Денис Родькин: «Со Светланой Захаровой мы стали родными людьми. Денис захаров Способность, которой хотелось бы обладать

Родился в Уфе. В 2010-14 гг. учился в Башкирском хореографическом колледже им. Рудольфа Нуреева. В 2014 г. перевелся в Московскую государственную академию хореографии (МГАХ). В 2018 г. окончил МГАХ (педагог Денис Медведев) и был принят в балетную труппу Большого театра. Будучи учеником академии, участвовал в спектакле Большого театра - исполнил партию Голубой птицы из балета «Спящая красавица» П. Чайковского (хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича). Репетирует под руководством Дениса Медведева .

Во время учебы в академии исполнял партию Колена в балете «Тщетная предосторожность» П. Гертеля (постановка Ю. Григоровича); партию Конрада в сюите «Оживленный сад» (Музыка Л. Делиба, Р. Дриго) из балета «Корсар» А. Адана (хореография М. Петипа, постановка и новая хореографическая редакция Ю. Бурлаки), второй дуэт в балете «Вариации на тему рококо» на музыку П. Чайковского (хореография А. Мирошниченко). Концертный репертуар также включает па де де из балета «Корсар» и вариации – Графа Вишенки из балета «Чиполлино» К. Хачатуряна (хореография Г. Майорова), Жана де Бриена из балета «Раймонда» А. Глазунова (хореография М. Петипа) и др.

Репертуар

2018
премьеры («Этюды» на музыку К. Черни, хореография Х. Ландера)
па де труа в «Изумрудах» (I части балета «Драгоценности») на музыку Г. Форе (хореография Дж. Баланчина)
Золотой божок («Баядерка» Л. Минкуса, хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича)
вариация четырех кавалеров («Раймонда» А. Глазунова, хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича)
Французская кукла, Арлекин («Щелкунчик» П. Чайковского, хореография Ю. Григоровича)

2019
заглавная партия («Петрушка» И. Стравинского в постановке Э. Клюга)
Рыбак («Дочь фараона» Ц.Пуни в постановке П.Лакотта по М.Петипа)
Франц («Коппелия» Л. Делиба, хореография М. Петипа и Э. Чекетти, постановка и новая хореографическая редакция С. Вихарева)
Джеймс («Сильфида» Х.С. Левенскольда, хореография А. Бурнонвиля в редакции Й. Кобборга)
партия («две пары») в I части, солист IV части, солист I части («Симфония до мажор» Ж. Бизе, хореография Дж. Баланчина)
Беранже («Раймонда»)
ведущая партия в «Изумрудах»

Распечатать

История Московской академии хореографии началась в 1773 году, когда Екатерина II открыла «классы театрального танцевания» в Московском воспитательном доме - там учили танцу детей с 10-ти лет. Ещё одна веха в истории Академии - 1806 год, когда было создано Московское императорское театральное училище. Сегодня Академия хореографии - в числе лучших учебных заведений. Её выпускники дали концерт в Большом театре. Репортаж Анны Щербаковой.

Зрители этого концерта присутствовали, буквально, при рождении новых звезд. Имена сегодняшних выпускников, вполне возможно, в недалеком будущем украсят афиши лучших театров мира.

Вместо оценок педагогов - овации зрителей. Правда, многие из этих юных артистов получали их сполна и прежде. Денис Захаров на этом балу выпускников - гость: учится на втором курсе Академии. Но уже выиграл Гран-при на Всероссийском конкурсе «Русский балет». Это значит, что его ждет стажировка в Большом театре. Но первым делом - все-таки, учеба.

«Я еще учусь, поэтому свободного времени немного, у меня нет возможности приходить в Большой театр, мы репетируем, занимаемся, готовимся к концертам. Что дает Московская государственная академия? Это, конечно, уверенность в себе и в том, что ты находишься в заведении с такой большой историей», - рассказал студент Московской государственной академии хореографии Денис Захаров.

Выпускной концерт Академии хореографии всегда проходит в Большом театре. Это традиция. Перед выходом на эту легендарную историческую сцену последние напутствия артистам дает сама Марина Леонова, ректор Академии.

«В этом году у нас выпускается 7 лауреатов международных конкурсов, их имена уже известны, это золотые и серебряные медали. Я вижу в их глазах желание танцевать», - отметила ректор Московской государственной академии хореографии Марина Леонова.

Для этих девушек и юношей каждая репетиция в Академии - как настоящий бал. А о таких нарядах мечтает каждая девочка. Но мысли балерин заняты совсем другим.

«Для меня танцевать - это показывать, что у нас внутри, а платье делает свою часть. Но очень важна самовыразительность», - поделилась выпускница Московской государственной академии хореографии Камилла Мацци.

Камилла Мацци - итальянка, приехала в Москву из Турина. 3 года в Академии усердно учила не только сложные пируэты, но и не менее сложный русский язык. Помогали ей в этом однокурсники.

«Школа помогла полюбить эту профессию, именно в стенах школы я стал понимать, насколько это прекрасно - заниматься балетом. Есть такая привязанность к этому заведению, но я понимаю, что потом начнется совсем другая жизнь», - рассказал выпускник Московской государственной академии хореографии Марк Чино.

На этом балу новая жизнь для выпускников началась под музыку Шопена, Чайковского и под аплодисменты зрителей.

Денис Родькин. Фото – Дамир Юсупов

Для премьера Большого театра Дениса Родькина нынешний март оказался богат важными событиями: только что он станцевал Вронского в балете Джона Ноймайера «Анна Каренина» и получил весть о присуждении премии президента для молодых деятелей культуры за вклад в сохранение, приумножение и популяризацию достижений отечественного хореографического искусства.

— Какие эмоции испытали, узнав о награде?

— Очень приятные, потому что фактически это признание того, что я сделал за семь лет в Большом театре. Премия меня абсолютно не расслабляет, наоборот, заставляет идти дальше и доказывать, что получил ее заслуженно. Зрители ведь будут смотреть и думать, достоин ли.

— Награды влияют на артистическую жизнь?

— Чем больше премий и выше регалии, тем сложнее на сцене - ​ошибки тебе прощать уже никто не будет. Вообще, награды помогают хотя бы тем, что подогревают интерес к имени.

— Каким Вы видели своего Вронского?

— Сильным и харизматичным. Он хорош собой и уверен в себе, потому Анна в него и влюбляется, но немножко ветренен: не хочет обременять себя серьезными отношениями и обязанностями. Встретив Анну, понимает, что она тот идеал женщины, о которой он мечтал. Она переворачивает его внутренний мир.

— Ваш герой разочаровывается в Анне?

— Не то чтобы разочаровывается. Ему становится тяжело с ней: она начинает его дико ревновать, замыкается в своих мыслях, ее мучает любовь к сыну, которого она не видит. Вронскому это надоедает - ​для нормального человека такая реакция закономерна.

— Вы внутренне не сопротивлялись переносу сюжета Льва Толстого в наши дни?

— Поначалу не понимал, зачем. Но когда начали репетировать, включились в активную работу, то прочтение Ноймайера захватило, показалось интересным. Джон абсолютно погружен в роман.

Ему важно показать, как меняется мир героев: успешного политика Каренина, спортсмена Вронского, Анны, в начале образцовой жены и матери, а затем… Думаю, это эксклюзивное вИдение хореографа, и я понял, что никого слушать не надо - ​только его.

— Балетмейстеры делятся на диктаторов, которые требуют неукоснительного воплощения своих задумок, и демократов, прислушивающихся к предложениям исполнителей. Какой он - ​Джон Ноймайер?

Светлана Захарова (Анна), Денис Родькин (Вронский). Фото – Дамир Юсупов

— Он не мешает артистам, но если ему что-то не нравится или он замечает отступление, хоть малейшее, от хореографии, то сразу дает понять, что этого делать нельзя. Так что в нем есть и то, и другое. Джон - ​мягкий человек, никогда не давит, с ним приятно работать, нет ощущения паники. От него исходит спокойствие.

— А Вы сами спокойный человек?

— Когда как.

— Вас трудно представить шумным, раздраженным…

— Наверное, внешность такая. В театре, допустим, знают, что я не самый спокойный солист и могу показать характер, когда костюм, например, сшит на вырост, как случилось в «Карениной». Не понимаю - ​почему. Ведь я исправно ходил на все примерки.

— Как мальчик из интеллигентной семьи, но далекой от театра, оказался в балете?

— Я москвич, вырос в районе Покровское-Стрешнево. Мама хотела меня чем-то занять, отдала в кружок гитары, на занятия степ-танцем. Потом она узнала, что на первом этаже нашего дома, а мы жили на третьем, открыта муниципальная детская балетная школа, и занятия в ней абсолютно бесплатные. Туда меня и определили.

Кто же знал, что в 2003 году эта школа при Московском театре танца «Гжель» приобретет статус государственного хореографического училища с профессиональным дипломом. Я учился поначалу без особого удовольствия и без какого-то конкретного стремления - ​стать премьером Большого театра, например. Все шло своим чередом, постепенно и правильно.

— Когда захотели стать артистом балета?

— Учился в подготовительной группе, когда меня повели в Кремль на «Лебединое озеро». Весь спектакль проспал, мне казалось все очень скучным. В фойе продавались кассеты с записью спектаклей, дисков тогда еще не было. Мама спросила, какую мне купить. Я ответил: «Балет, где мужчины больше прыгают».

Нам посоветовали «Спартака» Юрия Григоровича. Когда я посмотрел этот мощный спектакль с Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым, то понял - ​только балет и ничего больше. Потом «втянулся» и в классику, захотелось ее танцевать.

— Скоро полувековой юбилей «Спартака», и Вы - ​в заглавной партии.

— Мое первое сильное впечатление в Большом театре - ​прогон «Спартака». Заиграл оркестр в двух шагах от меня, захватило действие, зазвучал требовательный голос Григоровича - ​я сидел, открыв рот, настолько это было масштабно, сильно. Тогда даже поверить не мог, что когда-то станцую Спартака.

Прошли годы, и в один прекрасный день Юрий Николаевич предложил мне подготовить эту роль. Сам пришел уже на вторую репетицию - ​со мной случился шок, я сжался от испуга: в том, что Григорович рядом, в зале, было что-то нереальное. Для меня этот хореограф - ​второй Петипа, они в одном ряду.

— Конечно, история балета второй половины XX века определена Юрием Григоровичем…

— Скажу больше. Если бы не Юрий Николаевич, то не было бы того Большого театра, который мы сейчас имеем. Он поднял балет на небывалую высоту. Я благодарен ему за то, что он мне доверяет свои спектакли. Поначалу он с опаской ко мне присматривался, а потом начал тепло относиться, я это чувствую. Мне хочется отвечать ему взаимностью и радовать.

Когда его балеты проходят на высоком художественном уровне, то у него сразу меняется настроение, он становится другим. На оркестровых прогонах он всем дает нагоняй, но, если бы этого не было, спектакли шли бы слабее. Он умеет собирать труппу.

— Вы - ​гордость школы «Гжель». Ее основатель балетмейстер Владимир Захаров гордился Вами, показывал как талантливого мальчика. Обычно такие переводятся в Академию хореографии, Вы же остались в альма-матер. Почему?

Денис Родькин и Анна Никулина в «Раймонде». Фото – Майя Фарафонова

— Мне предлагали, но я был патриотом, да и Владимира Михайловича не хотел предавать. Мечтал о том, что у меня сложится своя судьба - ​выпускника молодой школы «Гжель», который чего-то достиг. Не хотел повторять стандартный путь мальчика из МГАХа, что пришел в кордебалет Большого театра…

— Вы первый из «Гжели» попали в Большой театр?

— Да. Владимир Михайлович меня очень любил и часто говорил: «Тебе надо танцевать со Светланой Захаровой».

— Как в воду глядел.

— К сожалению, он не дожил до нашего дуэта со Светланой. Думаю, если бы он сидел в зале на нашем «Лебедином озере», то весь спектакль бы плакал от радости. Он ведь был романтиком и очень сентиментальным. Помню, когда Захаров читал стихи, то всегда ронял слезу.

— Если бы Вы не стали артистом балета, какую профессию бы выбрали?

— Детские фантазии - ​машинист поезда и футболист. Когда повзрослел, не сомневался, что путь артиста балета - ​мой, и никакого иного быть не может.

— Как оказались в труппе Большого?

— Случайно. В выпускном классе поехал в Петербург просматриваться в театр Эйфмана. Борис Яковлевич меня взял и даже предложил две роли - ​Ленского в «Онегине» и Базиля в «Дон Кихоте». У меня был запланирован второй просмотр - ​в Большой театр, хотя знал, что шансов на 90 процентов нет, видимо, сработали оставшиеся десять.

— Неужели главный театр страны выбирал танцовщиков из первых выпусков молодых альтернативных школ?

— Андрей Евдокимов - ​мой педагог, солист Большого, сделал пропуск и договорился, что я покажусь. Очень волновался, но успокаивал себя тем, что за спрос, как говорят, денег не берут.

Через три месяца, когда мы оказались с «Гжелью» на школьных гастролях в Сирии, там еще не было войны, раздался телефонный звонок от тогдашнего заведующего балетной труппой Геннадия Янина: «Мы вас берем, высокие и складные ребята нам нужны в кордебалет». Тепло, солнце, бассейн и такое счастье - ​приглашение в Большой.

— Можете назвать несколько событий, повернувших Вашу сценическую жизнь?

— Меня собирались отчислить из подготовительной группы школы. Меня невзлюбила педагог, так бывает, не нравился я ей - ​и все. Вступился Захаров: «Давайте пока оставим, мальчик - ​ладненький, может, у него сложится».

Второй момент - ​класс Николая Цискаридзе. Многие отговаривали - ​не стоит, он давит своим авторитетом и слишком строгий. К жесткой дисциплине меня приучили в «Гжели», так что советы меня не остановили.

Николай Максимович сразу сказал: «Если хочешь хорошо танцевать, начинай думать головой». У меня это отложилось. Третье везение - ​встреча со спектаклями Григоровича. Тогда в Большом был сложный момент - ​все помнят эти события (нападение на Сергея Филина. - «Культура» ), и меня, ученика Цискаридзе, не очень хотели ставить в репертуар. Тогда прошел прогон «Ивана Грозного», Григорович при всех похвалил моего Курбского. Домой шел окрыленный. Почти сразу Юрий Николаевич доверил Спартака.

Четвертое счастье - ​дуэт со Светланой Захаровой. После ухода на пенсию Андрея Уварова она осталась без партнера, я тоже переживал нелегкие эмоции: мне пообещали Принца в «Щелкунчике», потом из составов убрали, было обидно. Я ухватился за предложение Светланы выучить партию Хозе в «Кармен-сюите» для вечера в Мариинском театре.

Мы станцевали, наш дуэт понравился. Так и началось - ​стали набирать совместно спектакли, самые разные. Сейчас я чувствую себя рядом со Светланой не как чужой человек, мы стали родными и понимающими друг друга людьми.

— Вы общаетесь с Николаем Цискаридзе?

— Да. Некоторые сумасшедшие считали, что я его предал тем, что не поехал за ним в Петербург. Но мы с Николаем Максимовичем обсуждали будущее, и он сказал, что мне надо остаться в Большом и усердно работать. Он верил в мой успех.

— Вы - ​танцовщик классический - ​исполняете немало партий современного репертуара. Сложно работать в этих разных системах?

— Сегодня, после современной «Анны Карениной», с трудом представляю, как надену трико и станцую «Лебединое озеро». Так же чувствовал себя, когда через неделю после «Ивана Грозного» должен был выйти в «Дочери фараона». Переход от современной хореографии к классике - ​адски сложный, в отличие от обратного пути. Чистейшая классика помогает телу находиться в отличной форме.

— Странная сложилась ситуация, все считают себя вправе критиковать руководство Большого - ​сначала выводили на чистую воду прежнее, теперь в штыки воспринимаются предложения нынешнего. Словно какая-то бацилла раздражения завелась. Внутри театра это ощущаете?

— Руководитель не может быть хорошим для всех, и жизнь состоит не только из приятных событий. Без трудностей, кажется, ни один артист никогда не состоялся. Все хотят идеального отношения к себе, но так не получается. Да и работают здесь люди с амбициями, у каждого - ​свои идеи.

Они далеко не всегда бывают оправданны и осуществимы. К Большому театру всегда приковано большое внимание. Что бы ни происходило, начинают из мухи делать слона. Думаю, зря выносится сор из избы, никогда не стану прилюдно ругать руководство - ​даже если оно мне не будет нравиться.

— Все чаще говорят об особом балетном характере. В чем он?

— Например, сегодня я не мог встать с кровати - ​после репетиций и прогонов «Карениной» с тяжелыми поддержками навалилась усталость, заболела шея. Но - ​встал. Каждое утро себя заставляешь - ​в этом и проявляется характер.

— Что важнее - ​везение или работа до седьмого пота?

— Без везения невозможно, но на нем одном не продержаться. Когда у меня не складывалось, я продолжал работать, хотя казалось, что это впустую, но в итоге ежедневный труд оказался мне в плюс.

— Артистов балета одного театра могут связывать крепкие дружеские узы?

“Легенда о любви”. Ширин – Анна Никулина, Ферхад – Денис Родькин. Фото – Михаил Логвинов

— Дружба зависит от людей. Поэтому она возможна, но сейчас у нас, по-моему, нет крепких союзов. Может, отчасти из-за конкуренции. Профессиональный век короткий, все хотят побыстрее что-то станцевать, одному достается роль, другому - ​нет, появляется ревность и обида, а искренняя дружба в таком климате не может жить.

— Почему Вы отказались участвовать в «Нурееве»?

— Роль Эрика Бруна очень маленькая - ​всего пять минут на сцене. Да и побывать тенью Нуреева мне было не по душе.

— А на заглавную партию согласились бы?

— Сомневаюсь, что смог бы создать образ Нуреева. Его мы знаем - ​это не Спартак, не принц, не князь Курбский. Танец Нуреева запечатлен на видеозаписях, сохранилось большое количество документальной хроники, о нем много написано. Он такая неординарная личность, которую изобразить, по-моему, невозможно. Думаю, что в любом бы случае отказался.

— Ваша эффектная внешность кинорежиссеров еще не заинтересовала?

— Приглашали на кастинги, но как-то я до них не доходил.

— Выходной день как проводите?

— Последнее время очень много работы, и в понедельник отсыпаюсь и отлеживаюсь. Люблю посмотреть фильмы.

— Это тоже можно лежа в постели…

— Когда позволяет время, иду на оперу, но не в Большой. Там место работы, и события от похода на спектакль не получается. Иду в Музыкальный театр Станиславского на «Хованщину», «Сказки Гофмана» или «Пиковую даму», в «Новой опере» недавно слушал «Фауста» и «Ромео и Джульетту».

— В зале мне не раз показывали Ваших родителей. Они стали балетоманами?

— Особенно папа, хотя раньше на балете скучал, не понимал его и даже недолюбливал. Но «Спартак» с сыном в главной роли перевернул его мировоззрение. Теперь ходит на все спектакли и с удовольствием.

Писать некогда, но все время прокручиваю в голове впечатления от увиденного, наверное все-таки надо выплеснуть. За прошедшую ударную неделю «Жизель» в БТ была моим третьим спектаклем с участием Захаровой и Полунина, включая Баядерку в Стасике и Спящую красавицу в Скале. Но этот третий спектакль стал настоящим апофеозом. Спектакль не был идеальным. Но был необыкновенно вдохновенным и чувственным. Великолепным. Конечно, высочайшее мастерство Светланы, Сергея и всей труппы Большого театра – гордость и невероятное наслаждение. Все принималась, виделось органичным.

Захарова и Полунин виртуозы с уникальным дарованием, индивидуальной манерой танца, роскошными линиями. Невозможной красоты руки, неповторимая кантилена и, уж простите, лучшие виденные стопы, в тандеме, на одной сцене – просто мой личный балетоманский рай.

Ранее 1ый акт в исполнении Захаровой не входил в число моих предпочтений, смущал эффект «аристократка старательно изображает наивную простушку». А в этом спектакле 11го октября мне удалось увидеть трогательную влюбленную девушку. Дуэт с Полуниным был изумителен. Пришлась по душе трактовка - искреннее чувство Графа.

Для Альберта Полунина встреча с Жизель в этот раз – не хладнокровный флирт. Он глубоко увлечен, и поддается порыву, испытывает невероятную нежность. И вправду влюбляется. Жизель светится от счастья, смущается, волнуется, ликует. Но уже в первом акте есть фрагмент, предопределяющий неизбежность трагедии. В момент разговора с матерью, когда та говорит о опасности танца, Жизель останавливается, и вдруг на какие-то мгновения обретает взгляд – облик виллисы. Обреченность на смерть. Уже позже, в момент трагедии, Альберт потрясенный, обвинивший Ганса, мечется, кидается к подружкам Жизели, с отчаянием вопрошая, почему никто не сказал, что она смертельно больна, что она может умереть. Альберт приходит к могиле потрясенный, потерянный и обреченный, встает на колено, склоняет голову и складывает руки в мольбе то ли о прощении, то ли о воссоединении. Он мечется ощущая присутствие любимой, пытаясь, но не имея возможности осязать ее. Она и до этого в мыслях не покидала его видением, а сейчас он истово взволнован, не понимая границ реальности, следуя за Призраком, а потом останавливаясь, понимая, что это невозможно, но не прекращая искать образ любимой глазами. Я увидела в этот раз, что Альберт не танцует ради своего спасения, а танцует потому, что рядом Она. И пока он чувствует ЕЕ, он будет биться, пытаться остаться с НЕЙ. И вся эта борьба с Миртой – пронзительное стремление хоть на миг оттянуть момент разлуки. В этой истории Альберт не уходит в свет спасенный и просветленный. Он остается там, рядом, с последним даром Жизели - лилией в руке, плащом оставленным на могиле.

Образы героев созданы филигранно и объемно. Диапазон найденных выразительных средств бесконечен. Множество нюансов, расставленных акцентов, мельчайших деталей – прикосновений, взглядов, точно найденных жестов, воздушных поцелуев, изменений темпов, замираний.
Так, в 1м акте у обоих героев улыбка не сходит с лица, и в танце, движении в мимике трепет и восторг настигшего чувства.
Вдохновленность, влюбленность Альберта поддерживалась и особенной пластикой. И запредельной амплитудой и остротой антраша с последующим приземлением в арабеск. Причем, несмотря на движение от Жизели, тело его направлено -тянется к ней. И фирменным приемом Сергея, контрастом на темпах, когда перед движением он на долю секунды приостанавливается, а потом вырывается в прыжок в ускоренном темпе, либо наоборот, начав порывисто, замедлятся. Это отличная краска для вербализации силы эмоции, создает эффект восторженности и эйфории.
Альберт Полунина в этот раз был особенно нежен и пылок. В сцене, где он ловит руку Жизели, она игриво ускользает, но он все-таки обнимает – ловит ее, и она замирает, счастливая и смущенная. А стремительные, воздушные вращения Светланы в диагонали навстречу зовущему, влекущему Альберту.

В сцене танца Альберта и Жизели, перед тем как у нее защемит сердце, граф Полунина так непривычно истово, юношески восторженно стремится в вихрь хоровода – чувства, но вдруг останавливается смущенный, и искренне взволнованный недомоганием девушки. Усаживает на колено, и успокаивая гладит по щеке.

Чудесный момент, когда Альберт «пререкается» с Бертой, пытаясь увести Жизель. Исполнение Сергея вызвало улыбку. Так искренне и нежно он тянет девушку за спиной матери, а как только взгляд Берты попадает на него - почтительно, но озорно делает приветственный поклон.

Поняла, что последние Жизели у меня были не в БТ, выездные в основном, поэтому позабыла, что Батильда не уходит во время столкновения с Жизелью в сцене сумасшествия, как это происходит в других редакциях. И хотя партия Батильды далее прописана несколько странно, она ожидает развязку, статично замерев, держа за руку кого-то из свиты. Но в целом это работает в пользу трактовки линии Альберта. Он, невзирая на присутствие невесты, рвется к «раненной» любимой, и его сдерживает «кордон» не только из оруженосца, но и нескольких кавалеров свиты. В других редакциях граф часто стоит неприкаянный, и дальнейший его визит на кладбище смотрится несколько нелогичным.

И просто сразила в этот раз сцена сумасшествия. Испуг, потерянность, и слезы в глазах Светланы. Пронзительно, до кома в горле. И Альберт, осыпающий поцелуями бездыханную девушку, мечущийся в отчаянии, пытающийся не отпустить ее, хотя бы держа в руках подол платья.

Выбор исполнителей крестьянского ПДД на мой взгляд не идеален, но Игорь и Дарья очень старались, и справились. У Даши нравятся руки, и мягкость и кантилена. Вторая часть ее вариации вообще чудесно получилась. Близко к моему внутреннему эталону – «эльф». Вдруг особенно отметила россыпь ярко исполненных деликатесных пантомимных сцен. Герцог в исполнении Алексея Лопаревича – еще одна драгоценность этого спектакля.

Второй акт заворожил безупречным танцем корды. И какие сказочные виллисы Ангелины Карповой и Анны Туразашвили. Девушки с изумительными линиями, пластикой, прыжком. Искренне надеюсь увидеть их в ведущих партиях, но мечта это не нова…

От Мирты Екатерины Шипулиной веяло холодом. Ее выход в мельчайшем па де буре, статной и потусторонней был многообещающим. Но в исполнении мне не хватило легкости и прыжка с продвижением. И приземления из зала смотрелись тяжелыми, мягко говоря.

Денис Савин в роли Ганса создал образ яркий, именно простовато крестьянский, проработанный и выразительный. И технически партия исполнена более чем достойно. Но во втором акте жестикуляция мне показалось чересчур активной, нарочито гротескной, а поэтому неорганичной. Я бы сказала, что немного переигрывал.

Жизель Захаровой во втором акте – надмирный бестелесный, истинно дух. Их дуэты с Полуниным создают полную иллюзию призрачности виллисы Жизели. Эта легкость, полетность, абсолютная безусильность поддержек, больше чем кантилена, тягучесть, текучесть движений. Фантастической красоты позировки и запредельная плавность и мягкость адажио. Станцованность дуэта изумительна. И партнер Сергей конечно фантастический. Он невероятно трепетен в отношении партнерши и преподносит ее как действительно парящий призрак, хрупкий и бесценный. Но были еще и истово соразмерно образу исполненная вариация Альберта, экстраординарные антраша, высоченные кабриоли, воздушные туры с безупречными приземлениями, и Полунинский прыжок с зависанием «как в замедленной съемке».

Я безмерно признательная Большому театру, записывающей компании, всем артистам за возможность увидеть такой балет на сцене лучшей сцены. А после закрытия занавеса, моя соседка изрекла «Кто-то смеет еще что-то говорить об уровне БТ…»

Это были мои ощущения из зала. Запись удалось посмотреть лишь вчера ночью. Расстроилась жутко. Это надо же было ТАК заснять ТАКОЙ спектакль. Безобразный ракурс. С этого «угла» не видна амплитуда и высота прыжка. Абсолютно. Я повторюсь, смотрела в зале из 3го ряда партера, в непосредственной близи. В записи прыжок у Светы отсутствует вовсе, хотя в реальности она просто парила, после выхода из домика феей пропорхала по сцене. Высоченный мягчайший прыжок Сергея тоже просто немыслимо «уплощен» и приземлен близкими ракурсами. После досадного падения Светланы, на мгновение замедлившись, но поняв что все в порядке, Полунин, взвил запредельно высоко, мы смеялись, говорили, что на адреналине взлетел под крышу БТ, но в записи и близко этого не видно. И понятно почему. Это редкая профессиональная находка снимать прыжок анфас. Выход Альберта во втором акте транслировать с дальнего ракурса, когда маленькая одинокая фигурка движется в гигантском пространстве громадной сцены, хотя это потенциально один из ключевых моментов для крупных планов – тоже решение «гениальное».

Разумеется, во время вариации Жизели, и в сцене сумасшествия логично снимать балерину, но сделать пару крупных планов любующимся танцем девушки Альбертом, и, что важнее, Графом, который в отчаянии рвется к умирающей Любимой (смотрящим в зале было очевидно, Альберт выбор сделал) все-таки, на мой взгляд, логично. Хотя бы для того, чтобы была понятна смысловая канва спектакля.

Отсутствие крупного плана в финале 1го действия, во время самой пронзительной доминантной сцены, когда Альберт осыпает поцелуями тело умершей девушки – вообще преступление против человечности.

Зачем показывать лицо Мирты Шипулиной пытающейся совладать с потом, отчаянно мимируя - даже предположить не могу. Как будто работала не ведущая мировая команда, специализирующаяся на записи классических спектаклей, а бригада программы «скандалы, интриги, расследования», злонамеренно наполняющая эфир антиэстетичными кадрами.

Но возможно это временное разочарование и обида, пока свежи воспоминания, и ощутима пропасть между увиденным в зале и попавшим на экран. Все равно я признательна всем причастным за возможность стать обладателем профессионального видео. А еще более за то, что мои балетные друзья в Ростове, Краснодаре, Новосибирске, Санкт-Петербурге, Милане, Риме, Лондоне и Нью-Йорке смогли разделить радость видеть уникальный дуэт Захаровой и Полунина на сцене Большого.

О предстоящих гастролях в Японию, о своих учителях, хореографах, о партнерстве с выдающейся балериной Светланой Захаровой, о своей профессии и ее трудностях рассказал в интервью РИА Новости премьер балета Большого театра Денис Родькин. Беседовала Наталия Курова.

— Денис, буквально через несколько дней вы отправляетесь в Японию, где Большой театр будет открывать "Русские Сезоны". Что вы покажете японской публике?

— Большой театр везет в Японию три балета, два из них — "Жизель" и "Лебединое озеро" — творения нашего выдающегося балетмейстера Юрия Николаевича Григоровича, а также "Пламя Парижа" в хореографии Алексея Ратманского. Все начинается 4 июня со спектакля "Жизель", где я танцую со Светланой Захаровой, и затем, 8 июня, мы вместе выступаем в "Лебедином озере".

Приезжать в Японию — это всегда большая ответственность. Здесь очень искушенный и избалованный в хорошем смысле слова зритель. Эта публика видела лучшие балетные труппы, здесь выступают мировые звезды, разные частные компании. Осведомленность японской публики о нашем балетном искусстве достаточно велика. И поэтому если какая-то, даже небольшая, фальшь или недотанцованность, японские зрители сразу это почувствуют. Когда едешь в Японию, то надо каждый раз и на каждом спектакле доказывать, что русский балет — лучший в мире. Вообще, для меня лично существуют две такие важные балетные страны — это Англия и Япония.

— А вы не первый раз будете выступать в Японии?

— Нет, это будет мой четвертый визит в эту страну. И интересно, что все четыре раза я выступаю здесь в разном статусе. Первый раз — как артист кордебалета, второй — как солист, третий — как ведущий солист и сейчас — в качестве премьера Большого театра. Так что эти гастроли для меня особенно сложны и ответственны — надо будет доказать публике, что высокое звание я получил не напрасно.

- Что особенно нравится японской публике в русском балете?

— "Лебединое озеро" принимают везде, потому что это бренд Большого театра и вообще русского балета. Этот балет обречен на успех в любой стране, потому что "Лебединое" это и есть русский классический балет. Японская публика любит наш балет и всегда особенно отмечает эмоциональность исполнения, актерское мастерство русских танцовщиков. Это то, что отличает русский балет, и надо, как мне кажется, двигаться в этом направлении.

Что касается техники, то многие уже ушли вперед, и удивить с точки зрения техники сегодня очень сложно. А что касается актерского мастерства, танца, исполненного душой, здесь мы недосягаемы. Но, конечно, нельзя забывать технику. Ведь русская школа как раз и славится сочетанием высокой техники и актерского начала.

— Вы партнерствуете с выдающееся балериной Светланой Захаровой. Насколько для вас это важно и ответственно?

— Мне в жизни выпал счастливый билет — быть партнером Светланы, и я должен изо всех сил стремиться к тому, чтобы соответствовать ей. Помимо того, что надо хорошо держать балерину, я должен быть на уровне и в своих сольных кусках. Не должно случиться так, что Светлана танцует идеально, а она совершенна во всех своих партиях, а я так, подтанцовываю. Я тоже должен стремиться к идеалу.

Мы со Светланой не только вместе выезжаем на гастроли с театром, но и выступаем с отдельными номерами или выезжаем танцевать в театрах других стран. Я участвовал в ее сольном проекте "AMORE", где мы исполняли "Франческу да Римини", в июле поедем в Италию танцевать "Жизель", а на следующий год в Болгарию. И очень приятно, что наше партнерство развивается, идет по нарастающей. Мы не стоим на месте, и всегда сегодняшний спектакль интереснее предыдущего. Конечно, для меня это большая удача и спасибо Светлане.

— Денис, вы, наверное, единственный, кто пришел в Большой театр, да еще стал премьером после школы танцев при театре "Гжель", а не Московской академии балета — главной поставщицы кадров ГАБТа?

— Да, в этом смысле у меня такая особенная, интересная судьба. Я, конечно, не думал, что стану премьером в Большом, но так случилось. Моим первым учителем, человеком, который открыл мне глаза на то, что я могу танцевать ведущие партии в Большом, стал Николай Цискаридзе. Он меня заметил, и мы даже потихоньку начали репетировать. А потом Юрий Николаевич Григорович дал мне станцевать Курбского в своем балете "Иван Грозный". Эта партия стала серьезным толчком в моей профессиональной карьере

Вы прирожденный принц — и по профессиональным качествам, и по внешним данным. И, наверное, перетанцевали всех принцев на сцене Большого. Насколько сложно исполнять роль принца?

— Я считаю, что танцевать принцев — самое сложное. Они все похожи, что в "Спящей красавице", что в "Лебедином". Они все такие положительные. Отрицательные партии исполнять гораздо интереснее и легче, есть за что зацепиться. Танцуя принца, главное донести до зрителя этот образ, его положительную энергетику. Но при этом ни на секунду не забывать о безупречности классического танца, ведь принц — это всегда чистая классика.

— Но вам повезло — вы были уже Спартаком и Курбским в балетах Григоровича, Печориным в балете Посохова "Герой нашего времени".

— Да, я танцевал эти партии, что для меня самого стало большой неожиданностью. Первое, что я увидел, когда только пришел в Большой театр, был прогон "Спартака". Взрывная музыка, масштабность постановки Григоровича — я был очень впечатлен увиденным. И тогда, признаюсь, с грустью подумал, что никогда не буду танцевать Спартака. Ну, может быть, Красса…

Но так случилось, что Юрию Николаевичу нужен был Спартак и он сказал мне: "Давай, готовь". И вот я уже исполнял Спартака не только в Большом, но и в Греции, а совсем недавно в Антверпене. Григорович подбадривает: "Молодец, развиваешься, я в тебе не ошибся". Похвала Мастера дорогого стоит. А это значит, надо работать и работать, чтобы оправдать доверие такого человека.

Внутренне я больше чувствую таких героев, как Спартак и Курбский, но когда смотрю на это со стороны, то понимаю, что здесь немного недоделал, и здесь тоже. А когда танцую принцев, там все убедительнее, все в русле классики. Да и Спартак у меня получается такой лирико-героический.

— В планах ГАБТа на новый сезон балеты Ратманского, Килиана, Ноймайера. С кем из ведущих отечественных и зарубежных балетмейстеров вам довелось сотрудничать?

— Я работал с выдающимся балетмейстером Джоном Ноймайером, когда вводился в "Даму с камелиями". Я ездил тогда к нему, и это были очень интересные репетиции. Сейчас я танцую Армана, и это одна из моих любимых партий. Мечтаю, что в балете Ноймайера "Анна Каренина", который запланирован на следующий сезон, тоже буду танцевать. Я очень этого хочу.

Обожаю балет Джона Крэнко "Онегин". Может быть, это не совсем то, что у Пушкина, хотя мы все равно опираемся именно на роман "Евгений Онегин", чтобы создать этот образ, но работа хореографа очень интересная. Я всегда получаю удовольствие, танцуя в "Онегине", и у зрителей этот балет пользуется успехом.

С Иржи Килианом мне не довелось встречаться, но я работал с его ассистентом над спектаклем "Симфония псалмов", который и сейчас в репертуаре театра.

— Общеизвестно, что профессия артиста балета это не только и не столько аплодисменты и цветы, а больше каторжный, ежедневный, бесконечный труд.

— Я даже не знаю, с кем сравнить нашу профессию по сложности. Может быть, со спортсменами. Но у них другое — они несколько лет готовятся, чтобы показать свои достижения один раз, но и у них есть несколько попыток. А у нас нет второй попытки — надо сегодня и сейчас показать все идеально.

Кроме того, у артиста балета часто случаются какие-то мелкие травмы, и с этим надо научиться жить. Когда ты выходишь на сцену, нельзя показывать, что у тебя что-то болит. В зале это никого не волнует. Зрители пришли увидеть спектакль и получить удовольствие от прекрасного исполнения. И мы не имеем права обмануть их ожидания.

Артисту балета надо каждый день все начинать сначала. Самое главное — с утра настроить и разогреть правильно тело, чтобы оно было готово к репетиции. Причем, скажем, сегодня ты танцуешь "Спартак", а завтра "Лебединое", а это уже разные мышцы, и все надо перестраивать. Для меня самое трудное — настроить себя с утра. Мне несложно выйти на сцену и танцевать, когда я уже готов. А вот начать день и правильно себя настроить — это проблема. Но я стараюсь, ищу правильные пути.

— Понятно, что профессия занимает практически все ваше время. Но все же, если случается окошечко, что вы любите, чем увлекаетесь?

— В последнее время я полюбил оперу. Начал с "Хованщины" Мусоргского в театре Станиславского и Немировича-Данченко, потом "Ромео и Джульетта" и "Фауст" Гуно. Мне это интересно, и я понимаю, что это поможет в моем развитии. Я стал по-другому чувствовать музыку, мое исполнение стало более проникновенным, музыкальным.

Люблю ходить в филармонию, где выступают замечательные дирижеры, в том числе Юрий Хатуевич Темирканов, который поразил меня своим исполнением "Ромео и Джульетты". Он действительно великий дирижер.

Хожу иногда в кино. Недавно посмотрел фильм Валерия Тодоровского "Большой". С точки зрения человека, который далек от балета и никогда не был в репетиционном зале, наверное, это может быть интересно. Но я смотрел по-другому и, признаться, некоторые вещи для меня были смешны, а некоторых просто не может быть на самом деле. Но, думаю, у режиссера была задача показать людям, что никогда не надо отчаиваться, что всегда есть шанс и надо добиваться осуществления своей мечты.

— Немного о ваших ближайших планах. Куда отправитесь после Японии?

— После выступления в Японии мы приедем в Москву к открытию Международного конкурса артистов балета, который будет проходить в Большом театре. И вместе со Светланой Захаровой примем участие в гала-концерте — исполним па-де-де из балета "Дон Кихот". 24 июня у нас балет "Дама с камелиями". Ну а дальше — не будем пока загадывать.