Как герой лескова познает мир. Положительный тип русского человека в произведениях лескова. Левша - собирательный персонаж

Осознавая место и значение Н.С. Лескова в литературном процессе, мы всегда отмечаем, что это удивительно самобытный писатель. Внешняя непохожесть на него предшественников и современников иногда заставляла видеть в нем явление совершенно новое, не имевшее себе подобных в русской литературе.Лесков ярко самобытен, и вместе с тем у него многому можно поучиться .Он изумительный экспериментатор, породивший целую волну художественных поисков в русской литературе; он экспериментатор веселый, озорной, а вместе с тем чрезвычайно серьезный и глубокий, ставящий перед собой большие воспитательные цели.

Творчество Лескова, можно сказать, не знает социальных границ . Он выводит в своих произведениях людей самых разных сословий и кругов : и помещиков - от богачей до полунищих, и чиновников всех мастей - от министра до квартального, и духовенство - монастырское и приходское - от митрополита до дьячка, и военных разных рангов и родов оружия, и крестьян, и выходцев из крестьянства - солдат, мастеровых и всякий рабочий люд. Лесков охотно показывает разных представителей национальностей тогдашней России : украинцев, якутов, евреев, цыган, поляков... Удивительна у Лескова разносторонность знания жизни каждого класса, сословия, национальности. Нужны были исключительный жизненный опыт Лескова, его зоркость, памятливость, его языковое чутье, чтобы описать жизнь народа так пристально, с таким знанием быта, хозяйственного уклада, семейных отношений, народного творчества, народного языка.

При всей широте охвата русской жизни есть в творчестве Лескова сфера, к которой относятся самые значительные и известные его произведения: это сфера жизни народа.

Кто герои самых любимых нашими читателями произведений Лескова?

Герои "Запечатленного ангела " - рабочие-каменщики, "Левши " - кузнец, тульский оружейник, "Тупейного художника" - крепостной парикмахер и театральный гример

Чтобы ставить в центр повествования героя из народа, надо прежде всего овладеть его языком , суметь воспроизвести речь разных слоев народа, разных профессий, судеб, возрастов.Задача воссоздать в литературном произведении живой язык народа требовала особенного искусства, когда Лесков пользовался формой сказа.

Сказ в русской литературе идет от Гоголя, но в особенности искусно разработан Лесковым и прославил его как художника. Суть этой манеры состоит в том, что повествование ведется как бы не от лица нейтрального, объективного автора; повествование ведет рассказчик, обычно участник сообщаемых событий . Речь художественного произведения имитирует живую речь устного рассказа . При этом в сказе рассказчик - обычно человек не того социального круга и культурного слоя, к которому принадлежит писатель и предполагаемый читатель произведения. Рассказ у Лескова ведет то купец, то монах, то ремесленник, то отставной городничий, то бывший солдат . Каждый рассказчик говорит так, как свойственно его образованию и воспитанию, его возрасту и профессии, его понятию о себе, его желанию и возможностям произвести впечатление на слушателей.

Такая манера придает рассказу Лескова особую живость. Язык его произведений, необычайно богатый и разнообразный, углубляет социальную и индивидуальную характеристику его героев, становится для писателя средством тонкой оценки людей и событий. Горький писал о лесковском сказе :"...Люди его рассказов часто говорят сами о себе, но речь их так изумительно жива, так правдива и убедительна, что они встают перед вами столь же таинственно ощутимы, физически ясны, как люди из книг Л. Толстого и других, иначе сказать, Лесков достигает того же результата, но другим приемом мастерства".

Для иллюстрации лесковской сказовой манеры возьмем какую-нибудь тираду из "Левши". Вот как описывает рассказчик по впечатлениям Левши условия жизни и труда английских рабочих:"Всякий работник у них постоянно в сытости, одет не в обрывках, а на каждом способный тужурный жилет, обут в толстые щиглеты с железными набалдашниками, чтобы нигде ноги ни на что не напороть; работает не с бойлом, а с обучением и имеет себе понятия. Перед каждым на виду висит долбица умножения, а под рукою стирабельная дощечка: все, что который мастер делает,- на долбицу смотрит и с понятием сверяет, а потом на дощечке одно пишет, другое стирает и в аккурат сводит: что на цыфирях написано, то и на деле выходит".

Рассказчик английских рабочих не видал . Он одевает их по своей фантазии, соединяя тужурку с жилетом. Он знает, что там работают "по науке", сам он по этой части слыхал только о "долбице умножения", с ней, значит, и должен сверять свои изделия мастер, работающий не "наглазок", а при помощи "цыфирей". Знакомых слов рассказчику, конечно, не хватает, малознакомые слова он искажает или употребляет неправильно . "Штиблеты" становятся "щиглетами" - вероятно, по ассоциации со щегольством. Таблица умножения превращается в "долбицу" - очевидно, потому, что ученики ее "долбят". Желая обозначить какую-то надставку на сапогах, повествователь называет ее набалдашником, перенося на нее название надставки на палке.

Рассказчики из народной среды часто переиначивают на русский лад непонятно звучащие иностранные слова , которые при такой переделке получают новые или добавочные значения; Лесков особенно охотно подражает этой так называемой "народной этимологии". Так, в "Левше" барометр превращается в "буреметр", "микроскоп" - в "мелкоскоп", "пудинг" - в "студинг " и т. д. Лесков, до страсти любивший каламбур, игру слов, остроты, шутки, переполнил "Левшу" языковыми курьезами . Но их набор не вызывает впечатления излишества, потому что безмерная яркость словесных узоров - в духе народного скоморошества. А иногда словесная игра не только забавляет, но за ней стоит сатирическое обличение .

Рассказчик в сказе обычно обращается к какому-нибудь собеседнику или группе собеседников , повествование начинается и продвигается в ответ на их расспросы и замечания. В основе "Тупейного художника " - рассказ старой няни ее воспитаннику, девятилетнему мальчику. Няня эта - в прошлом актриса Орловского крепостного театра графа Каменского. Это тот же театр, который описан и в рассказе Герцена "Сорока-воровка" под именем театра князя Скалинского. Но героиня рассказа Герцена не только высокоталантливая, но, по исключительным обстоятельствам жизни, и образованная актриса. Люба же у Лескова - необразованная крепостная девушка, по природной талантливости способная и петь, и танцевать, и исполнять в пьесах роли "наглядкою " (то есть понаслышке, вслед за другими актрисами). Она не все способна рассказать и раскрыть, что автор хочет поведать читателю, и не все может знать (например, разговоры барина с братом). Поэтому не весь рассказ ведется от лица няни; частью события излагаются автором с включением отрывков и небольших цитат из рассказа няни .

В самом популярном произведении Лескова - "Левша" мы встречаемся со сказом иного рода. Здесь нет ни автора, ни слушателей, ни рассказчика. Точнее говоря, голос автора впервые слышен уже после завершения сказа: в заключительной главке писатель характеризует рассказанную историю как "баснословную легенду", "эпос" мастеров, "олицетворенный народною фантазиею миф".

(*10) Рассказчик же в "Левше" существует лишь как голос, не принадлежащий конкретному, поименованному лицу. Это как бы голос народа - создателя "оружейничьей легенды".

"Левша" - не бытовой сказ, где рассказчик повествует о пережитых им или лично известных ему событиях; здесь он пересказывает сотворенную народом легенду, как исполняют былины или исторические песни народные сказители.Как и в народном эпосе, в "Левше" действует ряд исторических лиц : два царя - Александр I и Николай I, министры Чернышев, Нессельроде (Кисельвроде), Клейнмихель, атаман Донского казачьего войска Платов, комендант Петропавловской крепости Скобелев и другие.

Современники не оценили по достоинству ни "Левшу", ни вообще талант Лескова. Они считали, что Лесков во всем чрезмерен: слишком густо накладывает яркие краски, ставит своих героев в слишком необычные положения, заставляет их говорить преувеличенно характерным языком, нанизывает на одну нить слишком много эпизодов и т. п.

Наиболее связан с творчеством народа "Левша" . В самой основе его сюжета лежит шуточное присловье, в котором народ выразил восхищение искусством тульских мастеров: "Туляки блоху подковали ". Использовал Лесков и ходившие в народе предания о мастерстве тульских оружейников . Еще в начале XIX века был опубликован анекдот о том, как важный русский барин показал мастеровому Тульского оружейного завода дорогой английский пистолет, а тот, взяв пистолет, "отвертел курок и под шурупом показал свое имя ". В "Левше" такую же демонстрацию устраивает Платов, чтобы доказать царю Александру, что "и у нас дома свое не хуже есть". В английской "оружейной кунсткамере", (*12) взяв в руки особенно расхваливаемую "пистолю", Платов отвертывает замок и показывает царю надпись: "Иван Москвин во граде Туле".

Как видим, любовь к народу, стремление обнаружить и показать лучшие стороны русского народного характера не делали Лескова панегиристом, не мешали ему видеть черты рабства и невежества, которые наложила на народ его история. Лесков не скрывает этих черт и в герое своего мифа о гениальном мастере.Легендарный Левша с двумя своими товарищами сумел выковать и прикрепить гвоздиками подковки к лапкам сделанной в Англии стальной блохи. На каждой подковке "мастерово имя выставлено: какой русский мастер ту подковку делал". Разглядеть эти надписи можно только в "мелкоскоп, который в пять миллионов увеличивает". Но у мастеровых никаких микроскопов не было, а только "глаз пристрелявши".

Это, конечно, сказочное преувеличение, но оно имеет реальные основания. Тульские мастера всегда особенно славились и славятся до сих пор миниатюрными изделиями, которые можно рассмотреть только с помощью сильной лупы.

Восхищаясь гением Левши, Лесков, однако, и тут далек от идеализации народа, каким он был, по историческим условиям, в ту пору. Левша невежествен, и это не может не сказываться на его творчестве. Искусство английских мастеров проявилось не столько в том, что они отлили блоху из стали, сколько в том, что блоха танцевала, заводимая особым ключиком. Подкованная, она танцевать перестала. И английские мастера, радушно принимая присланного в Англию с подкованной блохой Левшу, указывают на то, что ему мешает отсутствие знаний: "...Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает и дансе не танцует".Этому моменту Лесков придавал большое значение. В статье, посвященной сказу о Левше, Лесков противопоставляет гениальность Левши его невежеству, а его (горячий патриотизм - отсутствию заботы о народе и родине в правящей клике. Лесков пишет: "Рецензент "Нового времени" замечает, что в Левше я имел мысль вывести не одного человека, а что там, где стоит "Левша", надо читать "русский народ".

Левша любит свою Россию простосердечной и бесхитростной любовью. Его нельзя соблазнить легкой жизнью на чужбине. Он рвется домой, потому что перед ним встала задача, выполнение которой нужно России; тем самым она стала целью его жизни. В Англии Левша узнал, что дула ружей надо смазывать, а не чистить толченым кирпичом, как было принято тогда в русской армии,- отчего "пули в них и болтаются" и ружья, "храни бог войны, (...) стрелять не годятся". С этим он спешит на родину. Приезжает он больной, снабдить его документом начальство не позаботилось, в полиции его начисто ограбили, после чего стали возить по больницам, но никуда не принимали без "тугамента", сваливали больного на пол, и, наконец, у него "затылок о парат раскололся". Умирая, Левша думал только о том, как довести до царя свое открытие, и еще успел сообщить о нем врачу. Тот доложил военному министру, но в ответ получил только грубый окрик: "Знай (...) свое рвотное да слабительное, а не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть".

В рассказе "Тупейный художник" писатель выводит богатого графа с "ничтожным лицом", обличающим ничтожную душу. Это злой тиран и мучитель: неугодных ему людей рвут на части охотничьи псы, палачи терзают их неимоверными пытками.Так подлинно мужественным людям из народа Лесков противопоставляет "господ", осатанелых от безмерной власти над людьми и воображающих себя мужественными, потому что всегда готовы терзать и губить людей по своей прихоти или капризу - конечно, чужими руками.Таких "чужих рук" к услугам господ было достаточно: и крепостные и вольнонаемные, слуги и люди, поставленные властями для всяческого содействия "сильным мира сего".Образ одного из господских прислужников ярко обрисован в "Тупейном художнике". Это поп. Аркадий, не устрашенный грозящими ему истязаниями, быть может смертельными, пытается спасти любимую девушку от надругательства (*19) над ней развратного барина. Их обещает обвенчать и скрыть у себя на ночь священник, после чего оба надеются пробраться в "турецкий Хрущук". Но священник, предварительно обобрав Аркадия, предает беглецов графским людям, посланным на поиски сбежавших, за что и получает заслуженный плевок в лицо.

«Левша»

СВОЕОБРАЗИЕ ПОВЕСТВОВАНИЯ. ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА . Рассуждая о жанровом своеобразии рассказа, мы ничего не сказали о таком определении жанра, как “сказ”. И это не случайно. Сказ как жанр устной прозы подразумевает установку на устную речь, повествование от лица участника события . В этом смысле “Левша” традиционным сказом не является. Вместе с тем сказом может именоваться и такой способ повествования, который предполагает “отделение” повествования от самого участника событий . В “Левше” происходит именно такой процесс, тем более что в рассказе используется слово “баснословие”), предполагающее сказовый характер повествования. Рассказчик, не являясь ни свидетелем, ни участником событий, активно в разных формах выражает свое отношение к происходящему . При этом в самом сказе можно обнаружить своеобразие позиции как повествователя, так и автора.

На протяжении рассказа манера повествования меняется . Если в начале первой главы повествователь внешне бесхитростно излагает обстоятельства приезда императора в Англию, затем последовательно рассказывает о происходящих событиях, используя просторечия, устаревшие и искаженные формы слов, разные типы неологизмов и т.д., то уже в шестой главе (в рассказе о тульских мастерах) повествование становится иным. Оно полностью не лишается разговорного характера, однако делается более нейтральным, практически не используются искаженные формы слов, неологизмы . Сменой повествовательной манеры автор хочет показать и серьезность описанной ситуации . Не случайно встречается даже высокая лексика, когда повествователь характеризует “искусных людей, на которых теперь почивала надежда нации”. Такого же рода повествование можно обнаружить в последней, 20-й главе, которая, очевидно, подводя итоги, содержит точку зрения автора, поэтому ее стиль отличается от стиля большей части глав.

В спокойную и внешне бесстрастную речь повествователя нередко вводятся экспрессивно окрашенные слова (например, Александр Павлович решил по Европе “проездиться”), что становится одной из форм выражения авторской позиции, глубоко скрытой в тексте.

В самом повествовании умело подчеркиваются интонационные особенности речи персонажей (ср., например, высказывания Александра I и Платова).

По словам И.В. Столяровой, Лесков “направляет интерес читателей на сами события ”, чему способствует особая логическая структура текста: большая часть глав имеет концовку, а некоторые - и своеобразный зачин, что позволяет четко отделить одно событие от другого. Этот принцип создает эффект сказовой манеры. Можно также заметить, что в ряде глав именно в концовке рассказчик выражает авторскую позицию: «А царедворцы, которые на ступенях стоят, все от него отворачиваются, думают: “попался Платов и сейчас его из дворца вон погонят, - потому они его терпеть не могли за храбрость”» (конец 12-й главы).

Нельзя не отметить использование различных приемов, характеризующих особенности не только устной речи, но и народнопоэтического творчества в целом : тавтологий (“на подковы подковали” и др.), своеобразных форм глаголов с приставкой (“залюбовался”, “спосылай”, “охлопывать” и др.), слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами (“ладошечка”, “пузичка” и т.д.). Интересно обратить внимание на вводимые в текст поговорки (“утро ночи мудренее”, “снег на голову”). Иногда Лесков может их видоизменять.

О смешении различных манер повествования свидетельствует характер неологизмов . Они могут более подробно описывать предмет и его функцию (двухсестная карета), место действия (бюстры - объединяя слова бюсты и люстры, писатель одним словом дает более полное описание помещения), действие (свистовые - свист и вестовые, сопровождающие Платова), обозначать иностранные диковинки (.мерблюзьи мантоны - верблюжьи манто и т.п.), состояние героев (ожидация - ожидание и ажитация, досадная укушетка, на которой долгие годы лежал Платов, характеризующая не только бездействие героя, но и его уязвленное самолюбие). Появление неологизмов у Лескова во многих случаях обусловлено литературной игрой.

“Таким образом, сказ Лескова как тип повествования не только трансформировался, обогатился, но и послужил созданию новой жанровой разновидности: сказовой повести . Сказовая повесть отличается большой глубиной охвата действительности, приближаясь в этом смысле к романной форме. Именно сказовая повесть Лескова способствовала появлению нового типа правдоискателя, которого можно поставить в один ряд с героями Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского” (Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик Л.Е. С. 115). Художественное своеобразие “Левши” обусловлено задачей поиска особых форм выражения авторской позиции для утверждения силы национального характера.

Юлий ХАЛФИН

Юлий Анатольевич ХАЛФИН - учитель литературы; кандидат педагогических наук; постоянный автор нашей газеты.

Герой Лескова

Л есков погружён в Евангелие. Евангельские цитаты пронизывают все его тексты. Их произносят образованные и необразованные герои, их произносят праведники и лицемеры, они входят в авторскую речь. Евангелие - единственный критерий истины в творчестве Лескова.

Тексты Ветхого и Нового Заветов, Псалтири сокрыты во многих фразах произведений Лескова. Он нередко строит речь по библейскому образцу. Священные тексты сплетаются с авторской речью и речью героев.

В душе моей я с вами согласна… - говорит героиня.

Душа ведь по природе своей христианка, - отвечает ей собеседник («Захудалый род»).

В его ответе - мысль христианского апологета Тертуллиана. Но никаких указаний на это, разумеется, нет.

«Очарованный странник» завершается авторскими словами о том, что его герой говорил с откровенностью простой души, а “провещания его остаются до времени в руке сокрывающего судьбы свои от умных и разумных и только иногда открывающего их младенцам ”. Отмеченные нами слова - пересказ евангельской цитаты. Герои «Запечатлённого ангела» говорят, что путь свой они проходят, “точно иудеи в своих странствиях с Моисеем”. Карлик Николай Афанасьевич рассказывает, что он, “как Закхей-Мытарь, цап-царап, да и взлез на этакую маленькую искусственную скалу”. Ставя евангельские речения в соседстве с просторечиями типа “цап-царап”, “взлез”, Лесков делает их словами ежедневного обихода. Этими словами герои выражают свои чувства и мысли.

У швейцара Павлина («Павлин») светские ловеласы похищают любимую жену. “Имеющий стадо овец таки взял и отнял последнюю у имевшего одну овцу”, - пишет автор. Те, кто знает, вспоминают притчу пророка Ионафана, которой пророк пробудил совесть царя Давида, похитившего жену своего воина. Но сравнение и вне библейских ассоциаций понятно каждому и не воспринимается как цитата. Это форма авторской мысли, привычный круг его ассоциаций.

Согрешивший Ахилла («Соборяне») именует себя Каином. Автор в этом романе говорит, что его герои жили своей привычной жизнью “и в то же время все более или менее несли тяготы друг друга и друг другу восполняли не богатую разнообразием жизнь”. “Носите тяготы друг друга и тем исполните закон Христов”, - говорит Писание. Подобно мастеру рукоделия, автор вставляет в своё словесное плетение драгоценные для него перлы. Даже в ироническом, гротескном повествовании «Печерские антики», говоря о том, как под молотом бездушного сатрапа рассыпается поэтичный древний Киев, автор утешается строками Екклесиаста - всему своё время под солнцем. Авторское сознание, если можно так выразиться, прямо-таки структурировано на библейский лад и всё пропускает сквозь библейскую призму.

Подобных примеров бесконечное множество, потому мы не станем их больше приводить.

Исходя из всего изложенного, легко понять, что праведник у Лескова - это человек, носящий в сердце Христову любовь.

Возможность воплощения на земле идеала Христа волновала современника Лескова Достоевского. Лесков называет его в повести «Счастье в двух этажах» великим тайновидцем . Его мысль представляется Лескову “полнодумной и многострастной”.

При всём несходстве их поэтики проблематика этих авторов очень близка. Среди наших классиков нет больше писателей, которые столь постоянно ставят евангельские вопросы в центр своих произведений.

Размышляя о замысле «Братьев Карамазовых», Достоевский говорит в письме Аполлону Майкову, что хочет сделать Тихона Задонского одним из главных героев. “Может быть, именно Тихон-то и составляет русский положительный тип, которого ищет наша литература, а не Лаврецкий, не Чичиков, не Рахметов”.

Лесков не только намеревался писать о Ниле Сорском, но в десятках своих повестей рисует русских старцев, священников или иных страстотерпцев, избравших евангельский путь. Пушкин лишь наметил этот тип в своём Пимене, Лесков буквально заселил нашу литературу этими почти неведомыми ей персонажами.

“Воду прошед яко сушу и египетского зла избежав, пою Богу моему дондеже есмь”, - говорит о своём трудном пути отец Савелий. Он укоряет русского писателя, что тот не остановил своего взгляда на священническом сословии:

“Ведомо ли тебе, какую жизнь ведёт русский поп, сей «ненужный человек», которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твоё рождение, и призовут ещё раз, тоже противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий?..

Слепец! - горестно восклицает отец Савелий. - Или ты мыслишь, что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей…”

С вятые праведники прежде были героями лишь житийной литературы. В этой литературе господствует канон, который часто заслоняет живой лик героя. По более близким к нам описаниям мы знаем, что Серафим Саровский не похож на Иоанна Кронштадтского. Что святая княгиня Елизавета не похожа на мать Марию.

Достоевский создал старца Зосиму. Лесков нарисовал множество неповторимых типов.

Сильный, властный, неукротимый в борьбе за Божью правду, за живую веру о. Савелий, волосы у которого “как грива матёрого льва и белы, как кудри Фидиева Зевса” («Соборяне»), и тихий, кроткий старичок Памва безгневный («Запечатлённый ангел»), который, однако, столь же несокрушим: “согруби ему - он благословит, прибей его - он в землю поклонится… Он и демонов-то всех своим смирением из ада разгонит или к Богу обратит!.. Этого смирения и сатане не выдержать”.

Лесков говорил в одной из своих статей, что прожить не солгав, никого не обидев, никого не осудив много труднее, чем идти на штыки или прыгать в бездну. Потому так жалки для него герои Чернышевского, которые в гордыне своей “знают”, что делать , и волокут Россию в пропасть.

По Лескову, пребывающий в тишине праведник вовсе не бесполезен для мира. Живя в стороне от социальных битв, такие люди, сильнее других, они, по его словам, делают историю. Это лесковская интерпретация библейской мысли о том, что на праведниках стоит мир . Писатель хорошо помнил эпизод библейской истории, в котором Господь обещает Аврааму, что не рухнет город, если в нём осталось хотя бы десять праведников.

Но самый кровоточащий, самый трагический вопрос, который стоит в центре творчества и Достоевского, и Лескова: как возможно в этом неправедном мире существовать праведнику? Как исполнить завет Христа “Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный”?

Как земному человеку обрести такую неземную силу? Как возлюбить ближнего, когда именно ближних, говорит Иван Карамазов, “невозможно любить, а разве лишь дальних”. Эта мука одолевает и Раскольникова, и Подпольного человека.

И Достоевский, и Лесков знают, что в Евангелии нет “христианства”. В нём есть Христос: “Глядите на меня, яко кроток и смиренен”. Несомненен для Достоевского благородный идеал Христа.

Но на земле, среди рода падшего, у него один путь - на Голгофу.

“Путь христианина вообще есть мученичество; и кто проходит его должным образом, с трудом решается на проповедь”, - говорит афонский старец ХХ века Силуан («Старец Силуан». М., 1991. С. 187).

Христа, который пришёл к людям, уже давно именующим себя христианами, Достоевский изобразил в «Легенде о Великом инквизиторе».

Мы не станем поднимать бесконечную бездну проблем, связанных с «Легендой...» Достоевского, и всю бездну литературы, ей посвящённой, но хотим показать некоторую общность диалогов, происходящих между Христом и Великим инквизитором и между двумя героями Лескова. Изберём для этого Червева из семейной хроники «Захудалый род» и беседующую с ним княгиню Протозанову. Общность нам видится в проблематике (христианский путь и мир) и в ситуации, которая складывается вокруг героев.

Христос у Достоевского молчит, то есть отвечает собеседнику всем Евангелием , которое тому, естественно, известно.

(Достоевский как человек и христианин не мог дерзнуть на то, чтобы добавить к словам Спасителя некие свои человеческие домыслы. Как художник и мыслитель он тоже не мог этого сделать, ибо это означало, что для него в Христовом Завете есть нечто несовершенное, что он должен исправить и дополнить.)

Учитель Червев в «Захудалом роде», твёрдо избравший путь евангельского учителя, говорит мало, а больше цитирует, ибо всё уже сказано. “Я не говорю ничего своего”: то есть он тоже отсылает собеседницу к Евангелию, которому она и сама старается следовать.

Инквизитор хочет доказать Христу, что его учение слишком идеально, что оно рассчитано на каких-то сильных и благородных людей. Живые люди слабы, корыстны, грешны, и потому евангельское учение создано как бы не для них. Он напоминает Христу, что “страшный и умный дух самоуничтожения и небытия” советовал ему обратить камни в хлебы (“И за тобой побежит человечество”). Господь возразил, что человек жив не единым хлебом, но Божьим словом.

Червев и другие лесковские бессребреники хорошо знают, что, предпочитая духовный хлеб, как раз земного хлеба они лишены.

Княгиня лесковской хроники хочет взять Червева учителем для своих детей. Она сама христианка. Но в ходе диалога с горечью обнаруживает, что слишком слаба, слишком связана с миром, чтобы решиться принять принципы непреклонного наставника. Учитель ей нравится (доброта без границ; славолюбия никакого, корысти тоже).

Но Червев не приемлет никаких компромиссов. Он преподавал историю - его стали поправлять. Он стал преподавать философию - его вообще отставили. Он в обществе изгой. А её дети будут офицерами или сделают иную дворянскую карьеру.

И как им будет жить? - спрашивает княгиня.

Трудно, - честно отвечает учитель.

Евангельский Учитель заповедал не идти торным путём, которым идут все, а избирать трудный узкий путь, которым идут немногие. Он сказал однозначно: оставь всё и иди за мной.

Червев напоминает княгине, что когда Моисей вёл иудеев по пути, указанному Богом, народ восставал на него.

“Если мир вас ненавидит, - говорил Иисус апостолам, - знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы своё… Если Меня гнали, то будут гнать и вас”.

А вот что пишет старец Силуан: “Ревностному христианину всё в жизни становится трудным. Отношение к нему людей ухудшается; его перестают уважать; что прощается другим, ему не прощают; труд его почти всегда оплачивается ниже нормы” («Старец Силуан»).

Ты обещал им хлеб небесный, - говорит Инквизитор, - но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным?

Мы знаем, что и в христианских странах гонимы были и Василий Великий, и Григорий Богослов. В России через сто лет после подвижнической жизни никак не хотели признать Серафима Саровского. Много лет клеветой было окружено имя Иоанна Кронштадтского. Что уж говорить о тысячах наших новомучеников.

Христианка, всегда старающаяся делать добро, княгиня Протозанова чувствует, что нет у неё сил вступить в чреду избранных и что она должна сказать, как апостол Пётр сказал Христу:

Выйди от меня, я человек грешный.

Впрочем, она и не сможет взять Червева: начальство отправило праведника за его “завиральные идеи” под надзор в Белые Берега.

Христос не отступил от своих убеждений, не поклонился князю мира сего и должен был взойти на крест.

Червев не стал “исправляться”, кланяясь князьям века сего, и его изгнали из общества.

Достоевский привёл Христа в XV век, чтобы показать, что с “христианским” обществом он так же несовместим, как несовместим оказался с дохристианским. Совершенно ясно, что если б он привёл его в XIX и даже XXI век, ситуация была бы ещё более трагичная.

Ещё больше оснований сравнить лесковского героя с князем Мышкиным. (В черновиках Достоевский называет его “князь Христос”.)

Писатель был убеждён, что Христос, воплотившись в сегодняшнего человека, может быть только смешон. Он и в самом деле ненормален , потому что общество живёт по другим нормам . Сталкиваясь с князем Мышкиным, собеседники порой не выдерживают и прямо в лицо кричат ему: “Идиот!”

Разница между Мышкиным и Червевым лишь в характере, но не в идее. Мышкин - чистая эманация духа, некая зыбкая музыка. Он так устроен, что не может лгать (даже если правда вредит любимым людям), не умеет быть злым, корыстным, мстительным. Он тот младенец, которого Христос в Евангелии ставит в образец людям.

Червев сознательно избрал свой путь. Он обладает твёрдой волей, ясным разумом и не отступит.

Но сила господствующего зла столь велика, что сломленный Мышкин становится и в самом деле идиотом. Червев объявлен идиотом и взят под надсмотр.

Подобное отношение к праведнику, по Лескову, явление обычное.

В сказке «Маланья - голова баранья» героиню прозвали так, потому что она, в отличие от других, не разбирает, что ей выгодно, а что невыгодно . Избушка у неё крохотная, ест хлеб с квасом, а то и с водой. А то и голодает. И взяла ещё к себе безногую девочку да сухорукого мальчика. Когда есть нечего, рассуждает она, втроём терпеть веселее. Мужики хохочут, бабы домовитые насмехаются над её непутёвой логикой. Да и кто возьмёт таких детишек? От них никакой пользы не дождёшься.

Крепостного мальчика Паньку все зовут “дурачок”, потому что он бескорыстно всем помогает. Что ни попросишь - сделает. И даже пошёл под порку вместо другого мальчишки, который порки очень боялся. Панька - чудак, у него своя теория: “Христа тоже били”.

Взрослым попал он к татарам, и поручили ему пленника стеречь. А Панька его пожалел да и отпустил. А хану сказал: “Вели меня мучить”. Подумали татары и решили: нельзя Паньке вредить. “Он ведь, может быть, праведный”. Рассказ о Паньке называется «Дурачок».

“Праведный” и “дурачок” - издавна на Руси близкие понятия.

Что такое “юродивый”? Юрод - урод, дурак. А может, святой.

Отец, вспоминал Лесков, занимая доходное место, не брал взяток.

Это называли тогда: “заразился глупостью Лефорта” . Не берёт взяток Рыжов («Однодум»). Есть в нём, по словам местного протопопа, “вредная фантазия”: Библии начитался.

Ишь, его, дурака, угораздило! - удивляется городничий.

Эта мысль лейтмотивом проходит через многие повести писателя. Мы должны печально согласиться, что и наше сообщество, и счастливые народы зарубежья существуют по законам, сочинённым Великим инквизитором, но никак не по Христовым.

Потому судьба человека, стремящегося ходить по земным дорогам, руководствуясь своими небесными ориентирами, у Лескова чаще всего трагична. Он обречён постоянно сталкиваться с людьми, которые руководствуются совсем иными координатами. Жестокий рок царит не только над праведником, но и вообще над всеми, кто, нарушая привычное течение жизни, устремлён к какой-то своей звезде или одарён ярким талантом.

Разбиты и погублены жизни влюблённых в «Житии одной бабы» и в «Тупейном художнике». Солдата, который спас утопающего, прогнали сквозь строй («Человек на часах»). Отставлен от служения священник Савелий Туберозов за то, что слишком любил Бога и Божью правду. Погибает священник Кириак («На краю земли»). Спивается всеми забытый гениальный Левша. Список этот можно продлить.

Нелеп, забавен, а по сути невесел и благополучный (вопреки большинству подобных историй) финал «Однодума». Исповедующего Библию Рыжова, который дерзко обошёлся со “вторым лицом в государ­стве”, должно б запереть в психбольницу или отправить в каторгу (лицо это даже намекает Однодуму на такую возможность). Но большой господин оказался добр. Рыжову прислан орден. Носить этот орден, правда, ему не на чем (его заношенный, залатанный бешмет для этого не годится), а живёт он по-прежнему, перебиваясь с хлеба на воду. Его месячное жалование так и остаётся 2 рубля 85 копеек.

Лесковский праведник всегда совершенно бесстрашен. “Бесстрашен” даже не совсем точно: у него просто нет предмета, который мог бы вызвать страх. Во-первых, он знает, что над ним воля Божья, потому, куда Господь его поставит, там ему и должно быть. (Так евангельский Христос говорит Пилату, что тот не властен ничего совершить, если не будет ему разрешено свыше.) Во-вторых, праведнику обычно нечего терять. На угрозу начальника, что его можно отправить в острог, Рыжов отвечает:

“- В остроге сытей едят.

Вас сослали бы за эту дерзость.

Куда меня можно сослать, где бы мне было хуже и где бы Бог мой оставил меня?”

И священник Кириак («На краю света») понимает, что его дальше тундры не сошлёшь. Не ведает страха дьякон Ахилла, будь пред ним хоть сам сатана, ибо он Христов воин.

Выше мы сопоставляли богомыслия Лескова и Достоевского. Но между авторами есть принципиальная разница.

Герои Лескова живут. Герои Достоевского сидят в своём подполье, в своей каморке, похожей на гроб, и пытаются “мысль разрешить”.

Лесковские иконописцы на наших глазах создают иконы, коневод всё расскажет о нравах лошадей, священник ведёт службу, и автор воссоздаст картины разных служб.

У Достоевского монах Алёша все четыре тома бегает от брата к брату, к их знакомым, но мы не видим его в его главном деле. “Грабитель” Раскольников менее всего думает о похищенных ценностях.

Помещик у Достоевского не помещик. Подросток из одноимённого романа, решивший стать Ротшильдом, даже не вспоминает об этой идее.

Романы Достоевского содрогаются от неразрешимых проблем. Есть ли Бог? Если есть, почему Он терпит неправедный мир? Где правда? Кто виноват в гибели невинных? Можно ли покончить с собой?

Герои бунтуют против библейских заповедей, против мироустройства. Герои всегда больны, болезненны, безумны, юродивы.

В повестях и романах Лескова как бы вообще нет проблем.

Бог есть.

Это нам дано, как воздух, как вода. Дана Библия.

П раведники Лескова (и не только праведники) принимают мир как он есть. Их задача - проложить сквозь ухабы и тернии свою тропу. Они, как правило, здоровы, а часто могучие титаны. Знаменательно, что убитый монах, являясь Флягину, предлагает ему облегчить и сократить путь, ибо финал уже известен. Но герой желает пройти весь свой путь, не минуя препятствий и испытаний.

По сути, все лучшие герои Лескова - очарованные странники.

Они очарованы избранным путём и не могут отступить от него ни на шаг. Таковы и Червев, и Однодум, и отец Савелий Туберозов, и Маланья, голова баранья, и многие другие. Господь начертал им путь, и они пройдут его до конца.

Для Достоевского Библия, заветы Христа - собрание проблем, предмет сомнений, восторгов и отчаяния. Каждый его новый роман - попытка вновь и вновь решить одну из проблем на примере живой жизни, применить библейскую мысль к данной ситуации.

Для Лескова Библия - инструмент, которым он и его герои познают мир. Она - критерий и мера оценок. Сквозь эту призму автор видит мир. По этим законам он строит свой художественный мир. Одни его герои могут исполнять эти законы, другие нарушать или даже превратно толковать в корыстных целях. Сами же законы нерушимы и сомнению не подвергаются.

Лесковский герой противостоит не только герою Достоевского, но и всем героям русской классической литературы. Лучшие из них, носители автор­ской мысли, - люди ищущие, сомневающиеся, сосредоточенные на своём “я”. Таковы и Онегины, и Лаврецкие, и Безуховы, и Карамазовы. Их цель - познать себя и своё место в мире.

Герой Лескова не задумывается над своим “я”, не заботится о мере своих сил. Жить для других для него естественно и просто, как исполнять прочие жизненные функции. Донкихот Рогожин («Захудалый род») должен лезть в бой, когда видит несправедливость, слуга Патрикей из той же хроники имеет цель - верно служить княгине.

Вечный странник Иван Северьянович всегда готов идти на смерть, чтобы спасти своих господ, цыганку, товарищей по оружию, брошенную девочку. Таковы они все: и швейцар Павлин, и Панька, и дед Марой, и трубач Майборода.

“Вера без дел мертва”, - говорит Евангелие. Это для Лескова - главный критерий веры. Его герои - люди прямого действия. Его княгиня устраивает дела крестьян, добивается, чтоб никто не бедствовал. Его священник Кириак заботится о своих некрещёных язычниках. Его Майборода бросается в гущу боя спасти командира, потому что “на то крест целовал”. Только так, по Лескову, осуществляется учение Христа.

Интересно, что у Лескова и Достоевского есть общий термин, метафорически означающий право достойных войти в Небесное царство. (Пока не знаю причину такого совпадения.) Слово это - “билет”. Иван Карамазов, восстав на Бога за то, что Творец допускает на земле столько страданий, свой “билет” Создателю возвращает. Он желает остаться со своим “неотомщённым страданием”.

Лесковский Кириак («На краю света») говорит, что нам, крещёным, “билет дан на пир”. Но придёт к райским вратам человечек “без билета”. Его привратники, может, и погонят, а Хозяин скажет: “Входи!”, - то есть найдёт его достойным по делам.

Герою Достоевского дано “вышняя мудровати”. Герою Лескова дано к Вышнему идти. Герой Достоевского жаждет мыслью постичь Бога. Герой Лескова жаждет свои дела и душу устроить на Христовый лад. “Будьте совершенны, как Отец ваш небесный”.

Е сть у лесковских праведников черта, благодаря которой, нам кажется, Лесков - самый нужный сегодня, самый современный мыслитель. Строго дер­жась своей веры, герой Лескова благорасположен ко всем людям, в том числе и к иноверцам.

Дядя Марко, встретившись с монахом безгневным Памвой, подчёркивает, что он человек старой веры («Запечатлённый ангел»). Но тот отвечает:

“Все - уды единого тела Христова! Он всех соберёт”.

Отца Савелия начальство карает за то, что он мягок со старообрядцами. Отец Кириак ласков с дикими язычниками и даже с шаманами. Носит им в острог калачики, детишкам подарки дарит, тогда как ламы их преследуют, царские чиновники в тюрьму сажают.

Он хорошо знает, что Господь всех возлюбил. И все мы “на единый пир идём”.

Княгиня в «Захудалом роде» не любит ни узких патриотов, ни светских космополитов. Она христианка: неверующие, по её разумению, это те, “у которых смысл жизни потерян”. Но свободомыслия она не страшится и уважает “всякую добрую религию”. Подобно священнику Кириаку, она убеждена: важнее всего, чтоб люди видели твои добрые дела, тогда и просветит их свет Христовой любви.

Умирающий Кириак молит Бога: “Не отпущу Тебя… доколе не благословишь со мной всех”.

“Люблю эту русскую молитву, - говорит рассказчик, - как она ещё в XII веке вылилась у нашего Златоуста, Кирилла в Турове, которою он и нам завещал «не токмо за свои молитися, но и за чужия, и не за единыя христианы, но за иноверныя, да быша ся обратили к Богу»”.

В детстве Лескова потрясла нечаянная встреча с несчастными, оборванными людьми, погибавшими на морозе. Мальчик говорил им, что здесь деревня, что их согреют.

- Нас не согреют, - отвечали они.

Мальчик уверяет, что мама примет их, пусть они даже каторжные.

Ты ошибся, дитя, - мы не каторжные, но мы хуже.

Ничего, - скажите мне, кто вы, мне все равно вас будет жалко.

Мы жиды! (Воспоминания Андрея Лескова).

Очевидно, это и подобные этому впечатления породили у взрослого писателя «Сказание о Фёдоре-христианине и о друге его Абраме-жидовине».

Родители Фёдора и Абрама каждый по своей вере благодарили Бога за то, что дети их умны, послушны, и радовались их дружбе.

Их школьный наставник грек Панфил учил никого не унижать и над другим не превозноситься. Он говорил, что волею Творца “людям не одинаково явлено, во что верить”. Зло же не в этом разделении, а в том, что люди порочат иного человека и его веру.

Но школу закрыли, детей развели по разным верам и вместе играть запретили.

Хотя речь идёт о времени первых христиан, при чтении её кажется, что она написана в назидание нашему злому веку, где многие люди догадались, что для мусульманина свято и праведно взорвать дом, населённый бледнолицыми европейцами, что курды справедливо могут убивать турок, а бритые русские патриоты должны для блага империи убивать и гнать всех черномазых. И поскольку всё освящено служением своему Богу, то нет необходимости, как в былые века, обязательно солдатам убивать солдат. Куда проще перебить и изранить кучу стариков, детей, женщин и всех, кто попадётся под руку.

Повесть Лескова заканчивается обращением к друзьям “мира и человеколюбия, оскорбляемым нестерпимым дыханием братоненавидения и злопомнения”.

Герои Лескова - живые, страстные, грешные люди. Но светлый порыв любви озаряет их, и они видятся нам, как и истинные праведники, причастными к сынам Света.

Лесков любит своих вдохновенных однодумов, которыми владеет “одна, но пламенная страсть”.

Потому прекрасны у него всеми гонимые возлюбленные в «Житии одной бабы», хотя нарушен семейный обет.

Прекрасен великий изобретатель Левша, хотя он и спился.

Прекрасен вечный драчун донкихот Рогожин, ибо горит желанием отстоять добро.

По убеждениям Лесков был демократ-просветитель - враг крепостного права и его пережитков, защитник просвещения и народных интересов. Он считал главным прогрессом - прогресс нравственный. «Не хорошие порядки, а хорошие люди нужны нам», - писал он. Писатель осознавал себя литератором нового типа, его школой была не книга, а сама жизнь.

В начале творческой деятельности Лесков писал под псевдонимом М. Стебницкий. Псевдонимная подпись «Стебницкий» впервые появилась 25 марта 1862 года под первой беллетристической работой - «Погасшее дело» (позже «Засуха»). Держалась она до 14 августа 1869 года. Временами проскальзывали подписи «М.С.», «С», и, наконец, в 1872 году. «Л.С.», «П. Лесков-Стебницкий» и «М. Лесков-Стебницкий». Среди других условных подписей и псевдонимов, использовавшихся Лесковым, известны: «Фрейшиц», «В. Пересветов», «Николай Понукалов», «Николай Горохов», «Кто-то», «Дм. М-ев», «Н.», «Член общества», «Псаломщик», «Свящ. П. Касторский», «Дивьянк», «М.П.», «Б. Протозанов», «Николай - ов», «Н.Л.», «Н.Л. - в», «Любитель старины», «Проезжий», «Любитель часов», «N.L.», «Л.». Собственно писательская биография Лескова начинается с 1863, когда он опубликовал первые свои повести («Житие одной бабы», «Овцебык») и начал публикацию «антинигилистического» романа «Некуда» (1863-1864 гг.). Роман открывается сценами неторопливой провинциальной жизни, возмущаемой пришествием «новых людей» и модных идей, затем действие переносится в столицу.

Сатирически изображенному быту коммуны, организованной «нигилистами», противопоставлены скромный труд во благо людей и христианские семейные ценности, которые должны спасти Россию от гибельного пути общественных потрясений, куда увлекают ее юные демагоги. Затем появился второй «антинигилистический» роман Лескова «На ножах» (1870-1871 гг.), повествующий о новой фазе революционного движения, когда прежние «нигилисты» перерождаются в обычных мошенников. В 1860-х он усиленно ищет свой особый путь. По канве лубочных картинок о любви приказчика и хозяйской жены написана повесть «Леди Макбет Мценского уезда» (1865 г.) о гибельных страстях, скрытых под покровом провинциальной тишины. В повести «Старые годы в селе Плодомасове» (1869 г.), живописующей крепостнические нравы XVIII в., он подходит к жанру хроники.

В повести «Воительница» (1866 г.) впервые появляются сказовые формы повествования. Элементы столь прославившего его впоследствии сказа есть и в повести «Котин Доилец и Платонида» (1867 г.).

Характерной особенностью творчества Лескова является то, что он активно пользуется сказовой формой повествования в своих произведениях. Рассказ в русской литературе идет от Гоголя, но в особенности искусно разработан Лесковым и прославил его как художника. Суть этой манеры состоит в том, что повествование ведется как бы не от лица нейтрального, объективного автора. Повествование ведет рассказчик, обычно участник сообщаемых событий. Речь художественного произведения имитирует живую речь устного рассказа.

Пробует он свои силы и в драматургии: в 1867 г. на сцене Александринского театра ставят его драму из купеческой жизни «Расточитель». Поиск положительных героев, праведников, на которых держится русская земля (они есть и в «антинигилистических» романах), давний интерес к маргинальным религиозным движениям - раскольникам и сектантам, к фольклору, древнерусской книжности и иконописи, ко всему «пестроцветью» народной жизни аккумулировались в повестях «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» (обе 1873 г.), в которых манера повествования Лескова сполна выявила свои возможности. В «Запечатленном ангеле», где рассказывается о чуде, приведшем раскольничью общину к единению с православием, есть отзвуки древнерусских «хожений» и сказаний о чудотворных иконах.

Образ героя «Очарованного странника» Ивана Флягина, прошедшего через немыслимые испытания, напоминает былинного Илью Муромца и символизирует физическую и нравственную стойкость русского народа среди выпадающих на его долю страданий.

Во второй половине 1870-1880-х Лесков создает цикл рассказов о русских праведниках, без которых «несть граду стояния». В предисловии к первому из этих рассказов «Однодум» (1879 г.) писатель так объяснил их появление: «ужасно и несносно» видеть одну «дрянь» в русской душе, ставшую главным предметом новой литературы, и «пошел я искать праведных, но куда я ни обращался, все отвечали мне в том роде, что праведных людей не видывали, потому что все люди грешные, а так, кое-каких хороших людей и тот и другой знавали. Я и стал это записывать».

Такими «хорошими людьми» оказываются и директор кадетского корпуса («Кадетский монастырь», 1880 г.), и полуграмотный мещанин, «который не боится смерти» («Не смертельный Голован», 1880), и инженер («Инженеры-бессребреники», 1887), и простой солдат («Человек на часах», 1887), и даже «нигилист», мечтающий накормить всех голодных («Шерамур», 1879), и др. В этот цикл вошел также знаменитый «Левша» (1883) и написанный ранее «Очарованный странник». В сущности, такими же лесковскими праведниками являлись и персонажи повестей «На краю света» (1875-1876) и «Некрещеный поп» (1877).

Заранее отвечая критикам на обвинения в некоторой идеализированности своих персонажей, Лесков утверждал, что его рассказы о «праведниках» носят большей частью характер воспоминаний (в частности, что о Головане ему рассказала бабушка, и т. д.), старался придать повествованию фон исторической достоверности, вводя в сюжет описания реально существовавших людей.

В 1880-х годах Лесков создал также серию произведению о праведниках раннего христианства: действие этих произведений происходит в Египте и странах Ближнего Востока. Сюжеты этих повествований были, как правило, заимствованы им из «пролога» - сборника жития святых и назидательных рассказов, составленных в Византии в X-XI веках. Лесков гордился тем, что его египетские этюды «Памфалона» и «Азу».

В рассказе Лескова “Левша” герои поднимают животрепещущую тему патриотизма, родины, веры в русскую народную мудрость. Повесть подобна сказке, ведь её сюжет, волшебный и добрый, воспевает ум и самобытность русского народа. “Сказ о Левше” – правдивое отражение русской реальности того времени. Необразованный, но талантливый народ всегда превосходил своей силой и мудростью других. Так точно и ярко бытность русского народа не удалось описать ни одному автору. Лесков по праву считается народным писателем.

Характеристика главных героев “Левша”

Главные герои

Александр I	Правитель, умный и любознательный, рассудительный и впечатлительный. Быстро поддаётся влиянию новых тенденций, восторгается изобретениями англичан, верит в их превосходство над русским народом. Человек слабохарактерный, ведь англичане откровенно мошенничают с ним, продавая чехол к блохе, он отдаёт деньги, не понимая, что его обманывают. Ярый поклонник западной культуры и искусства, не верящий в могущество русского народа.
Николай I	Брат Александра I, патриот, человек искренне верящий в превосходство русского народа над другими. Основательный, разумный, здравомыслящий человек, способный добраться до самой сути. Отправляет Платова к тульским мастерам, чтобы они доказали, на что способен русский народ. Окружение наслышано о Николае I как о человеке обладающем хорошей памятью, который не забывает ничего, помнит каждую мелочь. Справедливый, терпеливый правитель,
Платов	В прошлом – атаман донского казачьего войска, храбрый, умный человек. Путешествует по Европе вместе с Александром I, следит, чтобы впечатления государя от английской культуры и науки не затмили заслуги русских мастеров и учёных. Уважает русскую культуру и ценит русский народ, всячески доказывает государю его превосходство. Отчасти виноват в смерти Левши, ведь он не помогает устроить мастера в больницу, а именно из-за него мастер был взят к государю в спешке без документов.
Левша	Тульский мастер, самобытный, неподражаемый, ювелирный специалист. Левша, даже крестится левой рукой, косоват на один глаз. У подкованной блохи он мастерил гвозди, на которых было указано его имя. Необразованный крестьянин, искусный оружейник, замечательный мастер талант которого оценили в Англии, не согласился оставаться на чужбине. Предан православной вере, русскому народу, своей семье. Из-за своей простоты участвует в пари по пути домой на корабле. Много пьёт и помирает по прибытию в самой захудалой больнице. Перед смертью передаёт государю секрет хранения оружия, который он позаимствовал у англичан.

Второстепенные персонажи

Одну важную мысль хотел передать автор в своём произведении: даже умные, талантливые люди подвластны порокам. Из-за глупого спора с полшкипером умирает самый лучший мастер на Руси, пьянство сыграло решающую роль его судьбе. Как бы ни был он твёрд в своих убеждениях, когда англичане хитростью уговаривали Левшу остаться за границей, его душа рвалась домой, он не согласился на новую, шикарную жизнь. Главные герои “Левши” – классические представители русского народа, в каком бы чине они ни были. В произведении воспевается их врождённый патриотизм, вера в Бога, преданность своему государю.

Рассказы и повести, написанные в пору художественной зрелости Н. С. Лескова, дают достаточно полное представление обо всем его творчестве. Разные и о разном, они объединены \"думой о судьбе России\". Россия является здесь многоликой, в сложном переплетении противоречий, \"убогой и обильной\", \"могучей и бессильной\" одновременно. Во всех проявлениях национальной жизни, ее мелочах и анекдотах Лесков ищет \"сердцевину целого\". И находит ее чаще всего в чудаках и бедоносцах, как бы перекликаясь с Достоевским, писавшим в \"Братьях Карамазовых\", что чудак \"не всегда частность и обособление, а, напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи - все каким-либо наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались\".
Герой рассказа \"Несмертельный Голован\" - один из таких чудаков. \"Несмертельность\" простому смертному приписана народной молвой. Однако вопреки легенде уже в первой главке рассказа описана смерть Голована во всей ее неотвратимости и реальности: он \"погиб во время так называемого в г. Орле \"большого пожара\", утонув в кипящей ямине...\" Противопоставляя легенде объективные факты, срывая мистические покровы с мифа о \"несмертельности\" героя, повествователь предлагает читателю задуматься над загадкой, имеющей общечеловеческое значение. Почему простой смертный иногда становится легендарным героем, в силу каких причин \"часть его большая, от тлена убежав\", продолжает \"жить в благодарной памяти\"? Державинская цитата в тексте от повествователя вызывает дополнительные ассоциации с Горацием и пушкинским \"Памятником\", и тем самым рассказу о простом мужике сразу же придается масштабность и философичность.
Первый намек на разгадку тайны, постоянно \"густевшей\" вокруг Голована, несмотря на предельную чистоту и открытость его жизни, содержит небольшое уточнение: в \"кипящую ямину\" Голован попал, \"спасая чью-то жизнь или чье-то добро\". Каждая новая главка рассказа вносит свою долю в расшифровку художественного смысла понятия \"несмертельный\". И в итоге оказывается, что не посещающий церковь, \"сумнительный в вере\" Голован является истинным христианином и действительно принадлежит \"храму творца-вседержителя\", находясь в родстве со всем миром. Строя свою жизнь по законам собственной совести, этот простой русский мужик достигает предельных нравственных высот, и именно ему дано познать \"совершенную любовь\".
\"Тайна\" Голована у всех перед глазами, но ее разгадка не становится достоянием молвы. Молва приписывает ему единственный \"грех\" - связь с чужой женой. На самом же деле Голован и Павлагея, многие годы живя под одной крышей и бесконечно любя друг друга, так и не смогли соединиться. Они так и не позволили себе переступить через другого человека, пусть самого \"пустотного и вредного\" - спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим.
Легенда, творимая народом, тем не менее оказалась причастна истине. Во всеобщем тяготении к чуду проявляется потребность самой жизни в высоком, потребность, которая удовлетворяется только бескорыстным и от сердца идущим служением добру. Чудо в лесковском мире всегда идет об руку с жизненной практикой, потому что условием возникновения чудесного является у писателя человеческое деяние, совершаемое \"не по службе, а по душе\"

Судьба Николая Лескова (1831–1895) – одна из самых драматических и поучительных глав в истории русской литературы XIX столетия. Пора творчества, духовные искания писателя могучего дарования пришлись на необычайно сложную пореформенную эпоху. Время вызвало...

Максим Горький сказал, что «как художник слова Н. С. Лесков вполне достоин стоять рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров». Путь Лескова в литературе был сложным и трудным. Он на чал печататься в напряженные...

Среди русских классиков Горький указывал именно на Лескова как писателя, который с величайшим напряжением всех сил своего таланта стремился создать "положительный тип" русского человека, найти среди "грешных" мира сего кристально...

Николай Семенович Лесков - самобытный русский писатель, популярность которого растет год от года. Чем больше и чаще возникает разговоров о загадочной русской душе, тем охотнее вспоминают Лескова, полно, своеобразно и реально показавшего русского человека...