→ Монологи артистов эстрады. Семен Альтов. Тексты монологов. Эстрадные номера. Концертные программы. Семён Альтов - рассказы и монологи Альтов юмористические рассказы

Монологи артистов эстрады. Семен Альтов. Тексты монологов. Эстрадные номера. Концертные программы. Семён Альтов - рассказы и монологи Альтов юмористические рассказы

Строка в таблице
Два источника за рекой были для нас с Марченко как неоплаченный долг. Дважды пытались мы проехать к ним на оленях - не вышло: кое-где уже взламывался лед - приближалась весна.
Решили идти вдвоем пешком. Встали рано - едва различались контуры наледей и кустов. Морозило, и это радовало. Свободно перешли по льду на правый берег, довольно быстро одолели крутой каменистый склон долины и вышли на простор обширного плоскогорья.
Присели над картой, и тут выяснилось, что мы не учли, когда прикидывали маршрут, каким препятствием стали ручьи. Придется теперь идти верхами - водоразделами - дольше, но вернее, хотя источники сверху найти будет труднее.
Оказалось, однако, что вдвоем попасть на источники не удастся - не успеем вернуться засветло.
- Разделимся,- предложила я,-встретимся здесь, у этой гранитной махины, она и издали заметна.
- Тогда так,- согласился Марченко,- если первая приходите вы - кладете сюда приметный камушек и идете в лагерь - тянуть с возвращением нельзя: каждый час может что-нибудь повернуть. Если прихожу первым я - жду вас.
Поправив на спине большой рюкзак, полный пустых бутылок для проб воды, Марченко помахал мне рукой и не оглядываясь пошел по каменистой поверхности, серой от лишайников и мхов. Я смотрела ему вслед. Когда этот человек захочет, он как кремень, слова и поступки слитны, доверять можно во всем.
Утро озарялось светом все ярче, и облака, распустив перья, плыли высоко и спокойно. Мир был нерушимо хорош, мы удачно заканчивали полевой сезон, сделали даже больше, чем намечали, а впереди впервые за несколько лет ожидался летний отпуск.
Я шагала по верхам. Ко мне, как всегда, пришло знакомое чувство новизны каждого шага на пути и радости одиноких маршрутов. Удивительная тишина шла со мной, и неслышимо рядом, и обгоняя меня, неслись новые, и новые ветры. За несколько моих шагов они улетали далеко вперед, их сменяли другие, казалось, они захватывали с собой какую-то часть меня и идти от этого было легче.
Родник я нашла.скоро, он выходил почти у перевала. Здесь, наверху, зима еще строго держала в узде его бурную подвижность, он выбивался со дна стесненно, выкручивался светлой
струей из неглубокой воронки, где цветилась хорошо промытая галька, и сливался в неширокий ручей. Вокруг дремали снега, таяния еще не ощущалось.
Я посидела у родника, наслаждаясь его успокаивающими интонациями, потом налила две бутылки воды, что лежали в моем рюкзачке, замерила температуру и расход ручья, записала все это и пошла назад.
Неожиданно потемнело и начался мелкий, первый в этом году дождь. У глыбы гранита Марченко не было. Положила на условленное место кусочек сероватого кварца и не останавливаясь направилась в лагерь. Светлый простор окоема обманывал- оказалось, что по часам скоро сумерки. Долина реки лежала внизу отчужденно и хмуро и почти доверху была в колыхающемся, каком-то водянистом тумане. Спуск был крут, неудобен и очень тяжел. Я скользила по невидимым под мхами льдам, что подтаяли от дождя, и к реке пришла разбитая и измученная.
Льда на реке не было. Его унесло поднявшейся от дождя водой. Темная и суровая вода неторопливо шла мимо и кое-где уже заливала извилины низкой здесь поймы. Туман почти лежал на реке, и только у самого берега стало заметно, что он грузно висел над водой, будто готовый вот-вот упасть в нее.
Раздумывать не приходилось, и я пошла вверх по течению, надеясь в конце бывшей здесь всегда полыньи встретить ледяной покров. Я старалась идти быстро, чтобы опередить ночь. Но сучья и обилие появившихся ручьев замедляли мой ход, и ночь почти догнала меня. Я оценила обстановку сразу и колебаться не стала - надо переходить. Река была неширока здесь, вода поднималась выше колен и залила сапоги. Спотыкаясь, я перебралась на наш, левый берег и радовалась, что чуть не дома и скоро буду у костра.
Но куда ни пыталась я двинуться уже в темноте, попадала в какие-то ложбины с водой, ямы с корнями, в стеклянно-шур- шащее ледяное месиво, будто вошла в протоку. Ванькино бы зрение! Чтобы совсем не закоченеть, я на ходу все время потаптывалась и подпрыгивала. Временами теряла ориентировку и тогда слушала реку и шла по ее шуму.
Холод, тьма, страшный озноб и ощущение, что я верчусь на одном месте, наводили на нехорошие мысли. «Чур меня, чур»,- говорили когда-то ямщики, крутясь и путаясь с санями среди свирепейших российских метелей.
Обычно те, кто в какой-то мере вынужден рисковать жизнью, суеверны. Шоферы вешают перед собой каких-то дергающихся обезьянок, от чего, мне кажется, и дорогу-то как следует не видно и скорее можно «свернуться». Геологи не суеверны.

Дворничиха на балконе

Мыслитель

Пернатый

Невозможный человек

Ощущение

В лампочке

Резьба по киру

Стреляный воробей

Секссанфу

В окружении

Чувство вкуса

Инструктаж для незамужних

Комплект

Кормилец

Цунамочка

Восемь с половиной

Жар-птица

Горизонты

Кувырок судьбы

Открывашка

Как выйти из похмелья живым

Хоть бы что!

Волки и овцы

Время летних отпусков

Переливание крови

Пластическая операция

Огурчики

Жила в клетке птичка. Бывало, с утречка, как солнце глянет, до того весело тренькает, -- спросонья так и тянет ее придушить! Кеныреечка чертова! Нет, поет изумительно, но спозаранку надо совесть иметь! Не в филармонии живем все-таки!

Хозяева со сна начинали крыть нецензурными выражениями, которые ложились на птичий свист, и складывался, как говорят музыканты, редкостный, едрена корень, речитативчик.

И тогда хозяева, кеныровладельцы, как посоветовали, накрыли клетку темной тряпочкой. И произошло чудо. Кеныреечка заткнулась. Свет в клетку не проникает, откуда ей знать, что там рассвело? Она и помалкивает в тряпочку. То есть птичка получилась со всеми удобствами. Тряпочку снимут, -- поет, накинут, -- молчит.

Согласитесь, такую кенырейку держать дома одно удовольствие.

Как-то позабыли снять тряпочку, -- птичка сутки ни звука. Второй день -- не пикнет! Хозяева нарадоваться не могли. И птичка есть, и тишина в доме.

А кеныреечка в темноте растерялась: не поймешь, где день, где ночь, еще чирикнешь не во время. Чтобы не попасть в дурацкое положение, птичка вообще перестала петь.

Однажды кеныреечка в темноте лущит себе семечки и вдруг ни с того, ни с сего тряпка свалилась. Солнце в глаза ка-ак брызнет! Кеныреечка задохнулась, зажмурилась, потом прослезилась, прокашлялась и давай свистать позабытую песню.

Стрункой вытянулась, глазки выпучила, тельцем всем содрогается, кайф ловит. Ух она выдала! Пела о свободе, о небе, словом, обо всем том, о чем тянет петь за решеткой. И вдруг видит, -- мо! Дверца клетки открыта!

Свобода! Кеныреечка о ней пела, а она -- вот она тут! Выпорхнула из клетки и давай по комнате кренделями! Села, счастливая, на подоконник перевести дух -- ... мама родная! Открыта форточка! Там свобода, свободнее не бывает! Вставлен в форточку кусочек синего неба, и в нем карнизом выше голубь сидит. Свободный!

Сизый! Толстый! Ему бы ворковать о свободе, а он спит, дурак старый! Интересно, почему о свободе поют только те, у кого ее нет?

Кенырейка подпрыгнула, и что ж она с ужасом видит?! За стеклом на карнизе сидит рыжий котяра и, как истинный любитель птичьего пения, в предвкушении облизывается.

Кенырейкино сердце шмыг в пятки и там "ду-ду-ду"... Еще немного и свободно попала бы коту в пасть. На черта такая свобода, -- быть съеденным?

Тьфу-тьфу-тьфу!

Кенырейка пулей назад к себе в клеточку, лапкой дверцу прикрыла, клювиком щеколду задвинула. Фу! В клетке спокойней! Решеточка крепкая! Птичке не вылететь, но и коту не попасть! Кенырейка на радостях зачирикала. Свобода слова при отсутствии свободы передвижения не такая плохая штука, если кто понимает! И кеныреечка запела коту в лицо все, что думала! И хоть кот ее сквозь стекла не видел, но слышал, гад, через форточку все. Потому что слезы на глазах навернулись. Значит, дошло! Когда нет возможности съесть, остается восхищаться искусством.

Кеныреечка, скажу я вам, пела как никогда! Потому что близость кошки рождала вдохновение, решетка гарантировала свободу творчества. А это два необходимых условия для раскрытия творческой личности.

________________________________________________________________________

Дворничиха на балконе

Разбудил Штукина странный звук. На балконе явно скреблись, хотя на зиму было заклеено в лучшем виде. Значит, попасть на балкон могли только с улицы. Как это с улицы, когда пятый этаж? Может, птичка шаркала ножкой в поисках корма?

Воробей так греметь лапами никогда бы не стал... "Цапля, что ли? -туго соображал со сна Штукин, -- сейчас я ей врежу прямо в..." Он никогда не видел цаплю, поэтому смутно представлял, во что ей можно врезать. Штукин подошел к балкону и долго тер не хотевшие просыпаться глаза: за стеклом вместо цапли скреблась крохотная дворничиха в желтом тулупе. Ломиком била лед, веничком посыпала из детского ведерка песком. Штукин, разом проснувшись, с хрустом отодрал заклеенную на зиму дверь и заорал:

А ну брысь! По какому праву скребетесь, гражданка?!

Это мой долг! -- сладко распрямилась дворничиха. -- Уменьшается травматизм на балконах, рождаемость приподнимается. А то жить некому.

Чего? Вы б еще на крыше песком посыпали! Люди ноги ломают не там, где вы сыпите! Ироды! -- свирепел окоченевший Штукин, кутаясь в домашние трусы.

А кто вам мешает ноги ломать, где посыпано? -- дворничиха заглянула в комнату. -- Ох ты! Где ж такую грязь достаете? Не иначе жилец тут холостой! Так и быть, песочком посыплю. -- Она щедро сыпанула из ведерка на пол. -- Хороший паркетик, вьетнамский! Его песком лучше, а солью разъесть может. Вот в сороковой пол посолила, как попросили, а то у них тесть пьяный подскальзывается. Так верите, нет, -- весь паркет белый стал! Соль, что вы хотите! Зато тесть пить бросил. Не могу, сказал, об соленый паркет бить челом, подташнивает! И не пьет третий день! Представляете? -- Дворничиха захлопнула дверь на балкон и потопала на кухню, по дороге посыпая песком. -- От холода содрогаетссь или от страсти? Я женщина честная, пять благодарностей. А вы сразу в трусах. Сначала чаю поставлю. Ух ты! У вас брюква имеется! Сделаю яичницу с брюквой. Это полезно. А для мужчины вообще! Скушаете и на меня бросаться начнете! А зовут меня Мария Ивановна!

Как ни странно яичница с брюквой оказалась приличной, к тому же Штукин опять не поужинал.

Ну вот, накормила. Это мой долг. Пожалуй, пойду, пока с брюквы на меня не набросились! -- Мария Ивановна шагнула к балкону.

Восемь с половиной

Никому нельзя верить! Москвичи божились, что возьмут Мыловидову обратный билет до Ленинграда, но в последний момент, сволочи, извинились, мол, не получилось.
Игорь Петрович приехал на вокзал в сильном расстройстве. Как любой человек в чужом городе без билета, он чувствовал себя заброшенным в тыл врага без шансов вернуться на Родину. Он постучал в закрытое окошечко кассы условным стуком тридцать пять раз.
- Лишнего билетика не имеете? - безнадежно спросил он кассиршу.
- Остались "эсвэ", будете брать?
- А сколько стоит?
- Двадцать шесть с постелью. Берете?
Мыловидов слышал об этих развратных купе на двоих, но в жизни ими не ездил, потому что вдвое дороже, а командировочным оплачивают только купейный. Но выбора нет. Ночевать негде.
- Черт с ним! Гулять так гулять! - Мыловидов вздохнул, с болью отдал четвертной и рубль с мелочью.
До отправления была уйма времени. Игорь Петрович, пыхтя сигареткой, гулял по перрону.
- А если действительно? Купе-то одно на двоих! Мало ли кого бог пошлет на ночь? Вдруг с дамой один на один? Зря что ли берут сумасшедшие деньги? - Кровь забурлила и ринулась Мыловидову в голову.
Игорь Петрович часто ездил в командировки, мотался по городам, казалось, логично случиться любовному приключению, но, увы, который год возвращался верным супругом. Мыловидов по охотничьим байкам товарищей знал, как это делается. Два, три комплимента, крутой анекдот, стаканчик винца и смелее на приступ, которого с нетерпением ждут. Строгость нравов и унылая жизнь толкают людей на случайные связи. Игорь Петрович был склонен к измене, но дурное воспитание не позволяло взять женщину на абордаж, положить руку на чужое колено, сойтись сходу близко. Каждый раз в пути ли, в гостинице, он ждал как мальчишка, что прекрасная незнакомка заговорит первой, поймет, что Мыловидов - подарок судьбы, и набросится. А уж сопротивляться он будет недолго. Но никто на Игоря Петровича не бросался, шли годы, надежда угасала, но все еще теплилась.
Наконец подали "Красную стрелу". Мыловидов ступил в таинственное купе, где на расстоянии вытянутой руки два диванчика, столик, ромашки в стакане и все.
Воровато оглянувшись, цапнул ромашку, быстренько оборвал на "любит, не любит".
И вышло "любит"! "А кто именно, сейчас узнаем!" - возбужденно шептал Мыловидов, откинувшись на диване.
В мозгу розоватый туман сгущался в облачко с очертаниями изящной блондинки.
Игорь Петрович мысленно вел с ней диалог:
- Позвольте, помогу чемоданчик закинуть?
- Спасибо. Сразу видно, в купе настоящий мужчина!
- Насчет этого не сомневайтесь! За знакомство не откажите стаканчик портвейна на брудершафт? (Он вез из Москвы бутылку портвейна, купленную по случаю.)
Выпив, блондиночка жарко зашепчет:
- Вы не могли бы помочь расстегнуть... Такие молнии делают, без мужчины до утра не разденешься...
И вот оно началось, поехало! Само восхитительное безобразие он представлял смутно, но одно только "и вот оно, началось, поехало", - обжигало.
Мимо купе по коридору пошли пассажиры. Мыловидов напрягся всем телом, уши встали как у собаки. Когда проходила женщина, он обмирал, когда топал мужчина, все равно обмирал. Одно дело, ночь пополам с женщиной, друте дело, один на один с мужиком, тут ведь тоже шанс, прости господи!
- Не иначе француз изобрел такой пикантный вид транспорта, купе на двоих! Тут все может случиться, все что угодно! - возбуждал себя Игорь Петрович. - Куда денешься? Тут хочешь не хочешь. Но, правда, на весь роман по расписанию отпущено восемь с половиной часов. Полдевятого в Ленинграде. Приехали!
А вдруг я портвейн, а она потребует коньяку да лимона? Есть такие развратницы!
Небось, опытный сердцеед возит в походном наборе все: напитки, лимоны, предохранительные средства!.. А привезешь домой СПИД?! Тьфу-тьфу! Только этого не хватало! Остальное вроде все есть! Не может такого быть,- первый раз в жизни и сразу в десятку! К тому же в "эсвэ" ездит приличная публика. Я тоже порядочный человек. Жену уважаю, честно смотрю ей в глаза одиннадцать лет.
Сколько можно? Никогда не мучили угрызения совести, а хотелось бы!..
Мысли Мыловидова скакали как сумасшедшие.
- А если войдет без чемодана? Как тогда ей скажу: "Позвольте ваш чемодан?" А без чемодана с чего начинать? Не с портвейна же! Хотя времени в обрез и с портвейна ход верный... Это смотря на кого налетишь.
Мыловидов устал. Мысли путались, дурацкая фраза "И вот оно началось, поехало!"
- мелькала чаще других, будоража и выматывая.
Пассажиры, не ведая ни о чем, проходили по коридору. Чаще мужчины, мелькали и женщины, но почему-то шли мимо. А если второй билет не купили?! Ехать за двадцать шесть рублей одному на двух диванах?! У нас же не Франция, там в любую гостиницу заскочил, заплатил и люби! У нас наедине только в лифте можно остаться! А тут целая ночь на двоих! Париж на колесах... "Помогите расстегнуть!". Вот оно, началось, поехало!..
А вдруг портвейном напоишь,- уснет, не добудишься! Вот будет номер!
Рискнуть.без портвейна? На трезвую голову приличная дама в контакт не войдет!
Черт бы побрал эти "эсвэ"! То ли дело в плацкартном! Все друг на друге и никаких мыслей, скорей бы доехать! А тут...
Мыловидов настолько увяз в вариантах, что не сразу заметил на диване напротив блондинку, точь-в-точь такую, как он себе представлял! Облачко в штанах!
Игорь Петрович протер глаза, галантно вскочил и пробормотал: "Портвейна не желаете?"
- Какого портвейна? - синие глаза девушки стали огромными.
- Португальского!
- Вы сумасшедший? - спросила блондинка.
- Нет. Командировочный.
Девушка начала рыться в сумочке.
- Прошу! - Мыловидов метнул пачку "Опала".
Блондинка достала красивую пачку, вынула сигарету, помяла пальчиками. Вынула золотистую зажигалку. Игорь Петрович, выхватил коробок, как ковбой кольт, на скаку зажег спичку, но блондинка, усмехнувшись, прикурила от зажигалки.
Мыловидов, расхрабрившись, попытался мысленно раздеть девушку, но, расстегнув блузку, смутился и покраснел так, будто мысленно раздевали его. Опустив глаза, уставился на зажигалку. Блондинка покачала головой: "Возьмите себе!" Игорь Петрович сунул зажигалку в карман и даже не поблагодарил.
- Могу помочь положить чемодан! - вдруг выдавил он из себя, вспомнив заученный текст.
- Какой чемодан?
- Любой!
В это время в купе влетел загорелый парень. Девушка бросилась ему на шею. Пока они целовались, Игорь Петрович глупо улыбался, ему казалось, он смотрит в кино заграничный фильм с хорошим концом. Прервав поцелуй, парень, через спину блондинки спросил:
- А вы что тут делаете?
- Я тут еду.
- А ну, покажите билет?
- Билет есть. Вот он.
Взяв билет, парень покачал головой.
- Очки носить надо, дедуля. Это шестое место, а у вас шестнадцатое.
Счастливого пути!
- Серж, дай ему сигарет, а то он "Опал" курит! - сказала девушка.
- Да ради бога! - парень протянул Мыловидову пачку импортных сигарет и вежливо выпроводил. Дверь захлопнулась.
- Ну, вот оно, началось, поехало! - вздохнул Мыловидов. - Но я ж еще не видел, что выпало на шестнадцатый номер! Надо поглядеть! И напевая "Не везет мне в смерти, повезет в любви", он зашагал к своему купе. Дверь оказалась закрыта. Изнутри женский голос произнес: "Минутку! Я переоденусь!"
- Не мужик, уже повезло! Значит так. "Позвольте, помогу положить чемодан..."
- Войдите! - донеслось из-за двери.
Мыловидов вошел. Слева на диване, закутавшись с головой в одеяло, лежало тело.
Голос безусловно был женский, но под одеялом фигуру, тем более лицо угадать невозможно. Как знакомиться в такой ситуации? Тем более чемодана не было, так что с козырной карты тут не пойдешь.
- Добрый вечер! Я вашим соседом буду!
Сдавленным голосом из-под одеяла прошипели:
- Учтите, я замужем! Будете приставать - закричу! Вас посадят!
Игорь Петрович опешил. При разборе партий такое староиндийское начало нигде не встречалось.
- А я, может, и не собирался приставать! К кому? Вы бы хоть личико показали!
- Может, еще что-нибудь показать! Помогите!
- Вас не трогают, чего кричите?!
- Чтоб знал, как буду орать, если тронешь. Я еще громче могу!
- Ничего себе стерву подложили! - подумал Мыловидов. - Слава богу, рожу не видно. А то потом сам с собой не заснешь!
Сев на свое место, он острожно достал бутылку портвейна. "Выпью и спать! К чертовой матери! Дались мне эти бабы! Все равно лучше моей Светки никого нет!
Вот с кем бы на ночь в одном купе оказаться!"
Он отхлебнул из бутылки. В тишине глоток прозвучал громко, и тут же из-под одеяла вынырнула рука с монтировкой. Перед ним предстала страшная баба в сапогах, в ватнике, застегнутом на все пуговицы, и в каске. Вылитый водолаз в скафандре.
Мыловидов вскочил, проливая портвейн:
- Что вам от меня надо в конце концов?
- Чтобы не прикасался!
- Да кто к вам прикоснется, посмотрите в зеркало на себя!
- Это ко мне-то не прикоснутся?! Да я глазом моргну, стая таких, как ты, налетит!
- Вы правы, вы правы,- бормотал Игорь Петрович, не сводя глаз с монтировки.
- Такая женщина! Я ж вас не видел, а когда все целиком... Конечно, целая стая.
Вас разорвут!
- Смотри мне! - тетка улеглась, тщательно замотав себя в одеяло. Что-то в ней металлически звякнуло. "Гранаты", - сообразил Мыловидов.
Тут дверь приоткрылась, приятная женщина поздоровалась и сказала:
- Простите, в моем купе безумный мужчина. Может, поменяемся, если ваша соседка женского пола?
- Конечно, конечно! - Мыловидов расшаркался. - О чем разговор? Вы женщина, и под одеялом лежит то же самое. - Игорь Петрович выскочил из купе и перекрестился. - Фу! Наконец, повезло! Во сне не так повернешься, психопатка убила бы! Двадцать шесть рублей заплатил, так еще по темени монтировкой!
"Фирменный поезд", ничего не скажешь! Все удобства!
- Вечер добрый! - дружелюбно сказал он, входя в купе. - А я с вашей соседкой поменялся! Эти женщины вечно чего-то боятся! Дурочки! Кому они нужны, верно?
Здоровенький мужик с горящими глазами и орлиным носом гортанно сказал:
- Ты с ней нарочно менялся, да? Такую женщину бог послал! А ты поменялся!
Назло, да? Что я с тобой в одном купе делать буду?
- Как что? Спать! - неуверенно сказал Игорь Петрович.
- С тобой?! - взорвался детина.
- А с кем же еще, если тут вы да я. Значит, со мной! - Тьфу! - мужчина схватил свои вещи. - Ищи других, педераст старый!
Оставшись один, Мыловидов отхлебнул из бутылки:
- Ничего себе вагончик! Притон на колесах! Одни уголовники! Что я ему такого сказал? Будем спать вдвоем... Господи! Идиот!
"До отправления скорого поезда номер два "Красная стрела" остается пять минут!
Просьба провожающим покинуть вагоны!"
- Погулял, пора отдыхать! Двадцать шесть рублей заплатил, зато в кои-то веки буду спать на двух диванах один! Выкурим сигаретку и бай-бай.
Мыловидов закрыл дверь, скинул туфли. Достал вкусную сигарету, вдавил кнопочку зажигалки и перед ним вытянулся ровненький столбик огня. Как солдатик. Игорь Петрович улыбнулся, прикурил, скомандовал "вольно", и отнечек исчез.
- Да, это не "Опал"!.. "Ке-мыл" какой-то... Такова жизнь. Одни с блондинкой, другие с портвейном. Зато у кого еще такая жена? Сложена как богиня! Кожа - шелк! Умница! Прости меня, солнышко! - в глазах Игоря Петровича защипало. - Сукин я сын! Решил расслабиться! Погулять в "эсвэ" за двадцать шесть рублей на полную катушку! Стрелять таких мужей надо! - он надавил кнопочку зажигалки, огонек подскочил, словно крохотный джинн, ожидая распоряжений, и по команде "вольно" пропал.
Игорь Петрович расстелил постель, заправил одеяло в простынку, и тут в дверь постучали. Он открыл. На пороге стояла роскошная брюнетка: "Добрый вечер! Мне сказали, здесь свободное место. Вы не могли бы помочь кинуть наверх чемодан?"
Казалось бы, вроде все, кровь угомонилась, но при виде брюнетки враз закипела, забулькала. Тем более, наконец, возник чемодан!
- С удовольствием, - по-гусарски пророкотал Мыловидов, успев всунуть в туфли обе ноги.
- О, португальский портвейн! Обожаю! Можно глоточек?
- Хоть два! - удачно сострил Игорь Петрович и налил полный стакан. Дама выпила и покосилась на сигареты.
- "Кемыл"! Рекомендую, приличные. - Мыловидов щелкнул зажигалкой. Маленький джинн зажег сигарету и, подмигнув, спрятался.
Брюнетка с уважением посмотрела на сигареты, зажигалку и на Игоря Петровича.
Откинулась на диване, и в глаза Мыловидову бросились два чудных колена. Он почувствовал себя молодым и свободным: "Вот оно! Началось, поехало!"
- Ваше имя, мадам? - спросил Мыловидов.
- Ириша. А вас?
- Игорь Петрович.
- Очень славно. Игорек, расстегни молнию, если не трудно!
Можно было подумать, Ириша учила тот же сценарий!
Поезд мягко тронулся с места. "Началось, поехало!" - бормотал Игорь Петрович, ломая молнию на платье. И тут в окне возник взмыленный офицер. Он махал Ирише рукой, крича непонятное. Ириша улыбалась ему, помахивая ручкой, стараясь закрыть Мыловидова телом. Но полковник увидел его и свирепо припечатал к стеклу прямо-таки генеральский кулак. Какое-то время еще бежал рядом, посылая воздушные поцелуи и могучие кулаки. Наконец, на шестом километре, увязнув в болоте, отстал.
- Чего-то я замерзаю! - прошептала Ириша, оставшись в комбинации, гордясь своим телом.
Игорь Петрович смотрел на полуобнаженную грудь и видел два кулака.
"Муж - полковник! Убьет! У военных своя авиация! Прилетит самолетом, встретит на вокзале, расстреляет обоих! Меня-то за что?"
- Игорек, я выпила. Теперь ты!
- Не хочу! Пейте сами!
- А чего это мы вдруг на "вы", не ломайся!
- Что делать, что делать? - Игорь Петрович никак не мог прикурить. Маленький джинн нервничал и дрожал от страха. - Принять смерть из-за бабы? Да я в первый раз ее вижу! Одиннадцать лет Светке не изменял и ничего, как-нибудь перебьюсь!
Мыловидов машинально кивал, не слушая Иришину воркотню, соображая, как спасти жизнь. А эта идиотка раскраснелась, клала руки куда ей надо, пыталась поймать губы, а он отбивался:
- Как вам не стыдно! Ирина, простите, не знаю отчества! Муж - офицер Советской Армии! Наш защитник! А вы только в поезд...
- Муж - это муж, а поезд - это поезд! - хохотала Ириша. - Ну обними же скорей! Поезд идет!
Еще немного и произошло бы непоправимое! Игорь Петрович, высвободившись, рванул дверь: "Помогите!"
- Ну и дурак! - сразу устав, сказала Ирина, укрылась одеялом и, отвернувшись к стене, всхлипнула: "Дураки вы все!"
Игорь Петрович скоренько собрался и выскочил в коридор. Куда податься? В любом купе могли ждать новые неприятности. Негромко стучали колеса на стыках. Все спали. Игорь Петрович заглянул к проводнице.
- Простите. Я храплю, даме мешаю. Может, есть свободное местечко переночевать?
- Идите на восемнадцатое,- зевнула девица. - У меня там один храпун спит.
Давайте на пару.
Мыловидов нашел купе по звуку. Храпели действительно здорово. Не зажигая свет, он лег не раздеваясь и оставил незапертой дверь на случай, если придется катапультироваться. Игорь Петрович не спал. Сквозь храп соседа ему слышался стук копыт коня. Это полковник нагонял поезд и размахивал монтировкой.
Наконец Варфоломеевская ночь кончилась. Поезд прибыл в город-герой Ленинград.
Мыловидов с измятым, как после загула лицом, вышел в коридор и налетел на Ирину. Она была свежа как майская роза. Улыбнувшись, сказала: "Игорек, поднеси чемодан, побудь мужчиной". За ее спиной в купе, что-то мурлыча, одевался тот самый мужик, который отказался спать с Мыловидовом. Его глаза уже не горели тем жарким огнем, они тихо тлели.
Игорь Петрович задохнулся то ли от ревности, то ли от обиды: "Со мной спать не хотел, гад!" Мыловидов с ирининым чемоданом выскочил на перрон и нос к носу столкнулся с родной тещей Галиной Сергеевной. Она ком-то встречала с цветами.
Увидев Игоря Петровича с чужим чемоданом рядом с Ириной, теща вскрикнула.
Мыловидов бросился к ней.
- Галина Сергеевна! Зравствуйте! Я вам все объясню! Я спал в совершенно другом купе! С другими людьми! Дама подтвердит!
Ирина послала ему воздушный поцелуй. Теща влепила пощечину. Игорь Петрович чуть не заплакал с досады. "Мало того, что за двадцать шесть рублей всю ночь ни с кем не спал, так за это еще и по морде!"
Игорь Петрович затравленно оглянулся. Сзади, стоя к нему спиной, Ирину обнимал военный с генеральскими погонами. Мыловидов чуть не потерял сознание: "Муж!
Догнал все-таки! Когда же ему генерала присвоили! Вот оно! Началось, поехало!.."
11.08.2003

Страница 1 из 20

Когда вы думаете о Семёне Альтове, что в первую очередь приходит вам на ум? Конечно, его манера говорить. Именно она, от части, делает этого писателя сатирика таким уморительным и интересным. Само собой рассказы и монологи Семёна Альтова интересны сами по себе, они смешны, необычны и заряжены множеством положительной энергии.

Мы решили разместить рассказы и монологи Семёна Альтова на нашем сайте именно потому, что его творчество заслуживает внимания аудитории. Если вы любите почитать юмористические рассказы, то вам обязательно понравятся работы Семёна Альтова, а если вы уже являетесь поклонником его творчества, то с удовольствием почитаете рассказы этого раздела.

Свидетель.

Что она сказала? Ни черта не разобрать. Кто летит, куда летит, чем летит… Что она сказала?!
У меня самого что-то с дикцией. Только когда говорю. Когда молчу, речь безукоризненная. А на людях волнуюсь, каша слов. Счастье, когда тебя понимают, да? У меня несчастье. Но есть плюсы.
Лет тридцать назад, вас еще на свете не было, сижу в компании. Вроде все выпили, подъели, - пора уходить. Орет музыка. Чтобы расслышали, громко так пробурчал:
«Всего доброго, я ухожу!»
И тут дама слева встает: «С удовольствием!»
Она поняла, - я приглашаю на танец.
А как я танцую, это надо видеть! Потоптался у нее на ногах, а чтобы отвлечь, говорю, мол, рыбак, мы тут лещей наловили не меряно.
Оттанцевали. И уже когда музыки не было, я собрался и отчетливо так сказал:
- Никого танцевать не приглашаю, пора домой!
Эта дама говорит: «А можно я вам позвоню, насчет лещей?
- У меня нет телефона. (И фиг бы я когда его получил!)
- Как нету?
- Как почти у всех нету.
- Но с телефоном удобнее!
- Кто ж спорит!
Она говорит: «Запишите мой телефон. Позвоните.
Я думал, она в танце прибалдела, имеет на меня виды.
Звоню. Оказалось, - жена начальника телефонного узла! И мне без очереди, без взяток стравят перламутровый аппарат! Во сплясал лихо!
Что значит во время кому надо сказать неразборчиво!
Раз на раз не приходится. В магазине прошу сто грамм сыра, - взвешивают двести сала.
Врачу жалуюсь на зуб справа, - удаляют слева.
И били, бывало. Есть что вспомнить…. На дне рождении сказал соседке «будьте добры, подайте утку». Так ее братья чуть не убили! Что им послышалось?
Неудобств масса! Билет просишь на Москву, - дают до Самары. Приходится лететь. Там за кого-то принимают, везут, поят, кладут спать с пожилой женщиной, а у нее несварение желудка. Это надо слышать! Но я молчу. Рот откроешь, - еще и убьют вместо кого-то.
Такая вот дикция….
Журналистка пытала: «Не бойтесь, опрос населения, как вам вообще и президент в частности?»
Я говорю «За себя не скажу, но общественное мнение таково, что не хочется жить»
Потом читаю в газете: «народ в целом настроен оптимистично»
Проблемы с дикцией, проблемы. А что у кого нормальная дикция, проблем нет?
У меня хоть есть плюсы.
Подрабатываю… Ни за что не догадаетесь кем… Свидетелем.
В суде клянусь говорить правду и ничего кроме правды. Ее и говорю, но каша такая! И защита и обвинение трактуют по своему, кому как удобно. Благодаря мне сколько народу на свободу вышло… Правда, и невиновных село достаточно.
При этом, удобно, что я говорю правду, и ничего кроме правды…
Что она там сказала, вы поняли?…

Альтов Семен

Из книги «Шанс»

(рассказы)

Жила в клетке птичка. Бывало, с утречка, как солнце глянет, до того весело тренькает, - спросонья так и тянет ее придушить! Кеныреечка чертова! Нет, поет изумительно, но спозаранку надо совесть иметь! Не в филармонии живем все-таки!

Хозяева со сна начинали крыть нецензурными выражениями, которые ложились на птичий свист, и складывался, как говорят музыканты, редкостный, едрена корень, речитативчик.

И тогда хозяева, кеныровладельцы, как посоветовали, накрыли клетку темной тряпочкой. И произошло чудо. Кеныреечка заткнулась. Свет в клетку не проникает, откуда ей знать, что там рассвело? Она и помалкивает в тряпочку. То есть птичка получилась со всеми удобствами. Тряпочку снимут, - поет, накинут, - молчит.

Согласитесь, такую кенырейку держать дома одно удовольствие.

Как-то позабыли снять тряпочку, - птичка сутки ни звука. Второй день - не пикнет! Хозяева нарадоваться не могли. И птичка есть, и тишина в доме.

А кеныреечка в темноте растерялась: не поймешь, где день, где ночь, еще чирикнешь не во время. Чтобы не попасть в дурацкое положение, птичка вообще перестала петь.

Однажды кеныреечка в темноте лущит себе семечки и вдруг ни с того, ни с сего тряпка свалилась. Солнце в глаза ка-ак брызнет! Кеныреечка задохнулась, зажмурилась, потом прослезилась, прокашлялась и давай свистать позабытую песню.

Стрункой вытянулась, глазки выпучила, тельцем всем содрогается, кайф ловит. Ух она выдала! Пела о свободе, о небе, словом, обо всем том, о чем тянет петь за решеткой. И вдруг видит, - мо! Дверца клетки открыта!

Свобода! Кеныреечка о ней пела, а она - вот она тут! Выпорхнула из клетки и давай по комнате кренделями! Села, счастливая, на подоконник перевести дух - … мама родная! Открыта форточка! Там свобода, свободнее не бывает! Вставлен в форточку кусочек синего неба, и в нем карнизом выше голубь сидит. Свободный!

Сизый! Толстый! Ему бы ворковать о свободе, а он спит, дурак старый! Интересно, почему о свободе поют только те, у кого ее нет?

Кенырейка подпрыгнула, и что ж она с ужасом видит?! За стеклом на карнизе сидит рыжий котяра и, как истинный любитель птичьего пения, в предвкушении облизывается.

Кенырейкино сердце шмыг в пятки и там «ду-ду-ду»… Еще немного и свободно попала бы коту в пасть. На черта такая свобода, - быть съеденным?

Тьфу-тьфу-тьфу!

Кенырейка пулей назад к себе в клеточку, лапкой дверцу прикрыла, клювиком щеколду задвинула. Фу! В клетке спокойней! Решеточка крепкая! Птичке не вылететь, но и коту не попасть! Кенырейка на радостях зачирикала. Свобода слова при отсутствии свободы передвижения не такая плохая штука, если кто понимает! И кеныреечка запела коту в лицо все, что думала! И хоть кот ее сквозь стекла не видел, но слышал, гад, через форточку все. Потому что слезы на глазах навернулись. Значит, дошло! Когда нет возможности съесть, остается восхищаться искусством.

Кеныреечка, скажу я вам, пела как никогда! Потому что близость кошки рождала вдохновение, решетка гарантировала свободу творчества. А это два необходимых условия для раскрытия творческой личности.

Дворничиха на балконе

Разбудил Штукина странный звук. На балконе явно скреблись, хотя на зиму было заклеено в лучшем виде. Значит, попасть на балкон могли только с улицы. Как это с улицы, когда пятый этаж? Может, птичка шаркала ножкой в поисках корма?

Воробей так греметь лапами никогда бы не стал… «Цапля, что ли? - туго соображал со сна Штукин, - сейчас я ей врежу прямо в…» Он никогда не видел цаплю, поэтому смутно представлял, во что ей можно врезать. Штукин подошел к балкону и долго тер не хотевшие просыпаться глаза: за стеклом вместо цапли скреблась крохотная дворничиха в желтом тулупе. Ломиком била лед, веничком посыпала из детского ведерка песком. Штукин, разом проснувшись, с хрустом отодрал заклеенную на зиму дверь и заорал:

А ну брысь! По какому праву скребетесь, гражданка?!

Это мой долг! - сладко распрямилась дворничиха. - Уменьшается травматизм на балконах, рождаемость приподнимается. А то жить некому.

Чего? Вы б еще на крыше песком посыпали! Люди ноги ломают не там, где вы сыпите! Ироды! - свирепел окоченевший Штукин, кутаясь в домашние трусы.

А кто вам мешает ноги ломать, где посыпано? - дворничиха заглянула в комнату. - Ох ты! Где ж такую грязь достаете? Не иначе жилец тут холостой! Так и быть, песочком посыплю. - Она щедро сыпанула из ведерка на пол. - Хороший паркетик, вьетнамский! Его песком лучше, а солью разъесть может. Вот в сороковой пол посолила, как попросили, а то у них тесть пьяный подскальзывается. Так верите, нет, - весь паркет белый стал! Соль, что вы хотите! Зато тесть пить бросил. Не могу, сказал, об соленый паркет бить челом, подташнивает! И не пьет третий день! Представляете? - Дворничиха захлопнула дверь на балкон и потопала на кухню, по дороге посыпая песком. - От холода содрогаетссь или от страсти? Я женщина честная, пять благодарностей. А вы сразу в трусах. Сначала чаю поставлю. Ух ты! У вас брюква имеется! Сделаю яичницу с брюквой. Это полезно. А для мужчины вообще! Скушаете и на меня бросаться начнете! А зовут меня Мария Ивановна!

Как ни странно яичница с брюквой оказалась приличной, к тому же Штукин опять не поужинал.

Ну вот, накормила. Это мой долг. Пожалуй, пойду, пока с брюквы на меня не набросились! - Мария Ивановна шагнула к балкону.

Нет, нет! Прошу сюда! - Штукин галантно распахнул дверь. И тут, как нарочно на площадку выскочила соседская собака с хозяином и замерли в стойке, принюхиваясь в четыре ноздри, не сводя глаз с дикой пары: Штукин в трусах и румяная коротышка в тулупе. Покраснев до колен, Штукин захлопнул дверь:

На ровном месте застукали, сволочи!

По-моему, вы меня опозорили, - прошептала дворничиха.

Чем же это? Вот вы меня опозорили, факт! Как докажу, что между нами ничего не было, как? Раз ночью в трусах рядом с бабой, - скажут, развратник!

Дворничиха, сыпанув под себя песку, грохнулась в полный рост и зарыдала.

Крохотная такая дворничиха, а ревела как начальник РЖУ.

Опасаясь, что ворвутся собаки с соседями, Штукин, нагнувшись к лежащей, одной рукой гладил дворничиху по голове, второй сжимал ее горло:

Тихо! Миленькая моя! Заткнись! Люди спят! Что теперь делать?! Не жениться ведь…

Мария Ивановна, оборвав рев, вскочила и, шмыгнув носом, прошептала:

Я согласная на замужество. Ой, полпятого! Скоренько спать! Теперь это наш долг! Да вы еще после брюквы! Я вас опасаюсь! - дворничиха хохотнула и, скинув тулуп, прыгнула в постель, где исчезла.

 

 

Это интересно: