же национализма в контексте восприятия исторического процесса становится поводом и причиной для раздора, конфликта.
Значимым аспектом рассмотрения и позиционирования исторического вопроса является соотношение идентичностей, в частности в вопросе самоотношения и выявления приоритетных моделей поведения определенных представителей национальных культур на территории России, в том числе по отношению друг к другу. В данном направлении наиболее обширно представлена модель поведения русских, которая характеризуется, как постепенная и особенно активная в историческом процессе и роль русских определяется в качестве ведущей, проявления активности представителей других национальностей встречаются достаточно редко.
Во многом, России в плане исторического развития является страной исключительной, особенно в плане того, что она формировалась и разрасталась в ее современном состоянии в процессе включения новых колониальных владений, жители которых покорялись по большей части насильственно. Культурные и религиозные различия обусловили тот факт, что представитель отдельных народностей не ассимилировались целиком и полностью, формируя в собственной этнокультурной среде собственные социальное нормы.
При этом, на современном этапе происходит процесс трансформации исторических знаний в связи с изменением тенденций мирового развития в целом, формируются стратегии некорректного использования исторических фактов, в том числе на уровне манипулирования сознанием, которому в наибольшей степени эффективно поддается именно молодое поколение и сами факты манипулирования сознанием происходят с задействованием актуальных для молодого поколения и популярных у молодежи СМИ, в том числе и сети интернет, которая в наименьшей степени подконтрольная официальным органам. В итоге в среде молодежи процесс формирования исторической памяти является достаточно сложным и в результате возникают картины исторического развития страны, мира, которые достаточно часто представляются совокупностью полученных знаний и фантазии. В частности, современные молодые люди, наблюдая на книге, статье или фильме отметку «исторический» автоматически соотносят представленные данные с исторической реальностью, воспринимая предложенную картину, как происшедшую действительность. Согласно мнению исследователей у молодежи не сформированы качества, которые способствуют развитию критического мышления в оценке исторических данных, определению составляющих, которые позволяют отличить вымысел от факта.
Таким образом, согласно мнению А.В. Рачипа и В.В. Бурькова наиболее действенными механизмами формирования исторического сознания молодежи являются институты, окружающие индивида в процессе социализации: семья, система образования и средства массовой информации. Очевидна необходимость комплексного воздействия: коммуникационного, идеологического, ценностного - как на федеральном, так и на местном уровнях. Принципиальным является создание системы смыслов и образов богатого российского прошлого. Главными аспектами при формировании этой системы, на наш взгляд, могут стать две модели: образ России в ее историческом контексте и привлекательный образ страны в будущем, создаваемый при личном участии молодых людей. Опыт показывает, что недооценка роли управления формированием исторического сознания молодежи приводит к резкому снижению уровня ее гражданской ответственности. Богатый эмпирический материал современных социологических исследований может быть использован в качестве фундаментальной базы для дальнейшей разработки комплекса мер и механизмов, направленных на формирование и развитие исторического сознания молодежи Рачипа А.В., Бурьков В.В. Феномен исторической памяти и проблемы формирования ценностей и ориентации молодежи в современной системе управления // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://izv-tn.tti.sfedu.ru/wp-content/uploads/2013/1/35.pdf (дата обращения: 24.05.2014).
Процесс трансформации исторической памяти также отражается и на специфике исторической памяти исходя из возраста и для молодежи значимые для России исторические события отражаются в отличной форме от старшего поколения.
В частности, в качестве примера приведем исследование ФОМ на тему «Историческая память поколений о событиях России конца XX века» Историческая память // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://soc.fom.ru/Istoricheskaya-pamyat/10704 (дата обращения: 20.05.2014).
Исследование проводилось в 2010 - 2012 и прослеживалась динамика изменений. В исследовании участвовали 1500 респондентов из 43 субъектов РФ и 100 населенных пунктов. Лица в возрасте до от 18 до 30 лет (то есть молодежь) составили 700 человек.
В результате опроса выявлено, что помимо перестройки, важными событиями конца ХХ века люди считают дефолт 1998 г. (51%), аварию на Чернобыльской АЭС (50%) и вывод войск из Афганистана (43%).
А среди российских деятелей, оказавших значительное влияние на страну за последние 10 лет, выделяют В.Путина, Д.Медведева и Б.Ельцина.
Данные относительно того, закончился ли процесс перестройки также оказались противоречивыми и перевес оказался в целом на стороне тех, кто считал процесс перестройки не оконченным.
Симпатии населения относительно событий 1993 в Москве также оказались неоднозначными, однако, при всем этом подавляющее большинство отметило, что они не проявляют симпатий ни к одному из лидеров событий 1993 года.
Для молодежи, исходя из данных исследования, события конца XX века в большей степени были связаны с процессом преобразований, во всяком случае именно элементы экономической и социальной катастрофы закрепились в их памяти, как ведущие. При этом, в отличие от старшего поколения молодежь положительно оценивает динамику изменений и в представлении молодежи прослеживается процесс трансформации во взаимосвязи с преобразованиями, которые уводят Россию от регрессивного социалистического строя к прогрессивному капиталистическому, который дает больше свобод и выбора в процессе самореализации. В целом же историческая память молодежи избирательна и отражает моменты, которые являются наиболее продвигаемыми через средства СМИ и том ракурсе, в котором они представляются благонадежными (с точки зрения молодых людей) СМИ. Историческая память молодых людей в целом избирательна и подвержена влиянию.
2.2 Знание и информированность московской молодежи об исторических процессах и событиях как важный аспект формирования исторической памяти
В производных функциях исторической памяти молодежи отражен приобретенный молодым поколением собственный социально-исторический опыт. Эти функции реализуются в развитии и сохранении элементов операционального уровня исторической памяти (знаний, оценок, стереотипов поведения, ценностей, норм, символов). К производным функциям относят функцию выбора жизненных стратегий, прогностическую функцию, функцию стереотипизации, политическую функцию Кулиш В.В. К характеристике исторической памяти учащейся молодежи // Образование и общество. - 2008. - № 3 (50). - С. 43..
Функциональность исторической памяти указывает на характеристику, состояние исторической памяти социальных субъектов в конкретных социально-исторических пространственно-временных условиях. Формирование исторической памяти - это социальный процесс проявления функций исторической памяти, системно обеспечивающих воспроизводство (актуализацию) традиционных форм жизнедеятельности в сознании и поведении отдельной личности, социальных общностей, общества в целом и определения характера инновационного развития всех сфер жизнедеятельности отдельного человека и всего общества. Формирование исторической памяти рассматривается нами в трех аспектах: поведенческом, мировоззренческом и эмоциональном.
Поведенческий аспект формирования исторической памяти отражает процесс усвоения личностью через исторический опыт требуемых норм, знаний, ценностей, правил поведения. В данном случае речь идет о проявлении исторической памяти в процессе социальной адаптации, активного усвоения человеком социального опыта и приспособления к изменяющейся социальной среде. Историческая память дает возможность понять и реализовывать на практике сложившиеся формы социального взаимодействия и способы предметно-практической деятельности.
Мировоззренческий аспект формирования исторической памяти отражает проблемы, связанные со смыслом жизни и нахождением человеком себя в этом мире. Наличие исторической памяти подводит личность к необходимости понять смысл бытия как такового, смысл собственного существования в контексте движения социальной истории.
Эмоциональный аспект формирования исторической памяти отражает характер и степень воздействия чувств и эмоций на понимание человеком прошлого, настоящего и будущего. Историческая память посредством эмоций, мотивов, интереса настраивает человека на отражение тех или иных событий в определенном режиме.
Каждый из выделенных аспектов исторической памяти не может реализоваться обособленно. Изменение какого-либо из аспектов функционирования исторической памяти влечет за собой изменение других и влияет на реализацию базовых и производных функций памяти. Характер проявления поведенческого, эмоционального и мировоззренческого аспектов определяет в целом особенности формирования исторической памяти социального субъекта, который также проявляется знании и информированности молодежи об исторических процессах и событиях.
В исследовании принимали участие 100 человек в возрасте от 22-30 лет, из которых 50 юноши и 50 девушки. Дата проведения - апрель-май 2014г. Город Москва.
В данном социологическом исследовании использован метод анкетирования. Автором разработана анкета «Знание и информированность московской молодежи об исторических процессах и событиях».
Результаты исследования представлены в таблице 2.
Таблица 2
Результаты исследования «Знание и информированность московской молодежи об исторических процессах и событиях»
Подобные документы
Развитие отечественной исторической науки в первое десятилетие советской власти. Появление марксистского направления в исторической науке. Взгляды Ленина, Троцкого, Покровского на историю России. Буржуазная и немарксистская историческая наука в России.
реферат , добавлен 07.07.2010
Систематизация научных трудов В.К. Яцунского. Истоки становления и этапы формирования его взглядов на развитие исторической географии. Становление этой науки как вспомогательной исторической дисциплины. Разработка ее теоретико-методологических основ.
дипломная работа , добавлен 30.09.2017
Общая характеристика немецкой исторической школы. Формирование исторической школы. Основные этапы и их представители. Взгляды Туган-Барановского. Методологические особенности исторической школы Германии.
реферат , добавлен 14.12.2003
Развитие исторической науки в России. Исторические школы и их концепции: германская, историко-юридическая, историко-экономическая, советская. Концепции развития исторической науки. Формационный и цивилизованный подходы в исторической науке.
контрольная работа , добавлен 20.11.2007
Становление гуманистического мировоззрения в период Возрождения. Поступательное развитие исторической, естественнонаучной и общественной мысли в XVII вв. Острое обсуждение обществом вопросов социально-политического характеристика в эпоху Просвещения.
реферат , добавлен 20.10.2011
Выявление образа Н.М. Ядринцева в культурной памяти сибиряков второй половины XIX – начала XXI вв. и определение факторов формирования исторического образа в сознании школьников. Биография публициста как модель поведения пореформенного интеллигента.
дипломная работа , добавлен 11.10.2010
Понятие исторического времени, разделение истории общества на формации: первобытно-общинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую. Анализ временных периодов развития России, их отношения к всемирно-исторической периодизации.
реферат , добавлен 23.05.2010
Российские генеалогические институции, как места бытования академических сайтов. Официальное отражение документопотока по теме Великой отечественной войны в библиографических пособиях и указателях. Формирование в РФ исторической памяти через Интернет.
дипломная работа , добавлен 08.06.2017
Эмпирический и теоретический уровни исследования и организации знания в исторической науке. Классификация исторических источников и определение времени их возникновения. Предмет исторической хронологии. Методика и техника исторического исследования.
контрольная работа , добавлен 01.06.2009
Особенности развития исторической мысли в России в XVIII веке, совершенствование источниковедческих приемов. Рационалистические идеи в дворянской историографии и этапы просветительства. Зарождение революционного течения в русской исторической мысли.
