→ Обручение в монастыре мариинский театр содержание. Самые известные оперы мира: Обручение в Монастыре (Дуэнья), С. С. Прокофьев. Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко открыл сезон премьерой оперы Прокофьева "Обручение в монастыре"

Обручение в монастыре мариинский театр содержание. Самые известные оперы мира: Обручение в Монастыре (Дуэнья), С. С. Прокофьев. Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко открыл сезон премьерой оперы Прокофьева "Обручение в монастыре"

  • Дуэнья при Луизе (контральто)
  • Антонио (тенор),
  • Клара, подруга Луизы (меццо-сопрано),
  • Мендоза, богатый рыботорговец (бас),
  • Дон Карлос, обедневший дворянин ,
  • приятель Мендозы (баритон),
  • Отец Августин, настоятель монастыря (баритон);
  • монахи: Отец Елустаф (тенор), Отец Шартрез (баритон), Отец Бенедиктин (бас); 1-й послушник (тенор), 2-й послушник (тенор),
  • Лауретта, служанка Луизы (сопрано),
  • Розина, служанка Клары (контральто или меццо-сопрано),
  • Лопец, слуга Фердинанда (тенор),
  • Приятель дон Жерома (без слов, играет на корнет-а-пистоне),
  • Само, слуга дон Жерома (без слов, играет на большом барабане).
  • Слуги, служанки, монахи, монахини, гости, маски, торговки.

    Действие происходит в Севилье в XVIII веке.

    Площадь перед домом дона Жерома. Ловкий рыботорговец Мендоза сулит почтенному дворянину огромные прибыли в совместной торговле. Сделка будет скреплена рукою дочери Жерома - Луизы, которая станет женой Мендозы, Жером с восторгом описывает красоту дочери. Но и Мендоза не менее красноречиво рассказывает о достоинствах различных рыб, демонстрируемых его слугами. На смену старикам приходят молодые. Сын Жерома, пылкий Фердинанд, мечтает о прекрасной и своенравной Кларе д’Альманца. Сумерки привели Антонио под окно его возлюбленной Луизы. Свидание влюбленных прерывает голос рассерженного Жерома. Обеспокоенному Жерому кажется, что нет страшнее напасти, чем опека взрослой дочери. Он принимает решение немедленно выдать Луизу замуж за Мендозу. На улицах гаснут огни. Севилья погружается в сон.

    Луиза мечтает о счастье с Антонио. Жених, избранный отцом, внушает ей чувство отвращения. Но упрямый старик поклялся не выпускать дочь из дому, пока она не исполнит его волю. Тщетно Фердинанд пытается защитить сестру, Жерома трудно переубедить. На помощь приходит Дуэнья. Условившись с воспитанницей, она разыгрывает тайную передачу любовного послания от Антонио. Жером перехватывает письмо и в гневной запальчивости приказывает няньке покинуть дом. На этом и был построен план женщин: в платье Дуэньи ускользает от отца Луиза.

    На набережной Севильи бойко торгуют рыбой. Мендоза доволен - дела идут отлично. Карлос не разделяет восторгов друга. Он мечтает о предметах, достойных рыцаря: драгоценных камнях, оружии, золоте.

    Очаровательные беглянки, Луиза и Клара д’Альманца, также покинувшая родной дом, но от злой мачехи, разрабатывают план дальнейших действий. Клара рассердилась на Фердинанда и рассчитывает найти себе приют в монастыре святой Екатерины. А Луиза, назвавшись именем подруги, просит подошедшего Мендозу разыскать Антонио. Просьба хорошенькой девушки по душе Мендозе: он полагает, что так сумеет отвлечь внимание молодого человека от дочери дона Жерома.

    С трепетом ожидает Мендоза свидания с невестой. Рассказ Жерома о красоте дочери усиливает нетерпение рыботорговца. Но Луиза почему-то капризничает и не хочет встречаться с женихом в присутствии отца, Жером вынужден удалиться. Входит Дуэнья, переодетая Луизой. Мендоза, заикаясь от волнения, просит красавицу откинуть вуаль и… лишается дара речи: уж больно страшна и стара невеста! Тотчас же ловкая Дуэнья переходит в наступление: она восторгается бородой Мендозы, его мужественным видом. Лесть завораживает жениха, он готов просить благословения Жерома. Но Дуэнья далее плетет свои хитроумные интриги: Мендоза должен выкрасть ее из родительского дома. Тот на все согласен. Предавшись романтическим мечтам, он даже не замечает возвращения Жерома, поздравляющего его с одержанной победой.

    Медленно текут часы для Луизы, ожидающей Антонио. Но вот Мендоза вводит ее возлюбленного. Радость молодых людей безгранична. Обманутый Мендоза также доволен, думая, что избавился от соперника. Он восторженно рассказывает новым друзьям о своей невесте и предстоящем ее похищении. Луиза и Антонио лукаво ему поддакивают. Их сердца полны любовью, они счастливы, что нашли друг друга.

    Дон Жером с упоением музицирует, разыгрывая с друзьями любовный менуэт. Но игра что-то не ладится. Жером никак не может понять, зачем дочь тайно бежала с человеком, предназначенным ей в мужья. Карлос приносит письмо от Мендозы с просьбой простить и благословить его. Послание с аналогичной просьбой приносит чумазый мальчишка от Луизы. Жером удивлен чудачеством дочери - почему бы не написать им вместе? - и благословляет обоих, заказывая в честь новобрачных парадный ужин.

    В старом заброшенном саду женского монастыря одиноко бродит Клара: неужели ей суждено навек остаться среди монахинь? С обнаженной шпагой вбегает Фердинанд. Мендоза рассказал ему об измене возлюбленной, и он решил отомстить Антонио. Ослепленный ревностью, Фердинанд не узнает Клару, представшую перед ним в монашеском одеянии. А Клара поверила наконец в искренность чувств Фердинанда и вслед за ним покидает смиренную обитель, желая соединить свою судьбу с любимым.

    В пьяном разгуле проходит жизнь в мужском монастыре. Внезапное появление клиентов заставляет монахов обратиться к пению благочестивых псалмов: это Антонио и Мендоза пришли с просьбой обвенчать их с возлюбленными. Звон монет из оброненного просителями кошелька оказал магическое действие: настоятель согласен провести обряд венчания.

    К празднично освещенному дому Жерома съезжаются гости. А хозяину не до них: молодых все нет, и Фердинанд куда-то исчез. Но вот появляется счастливый Мендоза. Его супруга восторженно бросается на шею «папочки» - и Жером с ужасом узнает в ней Дуэнью. Не замедлили явиться и Луиза с Антонио, вместо объяснения протягивая письмо отца с согласием на брак. Не успел Жером оправиться от изумления, как перед ним упали на колени Фердинанд с монашкой. Совсем растерялся отец, но вдруг в подруге сына он узнает Клару д’Альманца - одну из самых богатых девушек Севильи. Потерпев убыток на замужестве дочери, он компенсирует его женитьбой сына. А одураченный Мендоза пусть убирается с нянькой прочь. С легкой душой развеселившийся хозяин открывает свадебный пир.

    Категории:

    • Произведения Сергея Прокофьева
    • Оперы Сергея Прокофьева
    • Оперы по алфавиту
    • Оперы на русском языке
    • Оперы по литературным произведениям
    • Оперы 1940 года

    Wikimedia Foundation . 2010 .

    Смотреть что такое "Обручение в Монастыре" в других словарях:

      Сергей Сергеевич (11(23)IV 1891, с. Сонцовка, ныне с. Красное Донецкой обл. 5 III 1953, Москва) сов. композитор, пианист, дирижёр. Нар. арт. РСФСР (1947). Род. в семье агронома, управляющего имением. Семья сумела обеспечить одарённому… … Музыкальная энциклопедия

    Лирико-комическая опера в четырех действиях (девяти картинах); либретто композитора по Р. Шеридану, стихи М. Мендельсон-Прокофьевой.
    Первая постановка: Ленинград, Театр им. Кирова, 3 ноября 1946 года, под управлением Б. Хайкина.

    Действующие лица:

    Дон Жером, севильский дворянин (тенор), Фердинанд и Луиза, его дети (баритон и сопрано), Дуэнья при Луизе (контральто), Антонио (тенор), Клара, подруга Луизы (меццо-сопрано), Мендоза, богатый рыботорговец (бас), Дон Карлос, обедневший дворянин, приятель Мендозы (баритон), Отец Августин, настоятель монастыря (баритон); монахи: Отец Елустаф (тенор), Отец Шартрез (баритон), Отец Бенедиктин (бас); 1-й послушник (тенор), 2-й послушник (тенор), Лауретта, служанка Луизы (сопрано), Розина, служанка Клары (контральто или меццо-сопрано), Лопец, слуга Фердинанда (тенор), Приятель дон Жерома (без слов, играет на корнет-а-пистоне), Само, слуга дон Жерома (без слов, играет на большом барабане).
    Слуги, служанки, монахи, монахини, гости, маски, торговки.

    Действие происходит в Севилье в XVIII веке.

    Площадь перед домом дона Жерома. Ловкий рыботорговец Мендоза сулит почтенному дворянину огромные прибыли в совместной торговле. Сделка будет скреплена рукою дочери Жерома - Луизы, которая станет женой Мендозы, Жером с восторгом описывает красоту дочери. Но и Мендоза не менее красноречиво рассказывает о достоинствах различных рыб, демонстрируемых его слугами. На смену старикам приходят молодые. Сын Жерома, пылкий Фердинанд, мечтает о прекрасной и своенравной Кларе д’Альманца. Сумерки привели Антонио под окно его возлюбленной Луизы. Свидание влюбленных прерывает голос рассерженного Жерома. Обеспокоенному Жерому кажется, что нет страшнее напасти, чем опека взрослой дочери. Он принимает решение немедленно выдать Луизу замуж за Мендозу. На улицах гаснут огни. Севилья погружается в сон.

    Луиза мечтает о счастье с Антонио. Жених, избранный отцом, внушает ей чувство отвращения. Но упрямый старик поклялся не выпускать дочь из дому, пока она не исполнит его волю. Тщетно Фердинанд пытается защитить сестру, Жерома трудно переубедить. На помощь приходит Дуэнья. Условившись с воспитанницей, она разыгрывает тайную передачу любовного послания от Антонио. Жером перехватывает письмо и в гневной запальчивости приказывает няньке покинуть дом. На этом и был построен план женщин: в платье Дуэньи ускользает от отца Луиза.

    На набережной Севильи бойко торгуют рыбой. Мендоза доволен - дела идут отлично. Карлос не разделяет восторгов друга. Он мечтает о предметах, достойных рыцаря: драгоценных камнях, оружии, золоте.

    Очаровательные беглянки, Луиза и Клара д’Альманца, также покинувшая родной дом, но от злой мачехи, разрабатывают план дальнейших действий. Клара рассердилась на Фердинанда и рассчитывает найти себе приют в монастыре святой Екатерины. А Луиза, назвавшись именем подруги, просит подошедшего Мендозу разыскать Антонио. Просьба хорошенькой девушки по душе Мендозе: он полагает, что так сумеет отвлечь внимание молодого человека от дочери дона Жерома.

    С трепетом ожидает Мендоза свидания с невестой. Рассказ Жерома о красоте дочери усиливает нетерпение рыботорговца. Но Луиза почему-то капризничает и не хочет встречаться с женихом в присутствии отца, Жером вынужден удалиться. Входит Дуэнья, переодетая Луизой. Мендоза, заикаясь от волнения, просит красавицу откинуть вуаль и… лишается дара речи: уж больно страшна и стара невеста! Тотчас же ловкая Дуэнья переходит в наступление: она восторгается бородой Мендозы, его мужественным видом. Лесть завораживает жениха, он готов просить благословения Жерома. Но Дуэнья далее плетет свои хитроумные интриги: Мендоза должен выкрасть ее из родительского дома. Тот на все согласен. Предавшись романтическим мечтам, он даже не замечает возвращения Жерома, поздравляющего его с одержанной победой.

    Медленно текут часы для Луизы, ожидающей Антонио. Но вот Мендоза вводит ее возлюбленного. Радость молодых людей безгранична. Обманутый Мендоза также доволен, думая, что избавился от соперника. Он восторженно рассказывает новым друзьям о своей невесте и предстоящем ее похищении. Луиза и Антонио лукаво ему поддакивают. Их сердца полны любовью, они счастливы, что нашли друг друга.

    Дон Жером с упоением музицирует, разыгрывая с друзьями любовный менуэт. Но игра что-то не ладится. Жером никак не может понять, зачем дочь тайно бежала с человеком, предназначенным ей в мужья. Карлос приносит письмо от Мендозы с просьбой простить и благословить его. Послание с аналогичной просьбой приносит чумазый мальчишка от Луизы. Жером удивлен чудачеством дочери - почему бы не написать им вместе? - и благословляет обоих, заказывая в честь новобрачных парадный ужин.

    В старом заброшенном саду женского монастыря одиноко бродит Клара: неужели ей суждено навек остаться среди монахинь? С обнаженной шпагой вбегает Фердинанд. Мендоза рассказал ему об измене возлюбленной, и он решил отомстить Антонио. Ослепленный ревностью, Фердинанд не узнает Клару, представшую перед ним в монашеском одеянии. А Клара поверила наконец в искренность чувств Фердинанда и вслед за ним покидает смиренную обитель, желая соединить свою судьбу с любимым.

    В пьяном разгуле проходит жизнь в мужском монастыре. Внезапное появление клиентов заставляет монахов обратиться к пению благочестивых псалмов: это Антонио и Мендоза пришли с просьбой обвенчать их с возлюбленными. Звон монет из оброненного просителями кошелька оказал магическое действие: настоятель согласен провести обряд венчания.

    К празднично освещенному дому Жерома съезжаются гости. А хозяину не до них: молодых все нет, и Фердинанд куда-то исчез. Но вот появляется счастливый Мендоза. Его супруга восторженно бросается на шею «папочки» - и Жером с ужасом узнает в ней Дуэнью. Не замедлили явиться и Луиза с Антонио, вместо объяснения протягивая письмо отца с согласием на брак. Не успел Жером оправиться от изумления, как перед ним упали на колени Фердинанд с монашкой. Совсем растерялся отец, но вдруг в подруге сына он узнает Клару д’Альманца - одну из самых богатых девушек Севильи. Потерпев убыток на замужестве дочери, он компенсирует его женитьбой сына. А одураченный Мендоза пусть убирается с нянькой прочь. С легкой душой развеселившийся хозяин открывает свадебный пир.

    История создания

    Опера Прокофьева создана по пьесе «Дуэнья» Р. Б. Шеридана (1751-1816), В ней наряду с меткостью остроумных комедийных зарисовок большое место занимает утверждение светлых чувств молодых влюбленных.

    Композитор значительно усилил лирическое содержание пьесы. Воображение композитора дорисовало поэтический фон развития любовной интриги: ночной карнавал, набережную Севильи, заброшенный женский монастырь.

    Это расширило выразительные возможности комедии, придало ей жизненную полнокровность.

    Прокофьев создавал либретто на основе английского подлинника, выполняя одновременно роль переводчика; стихотворные тексты писала М. Мендельсон. В декабре 1940 года опера была закончена. Весной следующего года Театр им. К. С. Станиславского в Москве предполагал осуществить его постановку. Грозные события Великой Отечественной войны помешали этому. Иные темы, иные образы волновали советских людей, да и сам Прокофьев переключился на создание героико-патриотической оперы «Война и мир». Только 3 ноября 1946 года «Дуэнья» была поставлена на сцене ленинградского Театра оперы и балета им. С. М. Кирова.

    Музыка

    В «Дуэнье» комическое и лирическое начала сосуществуют на равных основаниях. Музыка оперы искрится юмором, пленяет своей мелодической красотой. С неистощимой фантазией, легко и непринужденно композитор следует за живым, полным забавных неожиданностей развитием интриги, с искренней симпатией обрисовывая лирических героев.

    Оркестровое вступление увлекает жизнерадостным весельем.

    Оживленной музыкой сопровождается выход Жерома. Мендоза скороговоркой посвящает его в свои планы. Затем они совместно поют задорную песенку о рыбах, в сопровождении которой словно воспроизводится плеск воды. В ариозо «Ах, как взглянете» Жером расписывает красоту дочери; та же музыка звучит в ариозо Мендозы, расхваливающего свой товар. Патетикой проникнуто признание Фердинанда «Ах, Клара, Клара дорогая»; светла и поэтична серенада Антонио, исполняемая под аккомпанемент гитары. В арии Жерома «Если есть у вас дочь» комично пародируются жалобы старика на свою беспокойную жизнь. Разнообразны танцы масок: легкое подвижное пасспье, исполненная страстной неги ориенталия (восточный танец), восхитительное болеро. Причудлива и изменчива тема, сопровождающая редеющие группы участников карнавала. Три виолончели за кулисами имитируют игру ансамбля бродячих музыкантов; им отвечают скрипки, повторяющие веселый и задорный припев песенки о рыбах. Постепенно музыка замирает, в завороженной ночной тишине медленно истаивают последние звуки.

    Грациозная прихотливая мелодия флейты сопровождает веселые проделки Луизы в начале второй картины (второй акт). Диалогическая сцена-дуэт «Конечно, конечно, Антонио не Крез» основана на противопоставлении одухотворенной мечты Луизы и расчетливых намерений Дуэньи. Полны комизма эпизоды перебранки Жерома с детьми и его ссоры с Дуэньей.

    Третью картину открывает разноголосый хор торговок рыбой. Смущение и растерянность Луизы и Клары переданы в кратком дуэте «Ты бежала». Поэтичная ариетта в ритме медленного вальса раскрывает чувства Клары к Фердинанду. Диалогу девушек «Если б знала я» придает непосредственность оттенок веселого озорства. Хвастливое самодовольство рыботорговца ярко запечатлено в его речитативной фразе «Мендоза хитрый мальчик». Рыцарственный склад души Карлоса передан в романсе «Нет большего счастья», выдержанном в духе старинного мадригала.

    В четвертой - картине ариозо Жерома о прелестях дочери предваряет сцену встречи Мендозы и Дуэньи. Льстивая вкрадчивость речи мнимой Луизы закреплена в ее ариозо «Синьор, какое удивленье». Знойным испано-цыганским колоритом отмечена песенка «Когда вокруг зеленой девочки». Дуэт «Сегодня вечером» увлекает стремительным темпом.

    Поэтичная музыка вступления к пятой картине (третий акт) рисует тихий вечер. Задумчиво и нежно ариозо Луизы, мысли которой обращены к Антонио. Центральный эпизод образует сцена их встречи: в оркестре звучит вдохновенная тема серенады Антонио (из первого акта). Квартет «Как светло на душе» (к влюбленным присоединяются Мендоза и Карлос) являет собой совершенный образец лирического ансамбля Прокофьева.

    С бесподобным юмором обрисована сцена музицирования на дому у Жерома в шестой картине.

    В седьмой картине пленительную серенаду (дуэт Луизы и Антонио) сменяет проникновенная сцена мечтаний Клары.

    Восьмая картина (четвертый акт) содержит хлесткую сатиру обличающую ханжеское лицемерие монахов. Застольная хоровая песня «Бутылка - солнце нашей жизни» ярко обрисовывает захмелевших служителей монастыря, их праздное времяпрепровождение; особенно впечатляет вызывающе-удалой припев «Верится, мир веселый!».

    Во вступлении к девятой картине смятенно и растерянно проходит в оркестре тема арии Жерома «Если есть у вас дочь». Появление счастливых пар новобрачных сопровождается музыкой, заимствованной из предшествующих актов. Задорно и радостно звучит приветственный хор гостей. Под конец развеселившийся Жером исполняет куплеты «Я понимаю молодых», аккомпанируя себе на звонких, звучащих подобно хрустальным колокольчикам, стаканах.

    М. Друскин

    Дискография: Грампластинка «Мелодия». Дир. Абдуллаев. Дон Жером (Коршунов), Луиза (Каевченко), Фердинанд (Кратов), Дуэнья (Янко), Антонио (Мищевский), Клара (Исакова).

    Каких только сюжетов ни находим мы в оперном творчестве ! Мрачное Средневековье – и современность, немеркнущая литературная классика – и малоизвестная писательница-современница, сказка – и реальность, драматическое – и комедийное… Стихия комического воплотилась не только в гротескной сказке « », но и в жанре лирико-комической оперы.

    Литературной основой для такого произведения послужило произведение Р.Б.Шеридана. Этот английский драматург, которого называли «английским Бомарше», жил на рубеже XVIII-XIX веков и творил в жанре «веселой комедии» (противопоставляемой комедии «сентиментальной»), призванной «развлекать и наставлять». В 1775 году была создана комическая опера Т.Линли «Дуэнья» на либретто Р.Б.Шеридана – к этому произведению и обращается . Первоначально он предполагал озаглавить будущую оперу «Мендоза», но впоследствии дал ей иное название – «Обручение в монастыре».

    Либретто оперы создавал сам, выступая одновременно и в качестве переводчика с английского языка. Стихотворные фрагменты (за исключением песен монахов и дуэньи) написаны супругой композитора М.Мендельсон-Прокофьевой. К работе над текстом композитор относился очень серьезно – судя по пометкам в рукописи, он продолжал совершенствовать литературный текст уже в процессе работы над музыкой. По воспоминаниям , он стоял перед выбором, подчеркнуть ли в произведении лирическое начало или комедийное. Но в результате получилась опера, органично сочетающая в себе оба начала – при этом комическая сторона не утрируется, не заостряется до гротеска и карикатуры, оставаясь в пределах мягкого юмора, добродушной усмешки.

    Сюжет «Обручения в монастыре» типичен для эпохи Р.Б.Шеридана: испанский дворянин дон Жером намеревается выгодно выдать дочь Луизу замуж за богатого, но старого купца Мендозу, девушка же мечтает о счастье с бедным, но молодым Антонио, и дуэнья помогает ей сбежать от нелюбимого жениха и строго отца. Параллельно разыгрывается история другой любви – между братом Луизы Фердинандом и своенравной Кларой. Благодаря хитрости дуэньи влюбленным удается, заручившись даже отцовским благословением, обвенчаться в монастыре. В этом «святом месте», населенном вечно пьяными монахами, счастливо соединяются даже не две, а три пары: старый Мендоза тоже находит себе невесту – в лице дуэньи. Дон Жером не особенно жалеет о случившемся: избранница сына оказывается одной из самых богатых невест Севильи.

    «Обручение в монастыре» – одно из самых жизнерадостных творений . В атмосферу искрящегося веселья вводит уже оркестровое вступление.

    Комедийное начало в опере воплощено в многочисленных остроумных находках. Например, в первой картине аккомпанемент задорной песни о рыбах, поют которую дон Жером и Мендоза, изображает плеск воды. Ариозо рыботорговца Мендозы, восхваляющего свою рыбу, и ариозо дона Жерома, расписывающего достоинства Луизы, строятся на одном и том же музыкальном материале. Впрочем, дон Жером – это не тот «семейный тиран», который ничего, кроме отвращения и ненависти, вызвать не может – этот персонаж обрисован композитором с такой же симпатией, как и прочие действующие лица. Он даже не чужд любви к искусству – в шестой картине он так увлекается разыгрыванием менуэта, забавного в своей преувеличенной чинности и галантности, что не особенно задумывается, давая согласие на брак дочери. Дополнительным комедийным штрихом к этой сцене становится «состав исполнителей» менуэта: сам дон Жером играет на кларнете, его друг – на корнет-а-пистоне, а слуга – на большом барабане. В финале же все простивший своим детям отец семейства поет веселую песню, подыгрывая себе на хрустальных стаканах.

    Лирическое начало в опере связано с двумя влюбленными парами. Характеризующий их музыкальный материал – то поэтичный и светлый, то патетический – разнообразен по своей жанровой основе: серенада Антонио, романс Карлоса в духе мадригала «Нет большего счастья», ариетта Клары в ритме медленного вальса…

    Испанский колорит тоже имеет место в опере «Обручение в монастыре» (ведь действие ее происходит в Севилье) – такова песня Дуэньи «Когда вокруг зеленой девочки…» Красочный фон действия создает и сцена карнавала, где стремительно сменяют друг друга танцы – болеро, ориенталь, паспье – а три виолончелиста, играющее за кулисами, представляют уличных музыкантов.

    Завершил оперу «Обручение в монастыре» в конце 1940 года. Предполагалось, что премьера состоится в следующем году в Театре им. К.С.Станиславского – возможно, так бы и произошло, если бы не началась война…Премьера произведения состоялась уже после победы – в 1946 году, в Ленинграде, в театре им. С.Кирова.

    Музыкальные Сезоны

    Самые известные оперы мира. Оригинальное название, автор и краткое описание.

    Обручение в Монастыре (Дуэнья), С. С. Прокофьев

    Лирико-комическая опера в четырех действиях (девяти картинах) ; либретто композитора по Р. Шеридану, стихи М. Мендельсон-Прокофьевой.
    Первая постановка: Ленинград, Театр им. Кирова, 3 ноября 1949 года, под управлением Б. Хайкина.

    Действующие лица:
    Дон Жером, севильский дворянин (тенор), Фердинанд и Луиза, его дети (баритон и сопрано), Дуэнья при Луизе (контральто), Антонио (тенор), Клара, подруга Луизы (меццо-сопрано), Мендоза, богатый рыботорговец (бас), Дон Карлос, обедневший дворянин, приятель Мендозы (баритон), Отец Августин, настоятель монастыря (баритон); монахи: Отец Елустаф (тенор), Отец Шартрез (баритон), Отец Бенедиктин (бас); 1-й послушник (тенор), 2-й послушник (тенор), Лауретта, служанка Луизы (сопрано), Розина, служанка Клары (контральто или меццо-сопрано), Лопец, слуга Фердинанда (тенор), Приятель дон Жерома (без слов, играет на корнет-а-пистоне), Само, слуга дон Жерома (без слов, играет на большом барабане).
    Слуги, служанки, монахи, монахини, гости, маски, торговки.

    Действие происходит в Севилье в XVIII веке.

    Площадь перед домом дона Жерома. Ловкий рыботорговец Мендоза сулит почтенному дворянину огромные прибыли в совместной торговле. Сделка будет скреплена рукою дочери Жерома - Луизы, которая станет женой Мендозы, Жером с восторгом описывает красоту дочери. Но и Мендоза не менее красноречиво рассказывает о достоинствах различных рыб, демонстрируемых его слугами. На смену старикам приходят молодые. Сын Жерома, пылкий Фердинанд, мечтает о прекрасной и своенравной Кларе д’Альманца. Сумерки привели Антонио под окно его возлюбленной Луизы. Свидание влюбленных прерывает голос рассерженного Жерома. Обеспокоенному Жерому кажется, что нет страшнее напасти, чем опека взрослой дочери. Он принимает решение немедленно выдать Луизу замуж за Мендозу. На улицах гаснут огни. Севилья погружается в сон.

    Луиза мечтает о счастье с Антонио. Жених, избранный отцом, внушает ей чувство отвращения. Но упрямый старик поклялся не выпускать дочь из дому, пока она не исполнит его волю. Тщетно Фердинанд пытается защитить сестру, Жерома трудно переубедить. На помощь приходит Дуэнья. Условившись с воспитанницей, она разыгрывает тайную передачу любовного послания от Антонио. Жером перехватывает письмо и в гневной запальчивости приказывает няньке покинуть дом. На этом и был построен план женщин: в платье Дуэньи ускользает от отца Луиза.

    На набережной Севильи бойко торгуют рыбой. Мендоза доволен - дела идут отлично. Карлос не разделяет восторгов друга. Он мечтает о предметах, достойных рыцаря: драгоценных камнях, оружии, золоте.

    Очаровательные беглянки, Луиза и Клара д’Альманца, также покинувшая родной дом, но от злой мачехи, разрабатывают план дальнейших действий. Клара рассердилась на Фердинанда и рассчитывает найти себе приют в монастыре святой Екатерины. А Луиза, назвавшись именем подруги, просит подошедшего Мендозу разыскать Антонио. Просьба хорошенькой девушки по душе Мендозе: он полагает, что так сумеет отвлечь внимание молодого человека от дочери дона Жерома.

    С трепетом ожидает Мендоза свидания с невестой. Рассказ Жерома о красоте дочери усиливает нетерпение рыботорговца. Но Луиза почему-то капризничает и не хочет встречаться с женихом в присутствии отца, Жером вынужден удалиться. Входит Дуэнья, переодетая Луизой. Мендоза, заикаясь от волнения, просит красавицу откинуть вуаль и… лишается дара речи: уж больно страшна и стара невеста! Тотчас же ловкая Дуэнья переходит в наступление: она восторгается бородой Мендозы, его мужественным видом. Лесть завораживает жениха, он готов просить благословения Жерома. Но Дуэнья далее плетет свои хитроумные интриги: Мендоза должен выкрасть ее из родительского дома. Тот на все согласен. Предавшись романтическим мечтам, он даже не замечает возвращения Жерома, поздравляющего его с одержанной победой.

    Медленно текут часы для Луизы, ожидающей Антонио. Но вот Мендоза вводит ее возлюбленного. Радость молодых людей безгранична. Обманутый Мендоза также доволен, думая, что избавился от соперника. Он восторженно рассказывает новым друзьям о своей невесте и предстоящем ее похищении. Луиза и Антонио лукаво ему поддакивают. Их сердца полны любовью, они счастливы, что нашли друг друга.

    Дон Жером с упоением музицирует, разыгрывая с друзьями любовный менуэт. Но игра что-то не ладится. Жером никак не может понять, зачем дочь тайно бежала с человеком, предназначенным ей в мужья. Карлос приносит письмо от Мендозы с просьбой простить и благословить его. Послание с аналогичной просьбой приносит чумазый мальчишка от Луизы. Жером удивлен чудачеством дочери - почему бы не написать им вместе? - и благословляет обоих, заказывая в честь новобрачных парадный ужин.

    В старом заброшенном саду женского монастыря одиноко бродит Клара: неужели ей суждено навек остаться среди монахинь? С обнаженной шпагой вбегает Фердинанд. Мендоза рассказал ему об измене возлюбленной, и он решил отомстить Антонио. Ослепленный ревностью, Фердинанд не узнает Клару, представшую перед ним в монашеском одеянии. А Клара поверила наконец в искренность чувств Фердинанда и вслед за ним покидает смиренную обитель, желая соединить свою судьбу с любимым.

    В пьяном разгуле проходит жизнь в мужском монастыре. Внезапное появление клиентов заставляет монахов обратиться к пению благочестивых псалмов: это Антонио и Мендоза пришли с просьбой обвенчать их с возлюбленными. Звон монет из оброненного просителями кошелька оказал магическое действие: настоятель согласен провести обряд венчания.

    К празднично освещенному дому Жерома съезжаются гости. А хозяину не до них: молодых все нет, и Фердинанд куда-то исчез. Но вот появляется счастливый Мендоза. Его супруга восторженно бросается на шею «папочки» - и Жером с ужасом узнает в ней Дуэнью. Не замедлили явиться и Луиза с Антонио, вместо объяснения протягивая письмо отца с согласием на брак. Не успел Жером оправиться от изумления, как перед ним упали на колени Фердинанд с монашкой. Совсем растерялся отец, но вдруг в подруге сына он узнает Клару д’Альманца - одну из самых богатых девушек Севильи. Потерпев убыток на замужестве дочери, он компенсирует его женитьбой сына. А одураченный Мендоза пусть убирается с нянькой прочь. С легкой душой развеселившийся хозяин открывает свадебный пир.

    ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ.

    Опера Прокофьева создана по пьесе «Дуэнья» Р. Б. Шеридана (1751-1816), В ней наряду с меткостью остроумных комедийных зарисовок большое место занимает утверждение светлых чувств молодых влюбленных.

    Композитор значительно усилил лирическое содержание пьесы. Воображение композитора дорисовало поэтический фон развития любовной интриги: ночной карнавал, набережную Севильи, заброшенный женский монастырь.

    Это расширило выразительные возможности комедии, придало ей жизненную полнокровность.

    Прокофьев создавал либретто на основе английского подлинника, выполняя одновременно роль переводчика; стихотворные тексты писала М. Мендельсон. В декабре 1940 года опера была закончена. Весной следующего года Театр им. К. С. Станиславского в Москве предполагал осуществить его постановку. Грозные события Великой Отечественной войны помешали этому. Иные темы, иные образы волновали советских людей, да и сам Прокофьев переключился на создание героико-патриотической оперы «Война и мир». Только 3 ноября 1946 года «Дуэнья» была поставлена на сцене ленинградского Театра оперы и балета им. С. М. Кирова.

    МУЗЫКА.

    В «Дуэнье» комическое и лирическое начала сосуществуют на равных основаниях. Музыка оперы искрится юмором, пленяет своей мелодической красотой. С неистощимой фантазией, легко и непринужденно композитор следует за живым, полным забавных неожиданностей развитием интриги, с искренней симпатией обрисовывая лирических героев.

    Оркестровое вступление увлекает жизнерадостным весельем.

    Оживленной музыкой сопровождается выход Жерома. Мендоза скороговоркой посвящает его в свои планы. Затем они совместно поют задорную песенку о рыбах, в сопровождении которой словно воспроизводится плеск воды. В ариозо «Ах, как взглянете» Жером расписывает красоту дочери; та же музыка звучит в ариозо Мендозы, расхваливающего свой товар. Патетикой проникнуто признание Фердинанда «Ах, Клара, Клара дорогая»; светла и поэтична серенада Антонио, исполняемая под аккомпанемент гитары. В арии Жерома «Если есть у вас дочь» комично пародируются жалобы старика на свою беспокойную жизнь. Разнообразны танцы масок: легкое подвижное пасспье, исполненная страстной неги ориенталия (восточный танец), восхитительное болеро. Причудлива и изменчива тема, сопровождающая редеющие группы участников карнавала. Три виолончели за кулисами имитируют игру ансамбля бродячих музыкантов; им отвечают скрипки, повторяющие веселый и задорный припев песенки о рыбах. Постепенно музыка замирает, в завороженной ночной тишине медленно истаивают последние звуки.

    Грациозная прихотливая мелодия флейты сопровождает веселые проделки Луизы в начале второй картины (второй акт) . Диалогическая сцена-дуэт «Конечно, конечно, Антонио не Крез» основана на противопоставлении одухотворенной мечты Луизы и расчетливых намерений Дуэньи. Полны комизма эпизоды перебранки Жерома с детьми и его ссоры с Дуэньей.

    Третью картину открывает разноголосый хор торговок рыбой. Смущение и растерянность Луизы и Клары переданы в кратком дуэте «Ты бежала». Поэтичная ариетта в ритме медленного вальса раскрывает чувства Клары к Фердинанду. Диалогу девушек «Если б знала я» придает непосредственность оттенок веселого озорства. Хвастливое самодовольство рыботорговца ярко запечатлено в его речитативной фразе «Мендоза хитрый мальчик». Рыцарственный склад души Карлоса передан в романсе «Нет большего счастья», выдержанном в духе старинного мадригала.

    В четвертой картине ариозо Жерома о прелестях дочери предваряет сцену встречи Мендозы и Дуэньи. Льстивая вкрадчивость речи мнимой Луизы закреплена в ее ариозо «Синьор, какое удивленье». Знойным испано-цыганским колоритом отмечена песенка «Когда вокруг зеленой девочки». Дуэт «Сегодня вечером» увлекает стремительным темпом.

    Поэтичная музыка вступления к пятой картине (третий акт) рисует тихий вечер. Задумчиво и нежно ариозо Луизы, мысли которой обращены к Антонио. Центральный эпизод образует сцена их встречи: в оркестре звучит вдохновенная тема серенады Антонио (из первого акта). Квартет «Как светло на душе» (к влюбленным присоединяются Мендоза и Карлос) являет собой совершенный образец лирического ансамбля Прокофьева.

    С бесподобным юмором обрисована сцена музицирования на дому у Жерома в шестой картине.

    В седьмой картине пленительную серенаду (дуэт Луизы и Антонио) сменяет проникновенная сцена мечтаний Клары.

    Восьмая картина (четвертый акт) содержит хлесткую сатиру обличающую ханжеское лицемерие монахов. Застольная хоровая песня «Бутылка - солнце нашей жизни» ярко обрисовывает захмелевших служителей монастыря, их праздное времяпрепровождение; особенно впечатляет вызывающе-удалой припев «Верится, мир веселый!».

    Во вступлении к девятой картине смятенно и растерянно проходит в оркестре тема арии Жерома «Если есть у вас дочь». Появление счастливых пар новобрачных сопровождается музыкой, заимствованной из предшествующих актов. Задорно и радостно звучит приветственный хор гостей. Под конец развеселившийся Жером исполняет куплеты «Я понимаю молодых», аккомпанируя себе на звонких, звучащих подобно хрустальным колокольчикам, стаканах.

    Время новостей, 25 сентября 2000 года

    Михаил Фихтенгольц

    Веселье просто так

    Прокофьевскую "Дуэнью" в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко встречали гомерическим хохотом

    «Дуэнья» («Обручение в монастыре»), одна из самых жизнерадостных опер Прокофьева, несмотря на свои неоспоримые достоинства, особой популярностью у режиссеров не пользуется. После первой постановки в Мариинке (тогда еще Кировском театре, в 1946 году) она временами шла во многих крупных театрах страны, но в разряд шлягеров пока не попала.

    Сюжет, сочиненный автором "Школы злословия" Ричардом Шериданом, типичен для галантного века. Сварливый отец семейства желает женить по расчету двоих своих детей - Луизу и Фердинанда. Но детки оказываются смышленее папаши и, ловко запорошив ему мозги, идут под венец со своими возлюбленными, получив благословение от слегка нетрезвых монахов. Как шеридановское либретто напрямую корреспондирует с "Тщетной предосторожностью" Бомарше, так и музыка Прокофьева отсылает к «Севильскому цирюльнику» Россини и «Свадьбе Фигаро» Моцарта. Прокофьевские ритмические шпильки выглядывают из напудренных менуэтов, а озорная натура человека в очках все время провоцирует героев после изящного поклона дать кому-нибудь ногой под зад. В пасторальную атмосферу Севильи XVIII века все время заносится сквознячок из беспокойного века нынешнего.

    Посему режиссеры Александр Титель и Людмила Налетова отвергли календарь и засунули действие в некое пространство, куда попеременно заходят все эпохи. Симпатичный постмодернистский винегрет включает в себя и атрибуты соцреализма 30-х годов, с его страстью к пухлым физкультурницам и зарядке по утрам, и балаган итальянской комедии del arte с бесчисленным множеством снующих туда-сюда клоунов. Пожарные пьют спиртное из своих касок, из какого-то медвежьего угла неожиданно вылезает партизан с пулеметом и в шапке-ушанке кислотного зеленого цвета. Зачем это сделано? Да просто так. Зритель гогочет над милыми несуразицами, тонко и точно впаянными в прокофьевскую музыку. Не обошлось и без конкретных аллюзий: Дон Карлос (Анатолий Лошак) появляется на сцене на железной повозке, почти как моцартовский Каменный гость, а пышнотелая рыжекудрая Дуэнья (Елена Манистина), закрутившая всю интригу, поет серенаду и раскачивается в такт на качелях, подозрительно напоминающих о печально известной "Русалке" Большого театра.

    Состав певцов примечателен не столько своими вокальными подвигами, сколько выигрышными внешними данными. Чего стоят ренуаровская женщина Елена Манистина и бородатый Карлсон - Вячеслав Войнаровский в роли незадачливого папаши Дона Херома! В облике последнего режиссеры усмотрели что-то раблезианское: по поводу и без повода вспоминая о еде, Хером получает щедрый подарок от постановщиков, когда в его сне оживают рыбы и начинают ходить по сцене, тряся чешуйчатыми хвостами. Остальные герои под стать упомянутым кутилам: Луиза Хиблы Герзмава чарует светлым сопрано, а ее неудавшийся жених рыботорговец Мендоза (Дмитрий Степанович) вокальные проблемы изящно ретуширует блестящей игрой. За певцами более-менее подтянулся и оркестр: после занудной прошлогодней «Кармен» он заметно похорошел и ныне послушно следует за певцами, в чем есть определенная заслуга дирижера Ары Карапетяна. За время репетиций все участники «Обручения» вдоволь навеселились и сделали спектакль, который, думается, станет чем-то новым для нашей оперной истории.

    Пожалуй, впервые за последние годы в музыкальном театре за внешним антуражем не видишь концептуальной режиссерской идеи, которая, как правило, подминает под себя музыку и бьет в глаза своей примитивностью. Обратив шеридановскую комедию в карнавал и чутко прислушавшись к вибрациям музыки Прокофьева, постановщики осознали главное: эту оперу, как и ее главную героиню Луизу, лучше не дергать и не навязывать ей свое мнение, ибо она прекрасно обойдется сама и все сделает в лучшем виде. Наконец-то оперная комедия действительно смешна: люди хохочут не по предписаниям либретто, а просто так, когда им смешно. Спектакль оставляет ощущение какого-то наивного, но упоительного счастья. Смысл жизни сосредоточен в бокале с шампанским, все проблемы решаются с помощью дурацкой гримасы, а самые заветные мечты оживают и ходят мимо тебя, как рыбы вокруг Дона Херома.

    Время MN, 23 сентября 2000 года

    Юлия Бедерова

    С ветерком

    Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко открыл сезон премьерой оперы Прокофьева "Обручение в монастыре"

    Летчики в больших очках и почтальонши (с толстой сумкой на ремне), пожарные в золотых касках со слоновьей завитушкой и много долговязых и пузатых айболитов, береточки, кепочки и физкультурные шортики из 30-х годов, художественная гимнастка с ленточкой (из 70-х), и все это - вперемешку с коломбинами, карнавальными масками, испанскими рюшками. И главное действующее лицо новой постановки, в высшей степени бодро открывшей новый сезон, - большие вертушки, такие же (только скромных размеров, из цветной фольги на палочке) обожали советские дети. Стоит вытянуть руку перед собой, и ветер приводит в движение все эти бумажные цветочки, превращая их в пропеллеры, получается мини-чудо.

    Александр Титель сделал свою очередную, после давней уже свердловской, версию последней оперы Прокофьева (солнечной и ласковой, сочиненной в 1940-м, не поставленной ни Таировым, ни Мейерхольдом, а поставленной только в 1946-м в Кировском театре), совсем не похожей на, скажем, спектакль Мариинского театра 1996 года. Тот был изысканным, загадочным, сумеречным, игрушечным, и, главное, сценография казалась опрокинутым вверх отражением смешной и красочной музыкальной партитуры, словно бы приводилась в действие утонченной, танцующей, разноцветной игрой гергиевского оркестра. Тителевский спектакль работает ровно наоборот.

    Откровенное, как ярмарочный балаган, представление, доверху наполненное разными гэгами, парадоксальными театральными выдумками, все в свету, все живое и цирковое, настолько сильно преобладает над партитурой, что оркестр (и без того отнюдь не мариинский), играющий грубовато и шутейно, то густо, то пусто, то стройно, то вразвалочку (дирижер Ара Карапетян), сам походит на опрокинутое вниз отражение сценического действия. И отражение неточное. В данном случае оригинал куда вывереннее, привлекательнее и стройнее. Первый акт вообще прелестен, здесь все движется, все вертится, из стороны в сторону бегают фантазии на тоненьких ногах, и по дорогам разные истории встречаются, дурацких персонажей - немерено, а скопление чудачеств вроде феерического шейпинга Луизы (трогательная и точная вокально Хибла Герзмава) и ее толстухи няньки (простоватая Елена Манистина), живой русалки в аквариуме, Дона Карлоса, представляющего собой уморительную аллюзию на Каменного гостя (Анатолий Лошак), алюминиевой трубы, на которой в жанре "А и Б сидели на трубе" Антонио (Ахмед Агади) поет свою серенаду, а также всех этих водящих хороводы пожарных, эскимосов и почтальонов (тени советских предков - не напыщенно философический контекст, но декор, движущиеся картинки из детского букваря) кажется не вычурной, но, напротив, интригующей фантасмагорией. Что-то из этого ласкового букваря выйдет?..

    Но фантастический мир тускнеет, и из него ничего не родится, кроме вышеуказанного залихватского балагана. Как выясняется к финалу, в спектакле нет загадки, присутствие которой могло пригрезиться вначале. Впрочем, балаган этот ярок и остроумен, и выходящие в зал, гремящие колокольчиками между рядами персонажи в финале во главе с актерски увлекательным Вячеславом Войнаровским (Дон Хером), дуэнья в мехах (что твоя венера) с новоиспеченным мужем - дурачком Мендозой (любимец критики Дмитрий Степанович, выглядящий чуть неловко, но мило в комическом амплуа), вдруг машущие ручками из ложи - все радуют публику своей близостью и живостью.

    Коммерсант, 23 сентября 2000 года

    Елена Черемных

    Прокофьев обручен

    в Театре Станиславского и Немировича-Данченко

    Вторая оперная сцена столицы открыла сезон премьерой "Дуэньи" ("Обручение в монастыре") Сергея Прокофьева. Режиссеры-постановщики Александр Титель и Людмила Налетова, художник Владимир Арефьев и дирижер Ара Карапетян представили статусного советского композитора озорником-футуристом, а его оперу 1941 года - самой настоящей музкомедией.

    Впервые открыв в 1940 году "Дуэнью" Шеридана, Сергей Прокофьев еще не знал, что когда он напишет одноименную оперу, на нас нападут фашисты. Следовательно, предвоенный соцзаказ "жить стало лучше, жить стало веселей" поменяется на "вставай, страна огромная"; возбудившая интерес Прокофьева к Шеридану мхатовская "Школа злословия" уйдет с театральных подмостков; а сам обесконъюнктуренный Прокофьев, поприсутствовав на паре закрытых прогонов "Дуэньи" в Станиславском и Немировиче, пойдет обдумывать оперу "Война и мир".

    Историческая ситуация надолго и несправедливо похоронила "Дуэнью". Вытаскивать ее из-под пресса музыковедческой хронологии, дежурно разделившей Прокофьева на "раннего" и "зрелого", то есть эмигрантского и советского, казалось излишним. Специфический прокофьевский юмор явно мешал восприятию этого композитора современниками, что и понятно: автору революционной оперы "Семен Котко" и шекспировского балета "Ромео и Джульетта" шутить не по статусу.

    Покусившись на "комедийное qui pro quo" Прокофьева, Театр Станиславского поступил вполне революционно. Была хорошо обыграна компанейская студийная нота: к штату театра добавили студентов гитисовского класса Тителя, на увертюру поставили профессиональную гимнастку, а ко всему этому - воздушные декорации-вертушки, арлекинский миманс и по-зощенковски карикатурную массовку.

    В этом карнавально-праздничном антураже комедия положений выглядела равной самой себе. Дети дона Херома (Жерома) - Луиза и Фердинанд со своими возлюбленными обаятельно дурачат папашу. В исполнении Владимира Войнаровского лысый, пузатый родитель был абсолютно не страшен. Вот он в вязаном халате поет оперетточную арию, вот дает бытовой рецепт "намажьте щечки скипидаром", а вот, кажется, начинает сердиться. В зале хохочут.

    Постановка, ловко жонглируя приметами итальянского карнавала, постмодернистски смешала их со сталинскими парадами (хористки в бело-голубых матросках) и с типажами кинематографа 60-х. Луиза (Хибла Герзмава) роскошно спела непокорную дочь, пользуясь ужимками "кавказской пленницы", а ее подруга Клара (Ирина Гелахова) отстрадала прямо как Жанна Моро в "Ночи" Антониони. Выходов инфернальной толстухи-дуэньи вовсе ждали как праздника: Елена Манистина воплотила свою карикатурную героиню самыми отвязными гэгами - от аэробики (в черных сатиновых трусах) до танца живота.

    Оркестр, поначалу казавшийся несколько приглушенным, постепенно обнаружил необходимую прокофьевскую интонацию - одновременно лирически-гибкую и футуристски-острую. В сочетании с метафорически условным оформлением сцены и с хорошо структурированной режиссурой музыка Прокофьева прозвучала неожиданно актуально. Такую легкую, контактную оперу Москва видит впервые.

    Известия, 23 сентября 2000 года

    Петр Поспелов

    Самолетик над Севильей

    Премьера оперы Прокофьева "Обручение в монастыре"

    Сезон в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко открылся премьерой и был ознаменован триумфальным успехом. Такого хорошего оперного спектакля в Москве не было уже вечность.

    Самое трогательное место - это когда герои поют за кулисами лирический дуэт, а в это время через всю сцену на глазах у изумленных монашек медленно пролетает самолетик. Он старательно мигает лампочками, а ниточки тащат его все выше и выше, пока он не забирается в дупло где-то на самой верхотуре.

    Когда пять лет назад Александр Титель поставил "Богему", то в финале через сцену пролетал белый голубь - отлетевшая душа несчастной Мими, которую было жалко до слез. Тот спектакль был об ушедшей молодости и утраченной любви, этот - о молодости, которая прошла в счастливой, более не существующей стране. Пустив вместо голубя самолетик, авторы спектакля позвали нас в лирическую сказку, где трудно встречаться влюбленным, зато легко - театральным мотивам разных эпох.

    Из времен Шеридана (комедия "Дуэнья" написана в конце XVIII века) тут - маски в ромбиках, арлекины-коломбины, ботфорты, шпаги и плащи. Из времен Прокофьева (опера "Обручение в монастыре" создана в 1940-м) - спортсмены, летчики-полярники, водолазы, почтальоны, пожарные и пр. Есть еще рыбы и русалки (одна даже сидит, живая, в аквариуме с водой), ими командует облаченный в шкуру яка рыботорговец Мендоза (артистичный Дмитрий Степанович); есть веселые монахи в белых одеяниях, распевающие хор "Бутылка - счастье нашей жизни" и больше похожие на ряженых патрициев; есть величественных размеров Дуэнья, фланирующая в физкультурном наряде (эта роль открыла комическую грань в таланте помпезной Елены Манистиной) - всего не перечислишь. Советское время в спектакле - не более чем маршако-заходеровские "доктора, профессора, медицинская сестра". Красный цвет не более символичен, чем синий, а основной цветовой образ - белая опера, решившая соперничать по формальной красоте с белым балетом. Условный мир сцены сотворен художником Владимиром Арефьевым: лирические герои сидят у него на водосточной трубе, спустившейся с неба, а многочисленные белые пропеллеры трепещут крыльями, как куры на насесте; стоит их полить и постричь, как они превращаются в цветы.

    Александр Титель и Людмила Налетова, режиссеры спектакля, не дали своим артистам спуску: пой, лежа на полу, пой, делая гимнастику, пой, вытворяя па. Артисты успевали все - и справлялись превосходно. Спектакль не разделишь на постановочную и музыкальную часть - одна дополняла другую, не зная зазоров. Ара Карапетян заявил о себе как о хорошем оперном дирижере: оркестр, хор (с привлечением молодежи, учащейся у Тителя в ГИТИСе) и вокальная труппа, в которой как будто нет выдающихся голосов, исполнили прокофьевскую музыку легко и даже бравурно. Блистали папаша Дон Хером (опытный комик Вячеслав Войнаровский) и молодая Луиза (точная и обаятельная Хибла Герзмава), ласкал приятным тембром влюбленный Антонио (Ахмед Агади). Благородный Дон Карлос (Анатолий Лошак) был очень человечен, хотя и не сходил с катающегося на колесиках постамента. Вторая лирическая пара была чуть слабее: Фердинанду (Сергей Аксенов) стоило бы прибавить в яркости, а Кларе (Ирина Гелахова) - в техничности. Зато маленькая роль служанки Лауреатты расцвела у Светланы Сумачевой целым букетом забавных красок.

    На спектакль можно смело идти с детьми - они оценят и лирику, и юмор. Взрослые отдадут должное стилистической цельности спектакля, выгодно отличающей его от, скажем, Прокофьева в Большом театре, где Питер Устинов превратил "Любовь к трем апельсинам" в вереницу отдельных гэгов. В конце сезона нас ждет прокофьевский "Игрок". Его поставит Александр Титель, а главную женскую партию споет прима театра Ольга Гурякова - однако не на своей сцене, а в Большом театре, под командованием Геннадия Рождественского. В Театре Станиславского обижаются на Тителя, отдавшего постановку в чужие владения. Однако в утешение останется "Обручение в монастыре", за которое блестящему режиссеру можно простить любую измену.

    Независимая газета, 26 сентября 2000 года

    Андрей Хрипин

    "Ты видишь рыбу, я - дукаты"

    Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко открыл сезон премьерой оперы "Обручение в монастыре"

    СОРОКОВОЙ год. Скоро лето. Еще не доведена до премьеры работа в Оперном театре имени К.С. Станиславского над "Семеном Котко" (начинал Мейерхольд, заканчивает Бирман), а Прокофьев уже всерьез поглощен поиском сюжета для новой оперы. Возможно, Шекспир? "Король Лир", "Венецианский купец" или "Гамлет"? Но нет, после балетных "Ромео и Джульетты", после "советской трагедии" в красно-белых тонах из времен Гражданской войны все в композиторе (при всей его тяге к Шекспиру) противится "атмосфере дурных чувств" - не хочется иметь дело с новыми Тибальдами и Яго. Подсознательное стремление к светлому и радостному останавливает и сочинение балета "Отелло". Не будем гадать, почему Сергей Сергеевич не обратился к комедийному наследию человека из Стратфорда, к "Двенадцатой ночи", например, или "Укрощению строптивой". Порадуемся тому, что в его руках оказался томик комедий Шеридана. Но не бессмертная "Школа злословия", которую как раз репетировал в то время МХАТ, привлекла внимание Прокофьева, а написанная Шериданом в старинном английском жанре "балладной оперы" (композитор Т.Линли) "Дуэнья". "Да это шампанское, из этого может выйти опера в стиле Моцарта, Россини!" - воскликнул он.

    Композитор сам сочинял либретто, и, надо сказать, по своей выразительности оно заметно выигрывает в сравнении с первоисточником: у Шеридана сермяжная бытовая интонация, не очень смешной юмор и нарочитая заземленность, у Прокофьева - стремительный темпоритм, легкая, воздушная фраза, острые, графичные шутки, сверкающие сарказмы, игра слов, импровизационный тон. На фарс Шеридана Прокофьев как будто смотрел глазами Шекспира - в каждой фразе, используя выражение Гейне, явственно ощутим аромат "волшебного сада шекспировских комедий". Есть мнение, что прокофьевское "Обручение" восходит к традиции лирической трактовки веселого комедийного сюжета русской оперой и в этом смысле продолжает "Черевички" Чайковского или, скажем, "Майскую ночь" Римского-Корсакова. С другой стороны, исследователи усматривают много общего с архитектоникой комических опер Моцарта (начиная с радостно-приподнятого тонуса, прозрачности общего колорита и заканчивая тем, что главная героиня - точь-в-точь Фигаро, только в юбке).

    Весной 41-го в Оперном театре Станиславского начались репетиции, а в мае-июне, по воспоминаниям очевидцев, прошло даже несколько закрытых прогонов. Но - началась война. Не повезло "Дуэнье" с первой попытки и в Большом театре (в оперном обиходе в равной степени сразу же прижились оба варианта названия - "Дуэнья" помещена автором в скобки): в 1943-м оперу включили в репертуарный план, для чего Прокофьев сделал значительную переработку музыки, многое изменил в оркестровке, но до премьеры опять не дошло. Сценическую жизнь партитура обрела лишь в ноябре 1946-го в Театре имени Кирова (дирижировал Борис Хайкин), где ее судьба сложилась на редкость счастливо - сейчас в Мариинке идет уже третья по счету постановка. Вторая попытка Большого, когда в 1982-м спектакль выпустили Борис Покровский и Геннадий Рождественский, увенчалась лишь несколькими представлениями, только через семь лет "Обручение" было возобновлено Александром Лазаревым и кануло вместе с ним.

    Что касается Музыкального театра, то в советскую эпоху он не менее других был дружен с прокофьевским репертуаром ("Война и мир", "Любовь к трем апельсинам"), а "Обручение в монастыре", выпущенное в 1959-м, продержалось на сцене аж 22 сезона и выдержало 183 представления. Опера была весьма удачно зафиксирована на пластинке оркестром под управлением Кемала Абдуллаева с великолепным исполнительским составом (Тамара Янко, Нина Исакова, Анатолий Мищевский, Николай Коршунов и др.), - помимо очевидных музыкальных достоинств, эта запись так и пышет жаром театра.

    Александр Титель уже делал "Обручение" в Свердловске, поэтому нынешний вариант можно воспринимать как своеобразный ностальгический диалог. Правда, сейчас вышло куда более "молодежно" и "синеблузно" - возможно, причиной тому окрепший со времен "Любовного напитка" творческий союз главного режиссера с его ученицей Людмилой Налетовой. Спектакль развивается по законам театра представления, в нем отчетливо слышны отголоски комедии дель"арте, хотя непринужденная игровая стихия временами переходит в прямолинейную эстрадность. Что, впрочем, лишь способствует успеху у публики. Художник Владимир Арефьев одел сцену по принципу ставшего в Европе общим местом белого кабинета, заполнив пустое пространство каскадом спускающихся на штанкетах пропеллеров-вертушек. Граненые бриллианты прокофьевской инструментовки в руках дирижера Ара Карапетяна приняли вид бесформенной серой массы. Достаточно ординарно, несмотря на все ухищрения режиссуры, выглядели две молодые пары: Луиза - Антонио (Хибла Герзмава, Ахмед Агади) и Клара - Фердинанд (Ирина Гелахова, Сергей Аксенов). Как живое воплощение "уходящей натуры" воспринималось благородное искусство Анатолия Лошака (Дон Карлос); даже в самых экстравагантных мизансценах (донкихотствующего инвалида в виде памятника возят на колесиках) его герой сохраняет достоинство и едва ли не единственный из мужского персонала демонстрирует полноценный вокал. В крохотной роли настоятеля монастыря отца Августина запомнился всегда колоритный Владимир Свистов. Большего ожидали от Вячеслава Войнаровского (Дон Хером) и особенно от Дмитрия Степановича (Мендоза). Наоборот, превзошла все ожидания Елена Манистина (Дуэнья), стахановскими темпами превращающаяся из Монтсеррат Кабалье в балерину. Зрителей покорило не только сочное меццо, но и невероятная пластичность (чего стоит, например, сцена занятий аэробикой!). Актерский дебют серебряной лауреатки последнего Конкурса имени Чайковского - одно из главных событий премьеры.

    Единственное пожелание спектаклю, который, отдадим ему должное, и зрелищный, и праздничный для глаз, и сумел многим понравиться, - поменьше суеты и побольше музыки. Как театру, именующемуся Музыкальным, давно уже не хватает дирижера с большой буквы, так и новому спектаклю пока еще недостает настоящего - острого, парадоксального, сверкающего Прокофьева! Впрочем, есть и другие мнения. "Ты видишь рыбу, я - дукаты", - с гордостью парирует упреки своего друга Карлоса в неэлегантности подобных занятий рыботорговец Мендоза.

    Ведомости, 26 сентября 2000 года

    Вадим Журавлев

    Рабы Осоавиахима

    Московский музыкальный театр им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко открыл очередной сезон премьерой оперы Сергея Прокофьева "Обручение в монастыре". Одна из лучших опер композитора, написанная на сюжет комедии Шеридана "Дуэнья", 15 лет назад без всякого успеха была поставлена в Большом театре и быстро исчезла из репертуара. Но нынешней постановке в Музыкальном театре успех и долголетие обеспечены.

    От постановки "Обручения" в "Станиславке" отказались два таких известных режиссера драматического театра, как Борис Цейтлин и Петр Фоменко. Пришлось засучить рукава главному режиссеру Музыкального театра Александру Тителю. Он решил разделить славу со своей ассистенткой Людмилой Налетовой. Режиссерский тандем, не изменив основному методу театра - развлекать публику любыми средствами, на этот раз справился с поставленной задачей успешно. Вспомнив о том, что свою оперу Прокофьев написал специально для их театра (премьера не состоялась из-за начала войны) , они перенесли действие искрометной английской комедии в Москву времен сталинского режима. Вся сцена завешана бумажными вертушками-пропеллерами (художник - Владимир Арефьев) , которые сразу создают атмосферу довоенного времени, когда вся страна была коллективным членом Осоавиахима. Режиссеры издеваются над жизнерадостным пафосом сталинской эпохи, поэтому хор и массовка с придурковатым видом маршируют по сцене в водолазных и авиационных шлемах, солдатских ушанках и поварских колпаках. Но Титель с Налетовой не захотели оставаться рабами собственных находок. Поэтому по сцене снуют студенты РАТИ (тителевский класс) в костюмах арлекинов и коломбин, а то и вовсе наряженные рыбами и русалками. Чересчур похоже на детский утренник, но это вечная беда Тителя.

    Ветродуи разгоняют вертушки (которые, правда, зачастую или сталкиваются, или бьют артистов по головам). По сцене бродят две молодые пары влюбленных, которых композитор наделил прекрасными лирическими ариями и дуэтами. Правда, вокальные трудности прокофьевской музыки оказались для молодых солистов театра непреодолимой преградой. Два дирижера, работавших над оперой, - Вольф Горелик (руководитель) и Ара Карапетян (дирижирует спектаклями) - мало помогли молодежи в освоении непростой для выпускников русских консерваторий прокофьевской музыки. Поэтому, как это обычно происходит со спектаклями Тителя, публика в основном следит за комичными режиссерскими находками.

    Композитор сам уверял всех, что он написал не комическую, а лирическую оперу. Но режиссеры к этому мнению не прислушались. Главное место в спектакле заняла меццо-сопрано Елена Манистина в партии Дуэньи. Когда два года назад эта крупная певица завоевала вторую премию Конкурса им. Чайковского, показалось, что у нас появилась новая Ирина Архипова. С таким ровным и красивым голосом и крупными размерами певица могла бы претендовать на партии, в которых достаточно просто стоять и петь. Похудевшая Манистина в новом спектакле без всяких комплексов наряжается в спортивные трусы, чтобы учить свою подопечную гимнастике. Качает пресс, играет в футбол и делает еще множество физкультурных упражнений с невиданной грацией и легкостью. Ее пение было самым идеальным, а актерское чутье не позволило ни разу скатиться до пошлости (хотя по мизансценам у нее было для этого достаточно шансов). Кстати, и неизменному участнику всяческих телевизионных капустников Вячеславу Войнаровскому в партии Дона Херома на этот раз вкус ни разу не изменяет. Правда, его тенор годится теперь только для пародий на Паваротти, но в остальном его успех у зрителей вполне заслужен. Третий комичный толстяк, бас Дмитрий Степанович, ставший за пару лет настоящим любимцем публики, на этот раз не выложился полностью. Но даже половины его способностей хватает для успешного освоения партии жадного торговца рыбой Мендозы. Эти "три кита" и держат на своих плечах весь спектакль, заставляя публику забыть о недостатках режиссерских подходов и музыкальных неточностях.

    Новые известия, 27 сентября 2000 года

    Мария Бабалова

    Смех ради смеха

    Премьера оперы Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко

    Новые оперные спектакли в этом театре рождаются мучительно долго и редко, как правило, не больше одного в год. А прошлый сезон и вовсе обошелся без приобретений в репертуаре. Зато нынешний сразу начали с премьеры, в которой жизнерадостно и гармонично слились театральные мотивы всех эпох. Сюжет Ричарда Шеридана абсолютно присущ галантному веку. Сварливый отец семейства стремится по расчету устроить судьбу своих взрослых деток. Те же дурят своего добродушного папашу, и дело заканчивается хеппи-эндом. Из эпохи Шеридана - маски, плащи, арлекины и коломбины, из бравурных предвоенных времен (опера писалась композитором в 1937 - 1940 годах) - физкультурницы и пожарные, почтальоны и летчики. В пасторальную атмосферу Севильи XVIII века врывается ажиотажная деятельность страны Советов.

    Главный режиссер театра Александр Титель, взяв в помощницы Людмилу Налетову, отверг романтический пафос, заложенный в опере композитором, мудро пренебрег календарем, а художник Владимир Арефьев - определенностью места действия и громоздкими «фундаментальными» декорациями. В «легком» свободном пространстве, лишенном всяческих координат, персонажам оперы очень уютно и вольготно. Практически все исполнители могут похвастаться удачными актерскими работами. Даже малюсенькая роль служанки Лауретты у Светланы Сумачевой оказалась богата массой очаровательных нюансов. Очень хороша и вокально, и драматически была и тонкая, обаятельная прозрачноголосая Хибла Герзмава в роли Луизы. Не упустил свой актерский успех признанный комик театра Вячеслав Войнаровский в образе дона Жерома (в программке, наверное, для усиления комического эффекта он назван доном Херомом). Тенор был естественен и находчив в своей роли, хотя его голос звучал «стерто», и певец то и дело срывался на разговор. Легко запоминающихся героев сыграли и Дмитрий Степанович (Мендоза), и Анатолий Лошак (Дон Карлос).

    Событием же спектакля стало появление рыжеволосой, кустодиевского склада Елены Манистиной с мощным и насыщенным тембром меццо-сопрано в партии Дуэньи, заварившей всю эту сюжетную кашу. Искрометная, без всяких сценических комплексов героиня, то занятая аэробикой, то исполняющая танец живота, была настолько великолепна, что затмила всех своих партнеров. И хохочущая публика ждала каждого выхода певицы с нескрываемым нетерпением. Так что театр на Большой Дмитровке обрел новую и очень яркую звезду.

    Оркестр под палочкой Ары Карапетяна, поначалу производивший вялое, «приглушенное» впечатление, к концу спектакля ожил, собрал сложные вокальные ансамбли и даже неожиданно обозначил пронзительную интонацию Прокофьева в оперном спектакле, где музыка идет вслед за театром. И всем весело через край, до потери мысли.

    Культура, 28 сентября - 4 октября 2000 года

    Лариса Долгачева

    "Дуэнья", или прерванный полет

    К Станиславскому с Немировичем возвращается Прокофьев

    Самые простые шарады этого спектакля – зачем он театру и как его называть? Первый ответ: прокофьевскому творению сам Бог велел здесь быть, поскольку оно и создавалось для Оперного театра имени Станиславского, являвшегося одним из двух "корней" нынешнего Музыкального. Правда, первой постановкой общественность так и не насладилась – из-за того, что грянула война, но следующая продержалась на здешних подмостках 22 года. Второй вопрос решается вовсе волюнтаристским порядком. Не нравится серое – по сравнению с пряной музыкой – название "Обручение в монастыре", бери другое, законное – "Дуэнья". Хотя и оно не без изъяна, поскольку отсылает к литературному первоисточнику (одноименной комедии Шеридана), но в опере-то интригу закручивает уже не дуэнья (в испанском идеале – цербер в юбке), а ее подопечная, сколь милая, столь хитроумная Луиза.

    Шарада посложнее: зачем всю увертюру на сцене кружит в экзерсисах девочка с лентой? И если увертюра – ключ к опере, то не ключ ли к спектаклю эта гимнастка? Тогда прокофьевский опус прочитан театром как захватывающий дух кульбит, как торжество здоровой натуры, не знающей рефлексий и сплина, наконец, как труд, подвигающий заняться "художественной гимнастикой" самолично. В виду эпохальной "Летучей мыши", с которой театр либо вернет сданные в оперетте позиции (а она здесь звучала всегда), либо проиграет прошлому, острый темпоритм прокофьевской оперы – это адаптация к штраусовской круговерти, омузыкаленное прокофьевское слово – путь к разговорной речи, вокал на отжиманиях и "плавающей" водосточной трубе – преддверие опереточного эквилибра. Словом, все в "Дуэнье" – польза труппе, пусть и не все в труппе вышли с показательных выступлений олимпийцами. Безоговорочные – только Хибла Герзмава, потихоньку нащупывающая подходящую нишу своему особенному (полет, невинность и лукавство) голосу, и Елена Манистина, впечатлявшая габаритами, покорностью, с какой позволила режиссерам манипулировать своими телесными богатствами, и вокалом, в котором – обещание звездной карьеры.

    В затылок им дышал еще разве что Дмитрий Степанович – Мендоза, наконец приобретший драгоценное качество сосуществования в ансамбле и все же оставшийся равным самому себе – не Прокофьеву. Но ограниченный круг "олимпийцев" на игру не повлиял. Она была сделана до антракта (два первых акта) и не сделана после него (два последних).

    Вот где шарада шарад – почему все, к чему прикасается в последнее время Александр Титель, не имеет цельного вида? Закрутить (вместе со вторым режиссером Людмилой Налетовой) блестящий карнавал из масок commedia

    dell’arte, масок советской эпохи периода конструктивизма, запустить в него русалок из снов и мечтаний героя, отослать к моцартовскому Командору, превратив бедного идальго Дон Карлоса в живой монумент на колесах (качественная работа Анатолия Лошака), отослать еще дальше – к классической опере-буффа, пародирующей героинь оперы-сериа (такова Клара Ирины Гелаховой, слепившей образ на "отлично", но тяжелой вокальной поступью затоптавшей полетный стиль "Дуэньи"), наконец, напустить восточного дурману в буффонно-"любовную" сцену Мендозы и Дуэньи и сделать из нее пронзительно-любовную без кавычек. Поле чего не механически собрать, но впаять, переосмыслив, образчики чьих-то находок в постановку, без того богатую оригинальными идеями. И – поставить точку, за которой фальшь, карикатура, развалившийся финал.

    Последний пострадал музыкально – "благодаря" режиссерской идее пустить вокалистов в зал. Карикатурой стала кульминационная сцена обручения в монастыре, потому что таковой представили братию. Зафальшивило там, где безликие монашки взялись возводить картонные тенета вокруг Клары, рвущейся в мир. Но ведь не в послушницы бежала сюда бедняжка, а дабы укрыться от ревнивого Фердинанда. На день, неделю, месячишко. Так что тенета – образ не для нее.

    Спасал спектакль Владимир Арефьев. Работающий все интереснее (из последних удач – здешняя "Кармен" и "Марица" в Оперетте), в "Дуэнье" художник нафантазировался, как никогда, и набуйствовался по части цвета, что с ним бывает часто. Но при всем не забыл о крепком концептуальном остове, каким стали ряды гигантских бумажных вертушек. Они пахнут детством и шалостями, они почти вечный двигатель, что отдает легким безумием, – как, собственно, и весь спектакль. Они подвижны, как сама ткань оперы, и способны, придя в движение, завораживать, как прокофьевские гармонии. Те, что выходят "из-под пера" мариинцев или федосеевцев.

    О подобном качестве здешний оркестр только мечтает. Но мечтая – делает (в данном случае под предводительством Вольфа Горелика, выступившего музыкальным руководителем постановки, и Ара Карапетяна, ставшего за пульт в качестве дирижера-постановщика). И уже слышно – то, что сегодня еще добротное изложение уртекста, завтра может превратиться в детство, вечный двигатель и легкое безумие.

    Вечерняя Москва, 27 сентября 2000 года

    Наталия Колесова

    И с высоты вам шлем привет!

    Премьерой праздничной и остроумной оперы Прокофьева «Обручение в монастыре» открыл сезон Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Всех режиссеров, обращающихся к «Дуэнье» («0бручение в монастыре»), затягивает и пленяет стихия карнавала. Не устояла Мариинка с Валерием Гергиевым и с Аллой Коженковой. У москвичей Тителя и Арефьева (художник-постановщик) севильский карнавал увиден в парадоксальном ключе: игривые арлекины, коломбины и белые домино щедро разбавлены уморительными придурками из недавнего советского времени - пожарниками, матросами, физкультурниками, стрелками-письмоносицами (привет Любови Орловой и «Волге-Волге»), обитателями морского дна (рыбками и медузами) и жизнерадостными алеутами, бойко торгующими на севильском привозе.

    В комической опере Прокофьева, как положено, лихо переплетаются сюжетные линии: побеги влюбленных девиц из дома, обманы, любовные перипетии, завершающиеся тайным трехкратным венчанием в монастыре, набитом пьяными монахами. Одураченный купец Мендоза (Дмитрий Степанович) сватается к дочери интригана Жерома (Вячеслав Войнаровский). Палаша хорош в игре с «вкусными» деталями, за исключением смачных шлепков по попе служанки, но вокал отстает: артист довольно быстро выдыхается и уже берет не звуком, а сценодвижением. Финальный гимн под перезвон бокалов и бесстрашный выход Жерома в зал воспринимаются публикой с заслуженным энтузиазмом.

    Пальму первенства стоит отдать исполнительнице роли Дуэньи Елене Манистиной, похудевшей ради премьеры. Стройность позволяет ей заниматься аэробикой вместе с капризной воспитанницей (Луиза - Хибла Герзмава), играть в футбол, соблазнять чужого жениха самым эротичным на оперной сцене танцем семи покрывал (мы, правда, не на «Саломее», но тоже, что к чему, понимаем). Манистина очаровательна и естественна, а вокальные трудности ей кажутся мелочью. Можно понять Мендозу, потерявшего голову и сменившего ради нее черную шубку из ламы на выходную, белую.

    В отношении костюмов фантазия художника Владимира Арефьева вообще бьет ключом. Как вам Луиза в комбинезоне парашютиста, Клара (Ирина Гелахова), меняющая монашеский балахон на алое бальное платье силуэта «new look»?

    В общем, принимая правила игры постановщиков, вы получите удовольствие от изящной музыки и забавных персонажей. Если же вы редкий гость в оперном театре, вам не дано понять, почему Антонио (Ахмед Агади) поет свою нежную серенаду, сидя на водосточной трубе, а непреклонная Клара сначала кладет каменную стену, как героиня «Высоты», а потом (разрушив ее) бежит за возлюбленным Фердинандом (Сергей Аксенов). И почему благородный дон Карлос (Анатолий Лошак) поет самые красивые во всей «Дуэнье» арии закованным в гипс, как старый солдат, который не знает слов любви. Так почувствовали стихию оперы Александр Титель и Людмила Налетова. А Ара Карапетян продирижировал легко. Если кому неохота слушать резвящихся молодых солистов, пусть включает свои любимые «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой.

    "ВЕК " № 41, 13-20 Октябрь, 2000 г., полоса № 11

    Наталья Лагина

    Пропеллеры любви

    «Обручение в монастыре» состоялось. Карнавал продолжается

    Скажу сразу: новая премьера лирико-комической оперы Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре» («Дуэнья») в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко - явление неординарное. Поставил спектакль главный режиссер театра А. Титель в содружестве с Л. Налетовой. Дирижирует оркестром Ара Карапетян.

    Прокофьев писал свою оперу в 1940 году и признавался, что ему предстояло при воплощении сюжета Р. Шеридана выбрать один из двух путей: «подчеркнуть в музыке комическую сторону произведения; второй - подчеркнуть лиризм». Был выбран второй. При этом комедийные краски остались, без них и лирическая основа немало бы потеряла. Итак, на сцене две романтические влюбленные пары и еще одна - гротескная, собственно, и ведущая сюжет: уродливая, но умная и по-своему очаровательная дуэнья и богатый, хитрый, но и наивный торговец Мендоза. Постановщики подчеркнули особенную праздничность Севильи, где разворачивается действие, создав зрелище в красках и костюмах карнавала. Белые легкие пропеллеры, парящие над сценой (сценография В. Арефьевой, активно участвуют в действии, то весело вращаются, создавая свежий ветерок, то оказываются облаками, садом, цветами… Столько здесь напридумано внутри самого действия, что подчас диву даешься! Тут и спортивные упражнения, органично вошедшие, скажем, в большую сцену дуэньи и Клары. И упражнения с лентой, которые еще на увертюре демонстрирует мастер спорта Анна Кончаковская. И русалка в аквариуме, и «стальной» воин дон Карлос, ставший памятником на колесиках, и еще многое другое.

    Театр, которым руководит А. Титель, славится издавна «поющим актером». В данном случае это его достоинство проявилось с полной очевидностью. Уверенно ведет свою партию дона Херома В. Войнаровский, подвижен, остроумен, обаятелен его молодой дублер В. Микитский. Трудно отдать предпочтение одной из исполнительниц партии дуэньи, но все-таки скажем, что если талантливая Е. Манистова, только-только начинающая свой творческий путь, «ищет» свою героиню, то образ, созданный опытной и ослепительно дерзкой Н. Олениной-Горелик, полностью убеждает, что ее дуэнья может заварить весь этот сюжетный сыр-бор, в результате которого оказывается доволен и обманутый отец, и счастливы все три сценические пары. В целом же нельзя не признать, что актерский ансамбль еще только на подступах к тому, чтобы до конца и полно выразить намерения режиссуры. И еще одно, может быть, субъективное соображение: так называемый второй состав оказался в целом более интересным и органичным, чем первый. Да, о спектакле будут спорить, но он, повторим, устоится, окрепнет, наберет силу, в том нет сомнений. Думается, автор музыки принял бы этот карнавал любви, если б мог его увидеть…

     

     

    Это интересно: