Лагерная проза как направление в советской литературе. Лагерная проза. Анализ повести Владимова «Верный Руслан»

Статья опубликована в журнале "Вестник Кемеровского государственного университета", выпуск № 2-4 (62) / 2015. Электронная версия на сайте университета.

«Лагерная проза» в контексте русской литературы ХХ века: понятие, границы, специфика

Изучением произведений, принадлежащих к тематическому направлению лагерной прозы, занимаются с конца 1980-х гг. следующие отечественные литературоведы: О. В. Васильева, Е. Волкова, В. Есипов, Л. В. Жаравина, Ю. В. Малова, А. В. Сафронов, И. Сухих и др., однако единого понятия «лагерной прозы» так и не выявлено, поскольку в основном объектом исследований становятся отдельные авторы или произведения, без выхода на направление в целом. Поэтому целью нашей статьи является обобщение различных позиций для обозначения границ и наполнения данной дефиниции, а также выявление специфических черт направления.
В России лагерный опыт нескольких поколений недостаточно осмыслен и не пережит по-настоящему, ему уделяется не так много внимания, как этого хотелось бы некоторым исследователям. По мнению Е. Михайлик (Австралия), «Создается впечатление, что основная аудитория лагерной литературы не желает не только полемизировать, но и вообще сталкиваться со сколь угодно косвенно выраженным утверждением, что общество, частью которого она является, выпало из истории и растеряло остатки социальных связей, а сама она нуждается в этической и социальной эволюции» . В западной культуре историки, философы, филологи обращаются к данной теме намного чаще. «Так, в 90-х гг. XX в. во Франции возникло самостоятельное направление «эстетика исчезновения» (а применительно к текстам выживших узников лагерей - «эстетика Лазаря»), призванное не просто проанализировать массив художественных высказываний о лагерях смерти и преступлениях фашизма, но стремящееся осмыслить излом чувственности, который произошёл в середине XX века в Европе, пережившей катастрофу» . В Польше изучают (в том числе и в школе) произведения польской лагерной прозы, например, книгу «Мы были в Освенциме» Тадеуша Боровского, Кристина Ольшевскго и Януша Неля Седлецкого, изданную в Мюнхене в 1946 г. Хотя тенденция к забвению прослеживается и в Польше, так как в 2015 г. «Россия не получила официального приглашения на 70-летие освобождение Освенцима от польской стороны: мероприятие сделали не государственным» . Д. А. Ардамацкая отметила важность преодоления запредельного опыта и внутреннюю суть написания лагерной прозы: «свидетельство само по себе является самой важной составляющей рефлексии катастрофического опыта, сопротивляющейся исторической амнезии» . Рефлексия и память о пережитом становятся основой для написания произведений, воплощающих запредельный опыт человека в абсурдной реальности.
Остановимся на двух обзорных статьях, посвященных лагерной прозе. В 1989 г. появляется первая обзорная статья И. Сухих. Он рассматривает следующие произведения: «Колымские рассказы» В. Т. Шаламова, «Непридуманное» Л. Разгона, «Черные камни» А. Жигулина, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. Всех авторов, принадлежащих к данному направлению, исследователь считает последователями метода «новой прозы» В. Т. Шаламова , характеризует их как Вергилиев, а сам лагерь как ад, «мертвый дом» , обозначая тематическую общность и философскую направленность: «Развертывающаяся как безыскусное автобиографическое повествование «новая проза» все время выводит на ключевые вопросы о природе человека и человеческого» . Идя вслед за В. Шаламовым, И. Сухих использует термин «новая проза». Исследователь Ю. В. Малова утверждает начало непосредственно термина лагерной прозы в эссе «О прозе» В. Шаламова . В нем писатель пользуется словосочетанием «лагерная тема», затем направление стали именовать лагерной прозой, возможно, в соотнесении с понятием каторжной прозы.
В статье 1996 г. О. В. Васильева делает попытку проследить эволюцию лагерной темы. За точку открытия темы она берет рассказ А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Далее в ряд она ставит В. Шаламова, который «сознательно отталкивается» от предшественника. Исследователь считает повествования обоих авторов крайне схожими, лишь акцентируя различия угла зрения на лагерный опыт: В. Шаламов берет крайние, запредельные ситуации, а Солженицын - «средне-статистический» лагерь политзаключенных» . Следующий этап развития темы - «Верный Руслан» Г. Владимова, где лагерь описан глазами караульной собаки. Данный автор снял противостояние личности и системы, так как «личностное начало индивида оказалось настолько потесненным и подавленным государством, что противостояние «личность - государство» утратило смысл» . Затем О. В. Васильева рассматривает повесть С. Довлатова «Зона», которая в современной литературе практически завершила лагерную тему, объединив и смешав все, что было связано с лагерем в реальном и художественном мире, в том числе и позиции своих предшественников . В целом можно выявить то общее, что исследователь отмечает у всех писателей: ад и абсурд лагерной реальности. Но также она замечает, что, по сути, данное направление лишь подтвердило тип среднего человека, такого же, как в военной и деревенской прозе.
В работе 2006 г. О. В. Васильева и А. В. Савельева отдельно обращаются к теме лагеря в творчестве М. Кураева (повесть «Ночной дозор», 1988), считают его, вслед за С. Довлатовым, писателем, вводившим иронико-комический ракурс представления о человеке советской эпохи, раскрывая облегченным способом трагизм лагерной проблематики. М. Кураев, по их мнению, также отказывается от определения человека через понятия «плохо» и «хорошо», показывает его многоплановость: он «создал модель многополярного космосоциума, когда восприятие, оценка, осознание какого-либо явления зависит от множества причин: точки зрения, остроты зрения, убеждений воспринимающего, его желания, его умения и даже - времени суток» .
Н. В. Ганущак, изучая творчество В. Т. Шаламова, обозначает поэтику лагерной прозы как глобальную, всечеловеческую тему: «Писатель рассматривает лагерь как своего рода модель человеческой жизни, когда ее вековечные коллизии и противоречия доведены и обострены до крайнего предела» .
Ю. В. Малова рассматривает лагерную прозу как продолжение традиции «каторжной прозы» XIX века, особо опираясь на мотивы «Мертвого дома» Ф. М. Достоевского: «Произведения о лагерях XX в. перекликаются с XIX-м в изображении каторги (лагеря, ссылки, тюрьмы) как «Мертвого дома», земного ада. Эхом отзывается мысль о мироподобии лагеря (каторги, ссылки), слепка «вольной» жизни России» . Выделяет историзм данного направления.
Преемственность традиций лагерной прозы от каторжной рассматривает и исследователь А. Ю. Минералов на примере отражения «Записок из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского и «Острова Сахалин» A. П. Чехова в произведениях XX века .
И. В. Некрасова, обобщая опыт исследователей в монографии 2003 г., в частности мнение Д. Лекуха , описывает два направления лагерной прозы XX в. А. И. Солженицын считается родоначальником «реально-исторического» направления, начало второму, «экзистенциальному», направлению положил B. Т. Шаламов. Оно отличается «авторским стремлением исследовать «человека в предельной ситуации» . После Шаламова, по мнению исследователя, направление продолжил С. Довлатов. «Реально-историческое ищет вину во внешнем: в большевизме, в попрании Бога, в искажении сущности человека - в чем угодно, только не в себе самом. Направление экзистенциально находит в себе мужество для признания: зло есть порождение именно человека, оно является одной из составляющих его природы» [цит. по: 18, с. 36]. Так Д. Лекух противопоставляет два направления через определение человека и его воли принимать ответственность за происходящее с ним.
Творчество В. Шаламова и его «новую прозу» И. В. Некрасова считает основой «экзистенциального» направления. Под «новой прозой» сам писатель понимал специфический новый метод претворения в художественной форме осмысления жизненного опыта, по выражению Н. Е. Таркана, это «Документальность, сопряженная с психологизмом, - одна из примечательных характеристик шаламовских рассказов, которые он называл «новой» прозой» .
М. Михеев ключевым моментом «новой прозы» называет предложенное им понятие анти-катарсис. «Прием состоит в очевидном перенесении себя читателем - на место убитого, вернее, на место неназванного «я», наблюдавшего за этим убийством... Автор сознательно воздействует на чувства читателя, принуждая его пережить за «я» облегчение - но в то же самое время и укоры совести. То есть анти-катарсис - это еще более отягощенное переживание вместо облегчения, или новые беспокойство, тревога, сомнение - сопутствующие локальному облегчению» . Мы можем найти примеры анти-катарсиса и в рассматриваемых нами произведениях. В цикле «Воскрешение лиственницы» В. Т. Шаламова ярким примером является рассказ «Тишина», где рассказчик рад тишине, которая наступила после самоубийства надоедливого сектанта, певшего псалмы и гимны. Он не переживает момент смерти, она и так обыденна для героев лагерной прозы , он думает о насущном: теперь ему надо искать нового напарника. В «Кочевании до смерти» В. Максимова один из героев убивает человека, чтобы отыграться в карты. И для всех это - нормальное событие, лагерное убийство даже стало поводом для надежды «склеить» групповое дело и получить награду оперу Ждану.
А. В. Сафронов в статье 2013 г. рассматривает с интересной точки зрения ряд писателей лагерной прозы (И. М. Губерман, Д. Ю. Шевченко, Э. В. Лимонов), отталкиваясь от «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына. Исследователь выявляет черты жанра путешествия, унаследованные лагерной прозой, начиная свой ряд от «каторжной» литературы, в частности «Острова Сахалин» А. П. Чехова:
«1) «Дорога», «путь», «маршрут» в роли композиционной доминанты - героям «лагерной прозы» в прямом смысле предстоит совершить «путешествие»: кому в Сибирь, кому на Дальний Восток, кому на Соловецкие острова...
2) Восприятие тюрьмы, лагеря как особого мира, самостоятельного государства, «неведомой страны».
3) Повествование «о туземцах» (заключенных): история, иерархия общества «туземцев», галерея тюремных и лагерных типов, исследование причин преступлений; отношения между «блатными» и «политическими», эстетика и жизненная философия; язык, фольклор» .
Годом ранее этим же исследователем издано учебное пособие, где отдельная глава посвящена лагерной прозе 2-й половины XX в. В данном пособии есть определение направления: «Под «лагерной прозой» мы понимаем тематическое ответвление (течение) русской художественно-документальной прозы, возникшее в «хрущевскую оттепель», воспринявшее традиции «каторжной прозы» Х1Х в., ... опирающееся на традиции «этнографического реализма» и жанра путешествия. По отношению к произведениям этих авторов возможно также употребление термина «очерк - преступление». «Лагерная проза» представлена в жанрах мемуаров, дневников, записок, воспоминаний, автобиографий» . Акцент сделан именно на традиции жанра путешествия и очерковости, с чем мы не можем согласиться, так как в первую очередь лагерная проза - это художественные произведения. Например, В. Шаламов утверждал, что его рассказы не имеют ничего общего с очерком: «К очерку никакого отношения проза «КР» не имеет. Очерковые куски там вкраплены для вящей славы документа, но только кое-где всякий раз датировано, рассчитано. - Живая жизнь заводится на бумагу совсем другими способами, чем в очерке. В «КР» отсутствуют описания, отсутствует цифровой материал, выводы, публицистика. В «КР» дело в изображении новых психологических закономерностей, в художественном исследовании страшной темы, а не в форме «информации», не в сборе фактов. Хотя, разумеется, любой факт в «КР» неопровержим» .
Обобщим ключевые моменты, обозначенные исследователями, которые характеризуют направление
лагерной прозы и которые также находят отражение в произведениях, взятых нами для анализа.
1. Пространство лагеря как ада, «мертвого дома», абсурд лагерной реальности (О. В. Васильева, Ю. В. Малова, А. Ю. Минералов, Е. Михайлик, И. Сухих).
2. Новое о человеке и его поведении (Н. В. Ганущак, Е. Михайлик, И. В. Некрасова, И. Сухих, Н. Е. Таркан).
3. Отражение принципов «новой прозы», выведенных В. Т. Шаламовым (И. В. Некрасова, И. Сухих, Н. Е. Таркан).
4. Автобиографизм (Е. Михайлик, А. В. Сафронов, И. Сухих).
5. Документальность, историзм (Ю. В. Малова, А. В. Сафронов, Н. Е. Таркан).
6. Авторская рефлексия (Д. А. Ардамацкая).
7. Лагерь как особый мир, остров (А. В. Сафронов).
Не все указанные пункты имеют достаточную развернутость, например, многие исследователи упоминают о поведении человека в лагерной реальности, но не уточняют характерных черт, проявляющихся у него в лагере. Лишь О. В. Васильева конкретно утверждает, что в произведениях лагерной прозы показан тип среднего человека, с чем мы не можем согласиться, так как в различных произведениях человек показывает разные свои грани. А в «Воскрешении лиственницы» главный герой, вырвавшийся из ада, пишущий стихи, не может считаться нами среднестатистическим человеком. Также особый интерес для нас представляет развернуть рефлексивный характер лагерной прозы, что отражается в метатекстовой структуре взятых нами произведений. Обращаясь к следующим произведениям лагерной прозы: «Воскрешение лиственницы» (1965 - 1967) В. Шаламова, «Зона» (1964 - 1989) С. Довлатова и «Кочевание до смерти» (1994) В. Максимова, - мы выделяем художественный образ зоны, воплощаемый писателями с разным лагерным опытом. Они написаны в разное время, относятся к разным литературным направлениям, лагерный опыт показан с различных точек зрения и в разном объеме, но все они принадлежат к тематическому направлению лагерной прозы с характерными для нее признаками.
На основе данных произведений хотелось бы подробнее рассмотреть общие моменты: особое пространство лагеря, человека в ситуации несвободы, рефлексивный характер повествования.
Лагерь - это другой, отдельный мир, остров. Несмотря на то, что географически Колыма - полуостров и примыкает к континенту, в художественном мире лагерной прозы она становится островом, отделенным от материка. Особенно ярко это проявляется в произведениях В. Шаламова, что отмечают и некоторые исследователи, например, Н. Л. Лейдерман: «Концлагерь, заместивший собою всю страну, страна, обращенная в огромный архипелаг» ; М. Бруер: «Она также часто называется «островом», а остальное пространство «материком» или «большой землёй». Там, на материке, живут «наверху», а по аналогии, Колыма находится на самом дне, «в аду» . В рассказе «За письмом» главный герой едет за
письмом, посланным ему впервые за 15 лет. До письма он добирается в течение нескольких дней, проезжает 500 км, продает попутно почти все ценные вещи. И этот сложный путь герой проделывает даже не на свободу, потом ему опять придется возвращаться обратно. В рассказе «Борис Южанин» автор поясняет, что «центральные части России на Колыме зовут «материком», хотя Колыма не остров, а область на Чукотском полуострове, - но сахалинский лексикон, отправка только пароходами, многодневный морской путь - все это создает иллюзию острова. Психологически иллюзии нет никакой. Колыма - это остров. С нее возвращаются на «материк», на «Большую землю». И материк, и Большая земля - это словарь повседневности: журнальный, газетный, книжный» .
Образ лагеря в указанных произведениях описан как ад на земле, что подтверждали уже некоторые исследователи , где абсурд становится нормой существования, а смерть переходит из экзистенциального понятия в сферу обыденного. Сам С. Д. Довлатов, анализируя своих предшественников и их восприятие лагеря, пишет ставшую хрестоматийной фразу: «По Солженицыну, лагерь - это ад. Я же думаю, что ад - это мы сами.» . Но в этом случае, несмотря на постмодернистский характер «Зоны», смех и игру Довлатова, его концепция даже более удручающая: если ад - это мы, люди, все, тогда ад - не просто лагерь, ад - это весь мир, к тому же враждебный: «По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир» . «Мир, в который я попал, был ужасен» , - не раз подчеркивает герой «Зоны». Лагерь - это система, действующая не только в рамках конкретной зоны, но и в пределах страны, и всего мира.
Характерным в этом отношении также становится опыт героя романа В. Максимова «Кочевание до смерти», которому все порядки мира во все времена видятся лишь вариантами лагерной системы, в которых сменяются надзиратели и заключенные. Весь мир описан как ловушка для человека, мощь природы и вселенной довлеет над ним, даже «освещенный лагерь» выглядит «словно игрушечный макет, наспех собранный случайной рукой» . В итоге для героя мир - «огромная мышеловка» , которая захлопывается, а единственным выходом из нее является смерть (для героя - самоубийство).
В данном пространстве прослеживается особая психология человека, оказавшегося в пограничье, пытающегося разобраться в себе. Ключевым становится философское осмысление человека в ситуации несвободы. В. Шаламов в своем эссе «О прозе» пишет, что в его рассказах «показаны новые психологические закономерности, новое в поведении человека, низведенного до уровня животного - впрочем животных делают из лучшего материала и ни одно животное не переносит тех мук, какие перенес человек. Новое в поведении человека, новое - несмотря на огромную литературу о тюрьмах и заключении» . В рассказе «Термометр Гришки Логуна» В. Шаламов подчеркивает, что власть - главный критерий растления человеческой души: «Власть - это растление. Спущенный с цепи зверь, скрытый в душе человека, ищет жадного удовлетворения своей извечной человеческой сути в побоях, в убийствах» . Еще одним примером служит рассказ «Белка», где толпа людей убивает зверька просто так, по животной природе человека, жаждущего убийства.
По С. Довлатову «Зло определяется конъюнктурой, спросом, функцией его носителя. Кроме того, фактором случайности. Неудачным стечением обстоятельств. И даже - плохим эстетическим вкусом» ; «Человек неузнаваемо меняется под воздействием обстоятельств. И в лагере - особенно» . Ситуация владеет выбором человека, а зло существует в нем всегда, как и добро. Характерным примером двойственности в «Зоне» можно считать ситуацию с одним из персонажей - вохровцем Егоровым, жена которого не могла спать из-за лая сторожевой лагерной собаки. И он просто застрелил пса. Фактически он совершил убийство, руководствуясь благой целью. А сам главный герой проходит сложный путь в ходе своей службы в блатном лагере: от интеллигента с наивной книжной ментальностью, проникнутой романтическими мотивами, до ранее невиданного для него падения (его встреча с проституткой). В последней новелле он сам оказывается под конвоем, становясь заключенным.
И. Сухих в монографии, посвященной творчеству С. Довлатова, анализируя представление о человеке в «Зоне», говорит и о предыдущей традиции: «Солженицын абсолютно уверен, что человек, сохранивший в душе Бога, вынесет любые муки, преодолеет, победит... Человека можно убить, но нельзя сломать» . По В. Шаламову, если «человек все-таки что-то сохранил в себе, значит, его просто мало били. Просветительское «среда заела» трансформируется у Шаламова в абсолютную, рабскую зависимость человека от тоталитарного целого. Потому шаламовские рассказы - это «записки с того света» человека, который так и не вырвался, не вернулся из ада» . Так, позиция С. Довлатова оказывается некоторым образом между двумя крайностями, а «Человек человеку... как бы это получше выразиться - табула раса. Иначе говоря - все, что угодно» .
Из трех рассматриваемых нами писателей самый суровый приговор человеку выносит В. Максимов, показывая человека по сути слабым, беспомощным в мире-мышеловке. Он идет дальше, с одной стороны, и оказывается в чем-то схож с С. Довлатовым в моменте определения сущности человека в зависимости от обстоятельств, в другой же - солидарен с В. Шаламовым в бессильности культуры (цивилизации), утрата которой обнажает все низменное в человеке. Один из героев (доктор в лагере) уверен: «Голодные люди все одинаковы, культура наша, дорогой друг, это так, легкий грим на обыкновенной обезьяне, не выдерживает первого же серьезного испытания вроде снега или дождя» .
Трех писателей также объединяет мотив творчества, в котором отражается рефлексия над своей жизнью и историей страны. Они интерпретируют не только тексты, но и реальность, осмысляя и переживая ее художественными образами, что позволяет нам рассматривать данные произведения на метатекстовом уровне.
Во-первых, все главные герои взятых нами произведений - писатели. Герой В. Шаламова пишет стихи и является отражением автора-Шаламова. Он - поэт, стихи становятся его спасением, уходом от ада реальности.
Структура «Зоны» изначально имеет метатектовый характер: герой-писатель собирает свои же старые новеллы в единое целое, и текст создается как бы на наших глазах. Его герой рефлексирует не только над прошлым, но и в процессе жизни, что отражается иногда в его взгляде на себя со стороны третьего лица: «Когда меня избивали около Ропчинской лесобиржи, сознание действовало почти невозмутимо: «Человека избивают сапогами. Он прикрывает ребра и живот. Он пассивен и старается не возбуждать ярость масс... Какие, однако, гнусные физиономии! У этого татарина видны свинцовые пломбы...». Кругом происходили жуткие вещи» .
В «Кочевании до смерти» В. Максимова герой не только рефлексирует над собственной жизнью, но является и автором исторического романа о своем отце и об истории России. Сама структура демонстрирует прием «текст в тексте». А. В. Баклыков определяет жанр «Кочевания до смерти» как «филологический роман»: «Наличие многочисленных лирических отступлений в романе «Кочевание до смерти» и использование приема «роман в романе», который якобы пишет главный герой, позволяет говорить о важности темы творчества, психологии творческого процесса, что дает возможность определить жанровую разновидность произведения как «филологический роман» .
Во-вторых, все три произведения построены как описание прошлого через настоящее, что диктует рефлексивность авторского повествования. «Воскрешение лиственницы» начинается рассказом «Тропа», где события отражают последние годы заключения самого В. Шаламова в лагере, и уже от этой точки он рассматривает путь от самого начала приезда в лагерь (рассказ «Причал ада»). У С. Довлатова сама структура построения представлена в виде писем к издателю с приложением новелл об опыте надзирателя в лагере. У В. Максимова роман построен как последовательность смены описания событий настоящего и прошлого, перемежающаяся вставками «романа в романе» самого героя, который пишет свой роман на глазах читателя, а также комментирует его.
В-третьих, творчество становится определяющим вектором для героев произведений «лагерной прозы», а также и для самих писателей, переживающих лагерный период своей жизни с помощью воплощения его на бумагу. В «Воскрешении лиственницы» только люди творческие, создающие нечто новое, оказываются способны сопротивляться разрушению. Для Сергея Довлатова лагерный опыт стал одним из толчков для начала писательской судьбы, и его герой через творчество переоценивает свои жизненные устои. Для героя романа «Кочевание до смерти» творчество является профессией, оно помогает ему какое-то время держать себя, но в итоге герой все равно выбирает смерть.
Укажем, возможно, неполный список писателей, произведения которых входят в круг лагерной прозы: Г. Владимов, О. Волков, Е. Гинзбург, В. Гроссман, С. Д. Довлатов, А. Жигулин, В. Кресс, М. Кураев, В. Е. Максимов, Л. Разгон, А. Синявский, А. И. Солженицын, В. Т. Шаламов.
На основе анализа исследований, посвященных лагерной прозе, и произведений, взятых нами в качестве примера («Воскрешение лиственницы» В. Шаламова, «Зона» С. Довлатова и «Кочевание до смерти» В. Максимова), а также сопоставления полученных выводов, попробуем дать определение понятия «лагерная проза».
Итак, лагерная проза - тематическое направление, проявившееся в развитии русского литературного процесса конца 50-х - 90-х гг. XX в., создающее художественный образ лагеря в творческой рефлексии писателей (очевидцев, наблюдателей со стороны, тех, кто не видел вообще или изучал по архивам, воспоминаниям), с характерными чертами, присущими ему.
1. Общая тематика и проблематика: тюрьма, зона/лагерь, система ГУЛАГа в целом, несвобода, экзистенциальные мотивы, восприятие смерти и жизни, материального и духовного.
2. Автобиографический характер повествования, что обусловлено личным опытом писателей.
3. Документальность и связь с историей (лагеря существовали и развивались в определенный исторический период), но документальность в большей степени поэтическая, художественно воплощенный документ о человеке и его ощущениях.
4. Конкретность описаний, бытовое восприятие действительности (как следствие документальности).
5. Художественный образ лагеря, воссоздаваемый в индивидуально-авторских картинах мира.
6. Особое пространство: лагерь как остров, отделенный от материка, Москвы и свободной жизни; образ зоны как ада, «мертвого дома»; образ лагеря как недолжного бытия с перевернутыми ценностными представлениями.
7. Особая психология человека, оказавшегося в пограничье, пытающегося разобраться в «новом» миропорядке и сохранить индивидуальные черты, собственные границы; философское осмысление человека в ситуации несвободы.
8. Особая авторская рефлексия над текстом, основанная на собственном опыте, отражающая психологические и нравственные изменения человеческой души после испытания адом лагерного быта.
Хотелось бы отметить, что мы не претендуем на однозначность приведенных нами характеристик, так как наш материал не заполняет всего направления лагерной прозы, но многие черты находят отражение в произведениях и других авторов, не рассмотренных нами.

Литература

1. Ардамацкая Д. А. Варлам Шаламов и поэтика после ГУЛАГа // Вестник Ленинградского университета им. А. С. Пушкина. 2013. Т. 2. № 2. С. 137 - 143.
2. Ардамацкая Д. А. Философия «после ГУЛАГа»: осмысление исторической катастрофы // Studia Culturae. 2013. № 16. С. 256 - 264.
3. Баклыков А. В. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти»: автореф. ... дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2000.
4. Бруер М. Изображение пространства и времени в лагерной литературе: «Один день Ивана Денисовича» и «Колымские рассказы» // Шаламовский сборник. М., 2011. Вып 4. С. 143 - 151.
5. Васильева О. В. Эволюция лагерной темы и ее влияние на русскую литературу 50 - 80-х годов // Вестник Санкт-Петербургского университета. 1996. Сер. 2. Вып. 4 (№ 23). С. 54 - 63.
6. Васильева О. В., Савельева А. В. Тема лагеря в прозе Михаила Кураева. СПб., 2006. 43 с.
7. Ганущак Н. В. Творчество Варлама Шаламова как художественная система: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2003. 26 с.
8. Довлатов С. Зона: (Записки надзирателя) // Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т.; сост. А. Ю. Арьев. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. Т. 2. С. 5 - 196.
9. Зайцева А. Р. Метафизика смерти в прозе Варлама Шаламова // Вестник Башкирского университета. 2005. Т. 10. № 2. С. 67 - 71.
10. Лейдерман Н. Л. «В метельный леденящий век» (В. Шаламов. «Колымские рассказы») // Лейдерман Н. Л. Постреализм: теоретический очерк. Екатеринбург, 2005. С. 139 - 174.
11. Лекух Д. «Ад - это мы сами...» // Литературная газета. 1991. 11 янв.
12. Максимов В. Е. Кочевание до смерти // Максимов В. Е. Избранное. М., 1994. С. 523 - 735.
13. Малова Ю. В. Становление и развитие «лагерной прозы» в русской литературе XIX - XX вв.: автореф. ... дис. канд. филол. наук. Саранск, 2003.
14. Минералов А. Ю. «Каторжно-лагерная» сюжетно-образная традиция в русской прозе XX в. // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. 2012. № 18. С. 106 - 112.
15. Михайлик Е. В контексте литературы и истории // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 1997. Вып. 2. С. 105 - 129.
16. Михайлик Е. Не отражается и не отбрасывает тени: «закрытое» общество и лагерная литература // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. С. 356 - 375.
17. Михеев М. О «новой» прозе Варлама Шаламова // Вопросы литературы. М., 2011. Вып. 4. С. 183 - 214.
18. Некрасова И. В. Судьба и творчество Варлама Шаламова: монография. Самара: Изд-во СГПУ, 2003. 204 с.
19. Сафронов А. В. Жанровое своеобразие русской художественной документалистики (очерк, мемуары, «лагерная» проза): учебно-методическое пособие; Ряз. гос. ун-т им. С. А. Есенина. Рязань, 2012. С. 49 - 86.
20. Сафронов А. В. После «Архипелага» (поэтика лагерной прозы конца XX века) // Вестник Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина. 2013. № 3 (40). С. 139 - 154.
21. Сухих И. Сергей Довлатов: время, место, судьба. СПб.: Азбука, 2010. 288 с.
22. Сухих И. Эта тема пришла. // Звезда. 1989. № 3. С. 193 - 200.
23. Таркан Н. Е. Особенности поэтики «Колымских рассказов» В. Шаламова // Проблемы славянской культуры и цивилизации: материалы X междунар. науч.-практ. конф. 22 мая 2008 г. Уссурийск, 2008. С. 322 - 326.
24. Темнова А. Лагерная проза: специальный репортаж. Эфир от 18.01.15. Режим доступа: http://www.vesti.ru/videos/show/vid/633010/
25. Шаламов В. Т. Воскрешение лиственницы // Шаламов В. Т. Собрание сочинений: в 6 т. + т. 7, доп. Т. 2: Очерки преступного мира; Воскрешение лиственницы; Перчатка, или КР-2; Анна Ивановна: Пьеса / сост. под-гот. текста, прим. И. Сиротинской. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 105 - 280.
26. Шаламов В. Т. О прозе // Шаламов В. Т. Собрание сочинений: в 6 т. + т. 7, доп. Т. 5: Эссе и заметки; Записные книжки 1954 - 1979 гг. / сост. подгот. текста, прим. И. Сиротинской. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 144 - 157.

Старикова Людмила Семеновна - соискатель кафедры журналистики и русской литературы XX века Кемеровского государственного университета, [email protected]

Три повести (которые сама Дина Рубина именует маленькими повестями) были написаны в первое и самое трудное десятилетие эмиграции. Абсолютно разные, они имеют некий общий знак, как именную печать художника, – образ ангела; странный, парадоксальный, порой чуть ли не издевательский.

«Образ ангела, литературного ангела, ангела-хранителя, просто прохожего и едва ли не бомжа – один из моих тотемов в прозе, очень значимый для меня». Так, в повести «Камера наезжает!» ангел-хранитель предстает в образе лагерного охранника, того, что при попытке героини к бегству «из зоны, именуемой «жизнью», хватает ее и тащит по жизненному этапу.

А в повести «Во вратах Твоих» героине без ангела не выжить: опасна и трудна жизнь человека, врастающего в новую родину. Вот только там ангел является в образе карнавальном, утешая и веселя. Внезапно оказавшаяся на границе жизни и смерти героиня «Высокой воды венецианцев» поселяется в отеле «Аль Анжело», ставшем для нее судьбоносным.

Есть, есть Тот, кто посылает нам спасение. Повести 90-х поражают разнообразием тональностей и ритмов: лирические отступления чередуются с экспрессивными монологами, стремительная фабула – с философскими размышлениями, синкопы диалектов – с плавностью правильной речи.

Неугасимая лампада

Борис Ширяев Биографии и Мемуары Классика русской духовной прозы

Повесть «Неугасимая лампада» – самое значительное произведение Бориса Николаевича Ширяева, русского писателя второй волны эмиграции. Оказавшись в Соловецком лагере в 1920-х годах, Б. Ширяев описал тяжелую жизнь его узников, полную страданий, лишений, но вместе с тем и неугасимого света надежды.

Соединив рассказы о судьбах людей, соловецкие легенды и лагерный фольклор, автор создал образ «потаенной» Руси, которая от новой власти большевиков ушла «в глубину», подобно древнему Китежу. Обретя на Соловках спасительную веру, писатель сохранил ее навсегда и посвятил ей главную книгу своей жизни.

Алексей Иванов.

В зеркале (сборник)

Варлам Шаламов

Нам кажется, будто в эпоху повсеместного распространения гаджетов и триумфа креативного класса, образ человека в телогрейке с лагерной биркой на фоне вышек с часовыми безвозвратно ушел в прошлое. Каторга, зона, тюрьма – по-прежнему вечно российские темы.

Вечно актуальные, вечно кровоточащие, вечно рождающие массу безответных вопросов. Герой книги Бориса Земцова, попадает на шконку в соответствии с русской поговоркой «от сумы да от тюрьмы не зарекайся». Это не профессиональный преступник, это обычный человек, внезапно (по своей вине или без вины) оказавшийся в необычных обстоятельствах.

Меняются правители, одна общественная формация сменяет другую, по всем направлениям наступает прогресс, а положение человека в неволе в России, как было, так и остается синонимом беды и боли, темой, измерением, где переплелись несправедливость, унижение, а подчас и смертельная опасность.

Давняя народная мудрость про «суму и про тюрьму» не теряет своей актуальности и в двадцать первом веке. Как выжить в неволе? Как, не просто выжить, но и остаться при этом человеком? Кого при этом выбирать в союзники и наставники? Как строить отношения с теми, с кем приходится делить пространство неволи, и с теми, кто уполномочен государством обеспечивать порядок на этом пространстве? Эти темы – главные для Бориса Земцова.

УДК 821.161.1

«ЛАГЕРНАЯ ПРОЗА» В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ ВЕКА: ПОНЯТИЕ, ГРАНИЦЫ, СПЕЦИФИКА

Л. С. Старикова

THE "CAMP PROSE" IN THE CONTEXT OF THE RUSSIAN LITERATURE OF THE 20th CENTURY:

CONCEPT, FRAMEWORK, SPECIFICITY

В статье рассмотрена история формирования представления о лагерной прозе в литературоведении. Дано определение данного понятия и его характеристики, основанные на изучении творчества трех произведений различных писателей: «Воскрешение лиственницы» В. Т. Шаламова, «Зона» С. Д. Довлатова, «Кочевание до смерти» В. Е. Максимова. Лагерная проза - тематическое направление в русском литературном процессе конца 50-х - 90-х гг. XX века, создающее художественный образ лагеря в творческой рефлексии писателей (очевидцев, наблюдателей со стороны, тех, кто не видел вообще или изучал по архивам, воспоминаниям), обладающее следующими чертами: общие тематика и проблематика, связанные с экзистенциальной средой лагеря; автобиографический характер; документальность; историзм; художественное воплощение образа лагеря; особое пространство (замкнутость, остров, ад); особая психология человека, философское осмысление человека в ситуации несвободы; особая авторская рефлексия над текстом.

The paper describes the history of the formation of the ideas about the camp prose in the scientific literature. The definition of this concept and its characteristics are presentes, based on the study of three creative works of various writers: «The resurrection of the larch» by V. T. Shalamov, «Zone» by S. D. Dovlatov, «The nomadism to death» by V. E. Maksimov. The camp prose is a thematic direction in the Russian literature during the late 1950s - 1990s XX creating an artistic image of the camp in a creative reflection of writers (witnesses, observers, those who never saw camps but studied the archives, memoirs), with the following features: common themes and issues related to existential camp environment; autobiographical character; documentary; historicism; artistic expression of the image of the camp; special space (isolation, island, hell); special human psychology, philosophical understanding of the human situation in captivity; special author"s reflection on the text.

Ключевые слова: лагерная проза, «новая проза», рефлексия, метатекст, В. Шаламов, С. Довлатов, В. Максимов.

Keywords: camp prose, «new prose», reflection, metatext, Varlam Shalamov, Sergey Dovlatov, Vladimir Maimov.

Изучением произведений, принадлежащих к тематическому направлению лагерной прозы, занимаются с конца 1980-х гг. следующие отечественные литературоведы: О. В. Васильева, Е. Волкова, В. Еси-пов, Л. В. Жаравина, Ю. В. Малова, А. В. Сафронов, И. Сухих и др., однако единого понятия «лагерной прозы» так и не выявлено, поскольку в основном объектом исследований становятся отдельные авторы или произведения, без выхода на направление в целом. Поэтому целью нашей статьи является обобщение различных позиций для обозначения границ и наполнения данной дефиниции, а также выявление специфических черт направления.

В России лагерный опыт нескольких поколений недостаточно осмыслен и не пережит по-настоящему, ему уделяется не так много внимания, как этого хотелось бы некоторым исследователям. По мнению Е. Михайлик (Австралия), «Создается впечатление, что основная аудитория лагерной литературы не желает не только полемизировать, но и вообще сталкиваться со сколь угодно косвенно выраженным утверждением, что общество, частью которого она является, выпало из истории и растеряло остатки социальных связей, а сама она нуждается в этической и социальной эволюции» . В западной культуре историки, философы, филологи обращаются к данной теме намного чаще. «Так, в 90-х гг. XX в. во Франции возникло самостоятельное направление «эстетика исчез-

новения» (а применительно к текстам выживших узников лагерей - «эстетика Лазаря»), призванное не просто проанализировать массив художественных высказываний о лагерях смерти и преступлениях фашизма, но стремящееся осмыслить излом чувственности, который произошёл в середине XX века в Европе, пережившей катастрофу» . В Польше изучают (в том числе и в школе) произведения польской лагерной прозы, например, книгу «Мы были в Освенциме» Тадеуша Боровского, Кристина Ольшевскго и Януша Неля Седлецкого, изданную в Мюнхене в 1946 г. Хотя тенденция к забвению прослеживается и в Польше, так как в 2015 г. «Россия не получила официального приглашения на 70-летие освобождение Освенцима от польской стороны: мероприятие сделали не государственным» . Д. А. Ардамацкая отметила важность преодоления запредельного опыта и внутреннюю суть написания лагерной прозы: «свидетельство само по себе является самой важной составляющей рефлексии катастрофического опыта, сопротивляющейся исторической амнезии» . Рефлексия и память о пережитом становятся основой для написания произведений, воплощающих запредельный опыт человека в абсурдной реальности.

Остановимся на двух обзорных статьях, посвященных лагерной прозе. В 1989 г. появляется первая обзорная статья И. Сухих. Он рассматривает следующие произведения: «Колымские рассказы» В. Т. Ша-

ламова, «Непридуманное» Л. Разгона, «Черные камни» А. Жигулина, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. Всех авторов, принадлежащих к данному направлению, исследователь считает последователями метода «новой прозы» В. Т. Шаламова , характеризует их как Вергилиев, а сам лагерь как ад, «мертвый дом» , обозначая тематическую общность и философскую направленность: «Развертывающаяся как безыскусное автобиографическое повествование «новая проза» все время выводит на ключевые вопросы о природе человека и человеческого» . Идя вслед за В. Шаламовым, И. Сухих использует термин «новая проза». Исследователь Ю. В. Малова утверждает начало непосредственно термина лагерной прозы в эссе «О прозе» В. Шаламова . В нем писатель пользуется словосочетанием «лагерная тема», затем направление стали именовать лагерной прозой, возможно, в соотнесении с понятием каторжной прозы.

В статье 1996 г. О. В. Васильева делает попытку проследить эволюцию лагерной темы. За точку открытия темы она берет рассказ А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Далее в ряд она ставит В. Шаламова, который «сознательно отталкивается» от предшественника. Исследователь считает повествования обоих авторов крайне схожими, лишь акцентируя различия угла зрения на лагерный опыт: В. Шаламов берет крайние, запредельные ситуации, а Солженицын - «средне-статистический» лагерь политзаключенных» . Следующий этап развития темы - «Верный Руслан» Г. Владимова, где лагерь описан глазами караульной собаки. Данный автор снял противостояние личности и системы, так как «личностное начало индивида оказалось настолько потесненным и подавленным государством, что противостояние «личность - государство» утратило смысл» . Затем О. В. Васильева рассматривает повесть С. Довлатова «Зона», которая в современной литературе практически завершила лагерную тему, объединив и смешав все, что было связано с лагерем в реальном и художественном мире, в том числе и позиции своих предшественников . В целом можно выявить то общее, что исследователь отмечает у всех писателей: ад и абсурд лагерной реальности. Но также она замечает, что, по сути, данное направление лишь подтвердило тип среднего человека, такого же, как в военной и деревенской прозе.

В работе 2006 г. О. В. Васильева и А. В. Савельева отдельно обращаются к теме лагеря в творчестве М. Кураева (повесть «Ночной дозор», 1988), считают его, вслед за С. Довлатовым, писателем, вводившим иронико-комический ракурс представления о человеке советской эпохи, раскрывая облегченным способом трагизм лагерной проблематики. М. Кураев, по их мнению, также отказывается от определения человека через понятия «плохо» и «хорошо», показывает его многоплановость: он «создал модель многополярного космосоциума, когда восприятие, оценка, осознание какого-либо явления зависит от множества причин: точки зрения, остроты зрения, убеждений воспринимающего, его желания, его умения и даже - времени суток» .

Н. В. Ганущак, изучая творчество В. Т. Шаламова, обозначает поэтику лагерной прозы как глобальную, всечеловеческую тему: «Писатель рассматривает лагерь как своего рода модель человеческой жизни, когда ее вековечные коллизии и противоречия доведены и обострены до крайнего предела» .

Ю. В. Малова рассматривает лагерную прозу как продолжение традиции «каторжной прозы» XIX века, особо опираясь на мотивы «Мертвого дома» Ф. М. Достоевского: «Произведения о лагерях XX в. перекликаются с XIX-м в изображении каторги (лагеря, ссылки, тюрьмы) как «Мертвого дома», земного ада. Эхом отзывается мысль о мироподобии лагеря (каторги, ссылки), слепка «вольной» жизни России» . Выделяет историзм данного направления.

Преемственность традиций лагерной прозы от каторжной рассматривает и исследователь А. Ю. Минералов на примере отражения «Записок из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского и «Острова Сахалин»

A. П. Чехова в произведениях XX века .

И. В. Некрасова, обобщая опыт исследователей в монографии 2003 г., в частности мнение Д. Лекуха , описывает два направления лагерной прозы XX в. А. И. Солженицын считается родоначальником «реально-исторического» направления, начало второму, «экзистенциальному», направлению положил

B. Т. Шаламов. Оно отличается «авторским стремлением исследовать «человека в предельной ситуации» . После Шаламова, по мнению исследователя, направление продолжил С. Довлатов. «Реально-историческое ищет вину во внешнем: в большевизме, в попрании Бога, в искажении сущности человека - в чем угодно, только не в себе самом. Направление экзистенциально находит в себе мужество для признания: зло есть порождение именно человека, оно является одной из составляющих его природы» [цит. по: 18, с. 36]. Так Д. Лекух противопоставляет два направления через определение человека и его воли принимать ответственность за происходящее с ним.

Творчество В. Шаламова и его «новую прозу» И. В. Некрасова считает основой «экзистенциального» направления. Под «новой прозой» сам писатель понимал специфический новый метод претворения в художественной форме осмысления жизненного опыта, по выражению Н. Е. Таркана, это «Документальность, сопряженная с психологизмом, - одна из примечательных характеристик шаламовских рассказов, которые он называл «новой» прозой» .

М. Михеев ключевым моментом «новой прозы» называет предложенное им понятие анти-катарсис. «Прием состоит в очевидном перенесении себя читателем - на место убитого, вернее, на место неназванного «я», наблюдавшего за этим убийством... Автор сознательно воздействует на чувства читателя, принуждая его пережить за «я» облегчение - но в то же самое время и укоры совести. То есть анти-катарсис -это еще более отягощенное переживание вместо облегчения, или новые беспокойство, тревога, сомнение - сопутствующие локальному облегчению» . Мы можем найти примеры анти-катарсиса и в рассматриваемых нами произведениях. В цикле «Воскрешение лиственницы» В. Т. Шаламова ярким примером является рассказ «Тишина», где рассказчик рад тишине,

которая наступила после самоубийства надоедливого сектанта, певшего псалмы и гимны. Он не переживает момент смерти, она и так обыденна для героев лагерной прозы , он думает о насущном: теперь ему надо искать нового напарника. В «Кочевании до смерти» В. Максимова один из героев убивает человека, чтобы отыграться в карты. И для всех это - нормальное событие, лагерное убийство даже стало поводом для надежды «склеить» групповое дело и получить награду оперу Ждану.

А. В. Сафронов в статье 2013 г. рассматривает с интересной точки зрения ряд писателей лагерной прозы (И. М. Губерман, Д. Ю. Шевченко, Э. В. Лимонов), отталкиваясь от «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына. Исследователь выявляет черты жанра путешествия, унаследованные лагерной прозой, начиная свой ряд от «каторжной» литературы, в частности «Острова Сахалин» А. П. Чехова:

«1) «Дорога», «путь», «маршрут» в роли композиционной доминанты - героям «лагерной прозы» в прямом смысле предстоит совершить «путешествие»: кому в Сибирь, кому на Дальний Восток, кому на Соловецкие острова...

2) Восприятие тюрьмы, лагеря как особого мира, самостоятельного государства, «неведомой страны».

3) Повествование «о туземцах» (заключенных): история, иерархия общества «туземцев», галерея тюремных и лагерных типов, исследование причин преступлений; отношения между «блатными» и «политическими», эстетика и жизненная философия; язык, фольклор» .

Годом ранее этим же исследователем издано учебное пособие, где отдельная глава посвящена лагерной прозе 2-й половины XX в. В данном пособии есть определение направления: «Под «лагерной прозой» мы понимаем тематическое ответвление (течение) русской художественно-документальной прозы, возникшее в «хрущевскую оттепель», воспринявшее традиции «каторжной прозы» Х1Х в., ... опирающееся на традиции «этнографического реализма» и жанра путешествия. По отношению к произведениям этих авторов возможно также употребление термина «очерк - преступление». «Лагерная проза» представлена в жанрах мемуаров, дневников, записок, воспоминаний, автобиографий» . Акцент сделан именно на традиции жанра путешествия и очерково-сти, с чем мы не можем согласиться, так как в первую очередь лагерная проза - это художественные произведения. Например, В. Шаламов утверждал, что его рассказы не имеют ничего общего с очерком: «К очерку никакого отношения проза «КР» не имеет. Очерковые куски там вкраплены для вящей славы документа, но только кое-где всякий раз датировано, рассчитано. - Живая жизнь заводится на бумагу совсем другими способами, чем в очерке. В «КР» отсутствуют описания, отсутствует цифровой материал, выводы, публицистика. В «КР» дело в изображении новых психологических закономерностей, в художественном исследовании страшной темы, а не в форме «информации», не в сборе фактов. Хотя, разумеется, любой факт в «КР» неопровержим» .

Обобщим ключевые моменты, обозначенные исследователями, которые характеризуют направление

лагерной прозы и которые также находят отражение в произведениях, взятых нами для анализа.

1. Пространство лагеря как ада, «мертвого дома», абсурд лагерной реальности (О. В. Васильева, Ю. В. Малова, А. Ю. Минералов, Е. Михайлик, И. Сухих).

2. Новое о человеке и его поведении (Н. В. Га-нущак, Е. Михайлик, И. В. Некрасова, И. Сухих, Н. Е. Таркан).

3. Отражение принципов «новой прозы», выведенных В. Т. Шаламовым (И. В. Некрасова, И. Сухих, Н. Е. Таркан).

4. Автобиографизм (Е. Михайлик, А. В. Сафро-нов, И. Сухих).

5. Документальность, историзм (Ю. В. Малова, А. В. Сафронов, Н. Е. Таркан).

7. Лагерь как особый мир, остров (А. В. Сафро-нов).

Не все указанные пункты имеют достаточную развернутость, например, многие исследователи упоминают о поведении человека в лагерной реальности, но не уточняют характерных черт, проявляющихся у него в лагере. Лишь О. В. Васильева конкретно утверждает, что в произведениях лагерной прозы показан тип среднего человека, с чем мы не можем согласиться, так как в различных произведениях человек показывает разные свои грани. А в «Воскрешении лиственницы» главный герой, вырвавшийся из ада, пишущий стихи, не может считаться нами среднестатистическим человеком. Также особый интерес для нас представляет развернуть рефлексивный характер лагерной прозы, что отражается в метатекстовой структуре взятых нами произведений. Обращаясь к следующим произведениям лагерной прозы: «Воскрешение лиственницы» (1965 - 1967) В. Шаламова, «Зона» (1964 - 1989) С. Довлатова и «Кочевание до смерти» (1994) В. Максимова, - мы выделяем художественный образ зоны, воплощаемый писателями с разным лагерным опытом. Они написаны в разное время, относятся к разным литературным направлениям, лагерный опыт показан с различных точек зрения и в разном объеме, но все они принадлежат к тематическому направлению лагерной прозы с характерными для нее признаками.

На основе данных произведений хотелось бы подробнее рассмотреть общие моменты: особое пространство лагеря, человека в ситуации несвободы, рефлексивный характер повествования.

Лагерь - это другой, отдельный мир, остров. Несмотря на то, что географически Колыма - полуостров и примыкает к континенту, в художественном мире лагерной прозы она становится островом, отделенным от материка. Особенно ярко это проявляется в произведениях В. Шаламова, что отмечают и некоторые исследователи, например, Н. Л. Лейдерман: «Концлагерь, заместивший собою всю страну, страна, обращенная в огромный архипелаг» ; М. Бруер: «Она также часто называется «островом», а остальное пространство «материком» или «большой землёй». Там, на материке, живут «наверху», а по аналогии, Колыма находится на самом дне, «в аду» . В рассказе «За письмом» главный герой едет за

письмом, посланным ему впервые за 15 лет. До письма он добирается в течение нескольких дней, проезжает 500 км, продает попутно почти все ценные вещи. И этот сложный путь герой проделывает даже не на свободу, потом ему опять придется возвращаться обратно. В рассказе «Борис Южанин» автор поясняет, что «. центральные части России на Колыме зовут «материком», хотя Колыма не остров, а область на Чукотском полуострове, - но сахалинский лексикон, отправка только пароходами, многодневный морской путь - все это создает иллюзию острова. Психологически иллюзии нет никакой. Колыма - это остров. С нее возвращаются на «материк», на «Большую землю». И материк, и Большая земля - это словарь повседневности: журнальный, газетный, книжный» .

Образ лагеря в указанных произведениях описан как ад на земле, что подтверждали уже некоторые исследователи , где абсурд становится нормой существования, а смерть переходит из экзистенциального понятия в сферу обыденного. Сам С. Д. Довлатов, анализируя своих предшественников и их восприятие лагеря, пишет ставшую хрестоматийной фразу: «По Солженицыну, лагерь - это ад. Я же думаю, что ад - это мы сами.» . Но в этом случае, несмотря на постмодернистский характер «Зоны», смех и игру Довлатова, его концепция даже более удручающая: если ад - это мы, люди, все, тогда ад - не просто лагерь, ад - это весь мир, к тому же враждебный: «По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир» . «Мир, в который я попал, был ужасен» , - не раз подчеркивает герой «Зоны». Лагерь - это система, действующая не только в рамках конкретной зоны, но и в пределах страны, и всего мира.

Характерным в этом отношении также становится опыт героя романа В. Максимова «Кочевание до смерти», которому все порядки мира во все времена видятся лишь вариантами лагерной системы, в которых сменяются надзиратели и заключенные. Весь мир описан как ловушка для человека, мощь природы и вселенной довлеет над ним, даже «освещенный лагерь» выглядит «словно игрушечный макет, наспех собранный случайной рукой» . В итоге для героя мир - «огромная мышеловка» , которая захлопывается, а единственным выходом из нее является смерть (для героя - самоубийство).

В данном пространстве прослеживается особая психология человека, оказавшегося в пограничье, пытающегося разобраться в себе. Ключевым становится философское осмысление человека в ситуации несвободы. В. Шаламов в своем эссе «О прозе» пишет, что в его рассказах «показаны новые психологические закономерности, новое в поведении человека, низведенного до уровня животного - впрочем животных делают из лучшего материала и ни одно животное не переносит тех мук, какие перенес человек. Новое в поведении человека, новое - несмотря на огромную литературу о тюрьмах и заключении» . В рассказе «Термометр Гришки Логуна» В. Шаламов подчеркивает, что власть - главный критерий растления человеческой души: «Власть - это растление. Спущенный с цепи зверь, скрытый в душе

человека, ищет жадного удовлетворения своей извечной человеческой сути в побоях, в убийствах» . Еще одним примером служит рассказ «Белка», где толпа людей убивает зверька просто так, по животной природе человека, жаждущего убийства.

По С. Довлатову «Зло определяется конъюнктурой, спросом, функцией его носителя. Кроме того, фактором случайности. Неудачным стечением обстоятельств. И даже - плохим эстетическим вкусом» ; «Человек неузнаваемо меняется под воздействием обстоятельств. И в лагере - особенно» . Ситуация владеет выбором человека, а зло существует в нем всегда, как и добро. Характерным примером двойственности в «Зоне» можно считать ситуацию с одним из персонажей - вохровцем Егоровым, жена которого не могла спать из-за лая сторожевой лагерной собаки. И он просто застрелил пса. Фактически он совершил убийство, руководствуясь благой целью. А сам главный герой проходит сложный путь в ходе своей службы в блатном лагере: от интеллигента с наивной книжной ментальностью, проникнутой романтическими мотивами, до ранее невиданного для него падения (его встреча с проституткой). В последней новелле он сам оказывается под конвоем, становясь заключенным.

И. Сухих в монографии, посвященной творчеству С. Довлатова, анализируя представление о человеке в «Зоне», говорит и о предыдущей традиции: «Солженицын абсолютно уверен, что человек, сохранивший в душе Бога, вынесет любые муки, преодолеет, победит... Человека можно убить, но нельзя сломать» . По В. Шаламову, если «человек все-таки что-то сохранил в себе, значит, его просто мало били. Просветительское «среда заела» трансформируется у Ша-ламова в абсолютную, рабскую зависимость человека от тоталитарного целого. Потому шаламовские рассказы - это «записки с того света» человека, который так и не вырвался, не вернулся из ада» . Так, позиция С. Довлатова оказывается некоторым образом между двумя крайностями, а «Человек человеку... как бы это получше выразиться - табула раса. Иначе говоря - все, что угодно» .

Из трех рассматриваемых нами писателей самый суровый приговор человеку выносит В. Максимов, показывая человека по сути слабым, беспомощным в мире-мышеловке. Он идет дальше, с одной стороны, и оказывается в чем-то схож с С. Довлатовым в моменте определения сущности человека в зависимости от обстоятельств, в другой же - солидарен с В. Шала-мовым в бессильности культуры (цивилизации), утрата которой обнажает все низменное в человеке. Один из героев (доктор в лагере) уверен: «Голодные люди все одинаковы, культура наша, дорогой друг, это так, легкий грим на обыкновенной обезьяне, не выдерживает первого же серьезного испытания вроде снега или дождя» .

Трех писателей также объединяет мотив творчества, в котором отражается рефлексия над своей жизнью и историей страны. Они интерпретируют не только тексты, но и реальность, осмысляя и переживая ее художественными образами, что позволяет нам рассматривать данные произведения на метатексто-вом уровне.

Во-первых, все главные герои взятых нами произведений - писатели. Герой В. Шаламова пишет стихи и является отражением автора-Шаламова. Он - поэт, стихи становятся его спасением, уходом от ада реальности.

Структура «Зоны» изначально имеет метатекто-вый характер: герой-писатель собирает свои же старые новеллы в единое целое, и текст создается как бы на наших глазах. Его герой рефлексирует не только над прошлым, но и в процессе жизни, что отражается иногда в его взгляде на себя со стороны третьего лица: «Когда меня избивали около Ропчинской лесо-биржи, сознание действовало почти невозмутимо: «Человека избивают сапогами. Он прикрывает ребра и живот. Он пассивен и старается не возбуждать ярость масс... Какие, однако, гнусные физиономии! У этого татарина видны свинцовые пломбы...». Кругом происходили жуткие вещи» .

В «Кочевании до смерти» В. Максимова герой не только рефлексирует над собственной жизнью, но является и автором исторического романа о своем отце и об истории России. Сама структура демонстрирует прием «текст в тексте». А. В. Баклыков определяет жанр «Кочевания до смерти» как «филологический роман»: «Наличие многочисленных лирических отступлений в романе «Кочевание до смерти» и использование приема «роман в романе», который якобы пишет главный герой, позволяет говорить о важности темы творчества, психологии творческого процесса, что дает возможность определить жанровую разновидность произведения как «филологический роман» .

Во-вторых, все три произведения построены как описание прошлого через настоящее, что диктует рефлексивность авторского повествования. «Воскрешение лиственницы» начинается рассказом «Тропа», где события отражают последние годы заключения самого В. Шаламова в лагере, и уже от этой точки он рассматривает путь от самого начала приезда в лагерь (рассказ «Причал ада»). У С. Довлатова сама структура построения представлена в виде писем к издателю с приложением новелл об опыте надзирателя в лагере. У В. Максимова роман построен как последовательность смены описания событий настоящего и прошлого, перемежающаяся вставками «романа в романе» самого героя, который пишет свой роман на глазах читателя, а также комментирует его.

В-третьих, творчество становится определяющим вектором для героев произведений «лагерной прозы», а также и для самих писателей, переживающих лагерный период своей жизни с помощью воплощения его на бумагу. В «Воскрешении лиственницы» только люди творческие, создающие нечто новое, оказываются способны сопротивляться разрушению. Для Сергея Довлатова лагерный опыт стал одним из толчков для начала писательской судьбы, и его герой через творчество переоценивает свои жизненные устои. Для героя романа «Кочевание до смерти» творчество является профессией, оно помогает ему какое-то время держать себя, но в итоге герой все равно выбирает смерть.

Укажем, возможно, неполный список писателей, произведения которых входят в круг лагерной прозы: Г. Владимов, О. Волков, Е. Гинзбург, В. Гроссман, С. Д. Довлатов, А. Жигулин, В. Кресс, М. Кураев, В. Е. Максимов, Л. Разгон, А. Синявский, А. И. Солженицын, В. Т. Шаламов.

На основе анализа исследований, посвященных лагерной прозе, и произведений, взятых нами в качестве примера («Воскрешение лиственницы» В. Шаламова, «Зона» С. Довлатова и «Кочевание до смерти» В. Максимова), а также сопоставления полученных выводов, попробуем дать определение понятия «лагерная проза».

Итак, лагерная проза - тематическое направление, проявившееся в развитии русского литературного процесса конца 50-х - 90-х гг. XX в., создающее художественный образ лагеря в творческой рефлексии писателей (очевидцев, наблюдателей со стороны, тех, кто не видел вообще или изучал по архивам, воспоминаниям), с характерными чертами, присущими ему.

1. Общая тематика и проблематика: тюрьма, зона/лагерь, система ГУЛАГа в целом, несвобода, экзистенциальные мотивы, восприятие смерти и жизни, материального и духовного.

2. Автобиографический характер повествования, что обусловлено личным опытом писателей.

3. Документальность и связь с историей (лагеря существовали и развивались в определенный исторический период), но документальность в большей степени поэтическая, художественно воплощенный документ о человеке и его ощущениях.

4. Конкретность описаний, бытовое восприятие действительности (как следствие документальности).

5. Художественный образ лагеря, воссоздаваемый в индивидуально-авторских картинах мира.

6. Особое пространство: лагерь как остров, отделенный от материка, Москвы и свободной жизни; образ зоны как ада, «мертвого дома»; образ лагеря как недолжного бытия с перевернутыми ценностными представлениями.

7. Особая психология человека, оказавшегося в пограничье, пытающегося разобраться в «новом» миропорядке и сохранить индивидуальные черты, собственные границы; философское осмысление человека в ситуации несвободы.

Хотелось бы отметить, что мы не претендуем на однозначность приведенных нами характеристик, так как наш материал не заполняет всего направления лагерной прозы, но многие черты находят отражение в произведениях и других авторов, не рассмотренных нами.

Литература

1. Ардамацкая Д. А. Варлам Шаламов и поэтика после ГУЛАГа // Вестник Ленинградского университета им. А. С. Пушкина. 2013. Т. 2. № 2. С. 137 - 143.

2. Ардамацкая Д. А. Философия «после ГУЛАГа»: осмысление исторической катастрофы // Studia Culturae. 2013. № 16. С. 256 - 264.

3. Баклыков А. В. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти»: автореф. ... дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2000.

4. Бруер М. Изображение пространства и времени в лагерной литературе: «Один день Ивана Денисовича» и «Колымские рассказы» // Шаламовский сборник. М., 2011. Вып 4. С. 143 - 151.

5. Васильева О. В. Эволюция лагерной темы и ее влияние на русскую литературу 50 - 80-х годов // Вестник Санкт-Петербургского университета. 1996. Сер. 2. Вып. 4 (№ 23). С. 54 - 63.

6. Васильева О. В., Савельева А. В. Тема лагеря в прозе Михаила Кураева. СПб., 2006. 43 с.

7. Ганущак Н. В. Творчество Варлама Шаламова как художественная система: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2003. 26 с.

8. Довлатов С. Зона: (Записки надзирателя) // Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т.; сост. А. Ю. Арьев. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. Т. 2. С. 5 - 196.

9. Зайцева А. Р. Метафизика смерти в прозе Варлама Шаламова // Вестник Башкирского университета. 2005. Т. 10. № 2. С. 67 - 71.

10. Лейдерман Н. Л. «В метельный леденящий век» (В. Шаламов. «Колымские рассказы») // Лейдер-ман Н. Л. Постреализм: теоретический очерк. Екатеринбург, 2005. С. 139 - 174.

12. Максимов В. Е. Кочевание до смерти // Максимов В. Е. Избранное. М., 1994. С. 523 - 735.

13. Малова Ю. В. Становление и развитие «лагерной прозы» в русской литературе XIX - XX вв.: автореф. ... дис. канд. филол. наук. Саранск, 2003.

14. Минералов А. Ю. «Каторжно-лагерная» сюжетно-образная традиция в русской прозе XX в. // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. 2012. № 18. С. 106 - 112.

15. Михайлик Е. В контексте литературы и истории // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 1997. Вып. 2. С. 105 - 129.

16. Михайлик Е. Не отражается и не отбрасывает тени: «закрытое» общество и лагерная литература // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. С. 356 - 375.

17. Михеев М. О «новой» прозе Варлама Шаламова // Вопросы литературы. М., 2011. Вып. 4. С. 183 - 214.

18. Некрасова И. В. Судьба и творчество Варлама Шаламова: монография. Самара: Изд-во СГПУ, 2003. 204 с.

19. Сафронов А. В. Жанровое своеобразие русской художественной документалистики (очерк, мемуары, «лагерная» проза): учебно-методическое пособие; Ряз. гос. ун-т им. С. А. Есенина. Рязань, 2012. С. 49 - 86.

20. Сафронов А. В. После «Архипелага» (поэтика лагерной прозы конца XX века) // Вестник Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина. 2013. № 3 (40). С. 139 - 154.

21. Сухих И. Сергей Довлатов: время, место, судьба. СПб.: Азбука, 2010. 288 с.

22. Сухих И. Эта тема пришла. // Звезда. 1989. № 3. С. 193 - 200.

23. Таркан Н. Е. Особенности поэтики «Колымских рассказов» В. Шаламова // Проблемы славянской культуры и цивилизации: материалы X междунар. науч.-практ. конф. 22 мая 2008 г. Уссурийск, 2008. С. 322 - 326.

24. Темнова А. Лагерная проза: специальный репортаж. Эфир от 18.01.15. Режим доступа: http://www.vesti.ru/videos/show/vid/633010/

25. Шаламов В. Т. Воскрешение лиственницы // Шаламов В. Т. Собрание сочинений: в 6 т. + т. 7, доп. Т. 2: Очерки преступного мира; Воскрешение лиственницы; Перчатка, или КР-2; Анна Ивановна: Пьеса / сост. под-гот. текста, прим. И. Сиротинской. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 105 - 280.

26. Шаламов В. Т. О прозе // Шаламов В. Т. Собрание сочинений: в 6 т. + т. 7, доп. Т. 5: Эссе и заметки; Записные книжки 1954 - 1979 гг. / сост. подгот. текста, прим. И. Сиротинской. М.: Книжный Клуб Книговек, 2013. С. 144 - 157.

Старикова Людмила Семеновна - соискатель кафедры журналистики и русской литературы XX века Кемеровского государственного университета, [email protected].

Lyudmila S. Starikova - post-graduate student at the Department of Journalism and Russian Literature of the 20th century, Kemerovo State University.

(Научный руководитель: Ащеулова Ирина Владимировна - кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и русской литературы ХХ века КемГУ.

Research advisor: Irina V. Ashcheulova - Candidate of Philology, Assistant Professor at the Department of Journalism and Russian Literature of the 20th century, Kemerovo State University).

«ЛАГЕРНАЯ ПРОЗА» - литературные произведения, созданные бывшими узниками мест заключения. Она порождена напряженным духовным стремлением осмыслить итоги катастрофических событий, совершившихся в стране на протяжении ХХ столетия. Отсюда и тот нравственно-философский потенциал, который заключен в книгах бывших узников ГУЛАГа И. Солоневича, Б. Ширяева, О. Волкова, А. Солженицына, В. Шаламова, А. Жигулина, Л. Бородина и др., чей личный творческий опыт позволил им не только запечатлеть ужас гулаговских застенков, но и затронуть «вечные» проблемы человеческого существования.

Естественно, что в своих творческих исканиях представители «лагерной прозы» не могли пройти мимо художественно-философского опыта Достоевского, автора «Записок из Мертвого дома». Не случайно в книгах А. Солженицына, в рассказах В. Шаламова, в повестях Л. Бородина и др. мы постоянно встречаемся с реминисценциями из Достоевского, ссылками на его «Записки из Мертвого дома», которые оказываются отправной точкой отсчета в художественном исчислении. В своих размышлениях о человеческой душе, о борьбе добра и зла в ней эти прозаики приходят к тем же выводам, к каким приходил их великий предшественник, утверждавший, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают социалисты.

И если русская классическая литература верила в возрождение преступника, если Макаренко утверждал мысль о возможности трудового перевоспитания, то В. Т. Шаламов «Очерками преступного мира» не оставляет никакой надежды на «перерождение» преступника. Более того, он говорит о необходимости уничтожения «урок», поскольку психология преступного мира пагубным образом действует на молодые, незрелые умы, отравляя их уголовной «романтикой».

Произведения о лагерях XX века перекликаются с XIX-м в изображении каторги (лагеря, ссылки, тюрьмы) как «Мертвого дома», земного ада. Эхом отзывается мысль о мироподобии лагеря (каторги, ссылки), слепка «вольной» жизни России.

Через все произведения красной нитью проходит мысль Достоевского о задатках зверя, существующих в каждом человеке, об опасности опьянения властью, данной одному человеку над другим. Эта мысль в полной мере нашла свое отражение в «Колымских рассказах» В. Шаламова. Спокойным, сниженным тоном, который в данном случае является художественным приемом, писатель раскрывает нам, до чего могут довести «кровь и власть», как может низко пасть «венец творения» природы, Человек. Говоря о преступлениях, совершаемых врачами в отношении больных, можно выделить две категории - преступление действием («Шоковая терапия») и преступление бездействием («Рива-Роччи»).

Произведения писателей-«лагерников» являются человеческими документами. Установка В. Шаламова о том, что писатель - не наблюдатель, а участник драмы жизни, во многом определила как характер его прозы, так и характер многих других произведений писателей-«лагерников».

Сравнить отношение писателей к лагерному труду:

В.Т. Шаламов. “Любовь капитана Толли”

Работа в забойной бригаде на золоте:

Мы вместе выходили на развод “без последнего”, так ярко и страшно называют такие разводы в лагерях. Надзиратели хватали людей, конвоир толкал их прикладом, сбивая, сгоняя толпу оборванцев с ледяной горы, спуская их вниз, кто не успел, опоздал - это и называлось “развод без последнего”, - того хватали за руки и за ноги, раскачивали и швыряли вниз по ледяной горе. Последнего, кто опоздал, кого сбросили с горы, привязывали к конским волокушам за ноги и волокли в забой на место работы. --- -Пальцы, намертво, навсегда обнявшие черенок лопаты или кайловище, - не разогнутся в один … день – на это нужно год или больше

Место для лагерной зоны было выбрано с таким расчетом: возвращаться с работы приходилось в гору, карабкаясь по ступенькам, цепляясь за остатки оголенных, обломанных кустиков, ползти вверх. После рабочего дня в золотом забое, казалось бы, человек не найдет сил, чтобы ползти наверх. И все же - ползли. И - пусть через полчаса, час- приползали к воротам вахты, к зоне, к баракам, к жилищу.

Двадцатилетние, тридцатилетние умирали один за другим

Каждый день, каждый час, проведенный в забое, обещает только гибель, смерть.

Вывод: “ В лагере работа убивает, ничего, кроме глубочайшего унижения для человека, в ней нет”.

А.И. Солженицын. “Один день…”

Эпизод кладки стены на объекте:

“Шухов видел только стену свою - от развязки слева, где кладка поднималась ступеньками выше пояса, и направо до угла. Он указал Сеньке, где тому снимать лед, и сам ретиво рубил его то обухом, то лезвием, так что брызги льда разлетались вокруг…Работу эту он правил лихо, но вовсе не думая. А думка его и глаза выучивали из- подо льда саму стену…обвыкал со стеной, как со своей. Вот тут - провалина, ее выровнять за один раз нельзя, придется ряда за три, всякий раз подбавляя раствора потолще. Вот тут наружу стена пузом выдалась - это спрямить ряда за два. И наметил он, куда ему и сколько шлакоблоков класть. И лишь подносчики шлакоблоков наверх влезли, он тут же Алешку заарканил: “Мне носи! Вот сюда клади! И сюда!”.

Сенька лед докалывал, а Шухов уже схватил метелку из проволоки стальной, двумя руками схватил и туда-сюда, туда-сюда пошел ею стену драить, очищая верхний ряд шлакоблоков хоть не дочиста, но до легкой сединки снежной…

Пошла работа! Два ряда как выложим да старые огрехи подровняем, так вовсе гладко пойдет. А сейчас - зорче смотреть! И погнал, и погнал наружный ряд к Сеньке навстречу. Подносчикам мигнул Шухов – раствор, раствор под руку перетаскивайте, живо! Такая пошла работа – недосуг носу утереть.

Вывод: “От болезни работа – первое лекарство; вкалывай на совесть – одно спасение; бригада – семья”.

* Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.

Вступление.

Причины обращения к данной теме. Цели и задачи

Главная часть

Слово о писателях. Значение Солженицына, Шаламова в литературе и развитии общественной мысли страны.

Судьба книги «Один день Ивана Денисовича»

а) время и пространство в художественном произведении;

б) «лагерь глазами мужика». Роль эпизодов в раскрытии содержания.

3) В.Т.Шаламов. Судьба книг

а) рассказ «Стланник» Приём сравнения как средство раскрытия характера, состояния человека;

б) автобиографический характер рассказов.

4) Опыт сравнительно – сопоставительного характера произведений Солженицына и Шаламова

III. Заключение.

Список литературы

Цели и задачи.

Показать значение Солженицына, Шаламова в литературе и развитии общественной мысли страны.

Показать публицистичность, обращенность рассказов к читателю.

Проанализировать отдельные эпизоды, их роль в общем содержании повествования, сопоставить персонажей произведений Солженицына и Шаламова: портрет, характер, поступки…

На материале произведений Солженицына и Шаламова показать трагическую судьбу человека в тоталитарном государстве.

Вступление.

…Люди духа и интеллекта

Должны сознавать свою независимость

и свободу, свою определяемость изнутри,

но и свою социальную миссию, свою

призванность служить делу справедливости

путём своей мысли и творчества.

Будущее человечества зависит от того,

Будут ли соединены в мире

Движение духовное и социальное,

А созидание справедливым и человечным…

К. Бердяев.

Тема неволи, острожной или тюремной, не была открытием литературы 20 века. У истоков этой литературной традиции – “Записки из Мертвого дома” Ф.М.Достоевского. Но никогда ещё эта тема не занимала такого обширного места в литературном потоке. Политика и литература тесно сплелись только в 20 веке.

Сейчас литература о лагере огромна наиболее известными являются произведения Солженицына, Шаламова, Снегова. Мне хочется остановиться на произведениях двух писателей – Основоположниками лагерной прозы. Мне хотелось узнать не только о литературном подвиге двух писателей, но и представить себе историю этой темы, особенности её художественных решений и места в духовной жизни нашего народа в 60-тые годы и сегодня.

“Лагерная проза” это термин 20 века. ”Записки из Мертвого дома” Ф.М.Достоевского тоже рассказывали о пережитом на каторге, но не было самого определения “лагерь”. Не было лагерей как массового явления, - а ведь именно они задают тему произведения.

Главная часть.

Название произведения Дата создания Место, год издания А.И.Солженицын «Один день Ивана Денисовича». работал в Энибастизском Особом лагере; Написан после освобождения в Рязани в 1959 г. В 1961г.Солженицын передал «смягченную» редакцию этого произведения в журнал «Новый мир» возглавляемый А.Т.Твардовским. Журнал «Новый мир» 1962 г. №11. В.Т.Шаламов. «Колымские рассказы» 6циклов рассказов. Созданы на протяжение 20 лет. С 1953 по 1973 гг. Публиковались первоначально только за рубежом: с 1966г в Нью-йоркском «Новом» журнале; в 1978г в Лондоне вышла книга «Колымские рассказы», именно тогда началась широкая известность Шаламова во всём мире. В 1985г книга издаётся в Париже. На Родине как единое произведение с конца 80-х годов.

Слово о писателях.

А.И.Солженицын.

Родился в 1918г в Кисловодске. Окончил Ростовский университет. В 1941г ушёл на фронт, в 1945г, когда он был уже капитанов арестован (военная цензура) вскрыла его письма, к близкому другу, в которых содержалось отрицательная оценка Ленина и Сталина. До 1953г содержался в лагерях общего и особого типа.

В 1956г реабилитирован, работает учителем в Рязани. В 1962г в журнале «Новый мир» публикуется произведение «Один день Ивана Денисовича». Солженицын переживает небывалый творческий подъём: одновременно начинает: «Архипелаг ГУЛАК», (материалы стекаются от бывших заключенных со всех концов страны).

В 1964г писатель был выдвинут на Ленинскую премию,но не получил её вследствие изменения политического курса. В 1966г в последний раз удалось опубликовать в Советской печати рассказ.

В 1970г Солженицыну присуждена Нобелевская премия, которую он не мог получить лично.

В то время в СССР усилилась кампания против писателя, т.к. он дал разрешение на публикацию в Париже книги «Август 14» и позже – «Архипелаг ГУЛАК», излагающего историю репрессий в СССР с 1918г.

В 1974г писатель был выслан из страны. Длительное время жил и работал в США. Перестройка привела к тому, что в 1990г Солженицыну было возращено Советское гражданство, а в 1994г он вернулся на родину.

Cудьба книги «Один день Ивана Денисовича»

«Ничего подобного давно не читал. Хороший чистый, большой талант никакой фальши…» Это самое первое впечатление А.Т.Твардовского, который прочитал рукопись этого рассказа. Твардовский предпринял невероятные усилия к тому, чтобы рассказ Солженицына увидел свет.

Варлаам Шаламов писал: «Дорогой Алексей Исаакович! Я две ночи не спал читал повесть, перечитывал, вспоминал…»

«Я был оглушён, потрясён,- писал о своих впечатлениях Вячеслав Кондратьев. – один раз в жизни так реально осознал, что может правда…»

После 22 съезда, когда Н.С.Хрущёв предпринял «Яростную атаку на Сталина», Солженицын решил отдать рукопись «Щ-854» так первоначально назывался рассказ в журнале «Новый мир». Это было впервые в Советской художественной литературе произведение о Сталинских лагерях.

Рассказ «Один день Ивана Денисовича».

Время и пространство в художественном произведении.

Читая произведение, мне было интересно узнать об отношение автора к своим героям: к одним героям автор относиться с симпатии, к другим с иронии, к третьем с неприязней. Я решил поразмыслить: чем объясняется выбор Шухова на роль центрального героя.

После прочтения рассказа я для себя поставил ряд вопросов:

1) Что спасает человека в бесчеловечной жизни? (на примере лагеря в котором был заключён Шухов)

2) Чем держится лагерная жизнь? Чем вообще держится человек в жизни?

3) Какую роль в рассказе играет биография героев?

4) Коков нравственный подтекст ситуации: Шухов – Цезарь.

Анализ произведения

«Лагерь глазами мужика», - сказал Лев Копелев, пере­давая Твардовскому рукопись Солженицына. Да, глазами Шухова, потому что глазами Буйновского или Цезаря мы бы увидели лагерь другим. Лагерь - это особый мир со своим «пейзажем», своими реалиями: зона, фонари зоны, вышки, вертухаи на вышках, бараки, вагонка, колючая проволока, БУР, начальник режима, кондей с выводом, полный кар­цер, зеки, черный бушлат с номером, пайка, миска с балан­дой, надзиратели, шмон, собаки, колонна, объект, десят­ник, бригадир... Солженицын воссоздает подробности лагерного быта: мы видим, что и как едят зеки, что курят, где достают курево, как спят, во что одеваются и обуваются, где работают, как говорят между собой и как с начальством, что думают о воле, чего сильнее всего боятся и на что надеются. Автор пишет так, что мы узнаем жизнь зека не со стороны, а изнутри, от «него».

Солженицын создал на страницах своих произведений образ огромной впечатляющей силы - «Архипелаг ГУЛАГ». В документальном фильме «Избранник» показана составленная Солженицыным карта архипелага ГУЛАГ. В одной из ее то­чек - лагерь «Одного дня...».

Твардовский считал «удачным выбор героя». По призна­нию автора, «образ Ивана Денисовича сложился из солдата Шухова, воевавшего с ним в советско-германскую войну (и никогда не сидевшего), общего опыта пленников и личного опыта автора в Особом лагере каменщиком. Остальные лица - все из лагерной жизни, с их подлинными биографиями».

Рассказывая о лагере и лагерниках, Солженицын пишет не о том, как там страдали, а о том, как удавалось выжить, сохранив себя как людей. Шухову навсегда запомнились слова первого его бригадира, старого лагерного волка Куземина: «В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать».

В «Одном дне...» есть лица, о которых автор рассказывает с большой симпатией: это бригадир Тюрин, Шухов, кавто-ранг Буйновский, латыш Кильдигс, Сенька Клевшин. Писа­тель выделяет еще одного героя, не названного по имени. Всего полстраницы занимает рассказ о «высоком молчаливом ста­рике». Сидел он по тюрьмам и лагерям несчетное число лет, ни одна амнистия его не коснулась. Но себя не потерял.

Лицо его вымотано было, но не до слабости фитиля-инва­лида, а до камня тесаного, темного. И по рукам, большим, в трещинах и черноте, видать было, что не много выпало ему за все годы отсиживаться придурком».

«Придурки» - лагерные «аристократы» - лакеи: дневаль­ные по бараку, десятник Дэр, «наблюдатель» Шкуропатенко, парикмахер, бухгалтер, один из КВЧ - «первые сволочи, си­девшие в зоне, людей этих работяги считали ниже дерьма».

Как видим, в авторских характеристиках, коротких, ску­пых, очень сильно выражен нравственный аспект. Он особен­но заметен в сценах-столкновениях: Буйновский - Волко­вой, бригадир - Тюрин - десятник Дэр. Важное значение имеют и коротенькие эпизоды, раскрывающие взаимоотно­шения зеков: Шухов - Цезарь, Шухов - Сенька Клевшин. К лучшим страницам повести нужно отнести те эпизоды, кото­рые показывают 104-ю бригаду в работе.

Судьбы героев повести убеждают, что историю тоталита­ризма Солженицын вел не с 1937 года, а с первых послеок­тябрьских лет. Об этом говорят лагерные сроки зеков. Безы­мянный «высокий молчаливый старик» сидит с первых со­ветских лет. Первый бригадир Шухова - Куземин был арес­тован в «год великого перелома», а последний - Тюрин - в 1933, в «год победы колхозного строя». Наградой за мужество в немецком плену стал десятилетний срок для Сеньки Клев-шина... С думой о них, с воспоминаний о них Солженицын начал работу над главной своей книгой «Архипелаг ГУЛАГ», которая открывается посвящением:

ПОСВЯЩАЮ

всем, кому не хватило жизни

об этом рассказать.

И да простят они мне,

что я не все увидел,

не все вспомнил,

не обо всем догадался

Слово о писатели Варламе Шаламове.

Родился в 1907г, а Вологде. Отец его – человек прогрессивных взглядов, поддерживал связи со ссыльными, жившими в Вологде. Юношеским идеалом Варлама становятся народовольцы – жертвенность их подвига, героизм сопротивления всей мощи самодержавного государства. В 1926г Шаламов поступает в МГУ на факультет Советского права, активно участвует в митингах, литературных диспутах, чтении стихов. 19 февраля 1929г Шаламов арестован за распространения завещания Ленина – «письмо к съезду»- и приговорён к трём годам лагерного заключения. В 1932г возвращается в Москву, работает в журналах. В 1937г снова арестован и пробыл 17 лет в Колымских лагерях. В июле 1956г реабилитирован, вернулся в Москву. Пишет стихи, которые публикуются в «Знамени», «Москве», «Юности».

Его рассказы о колымской жизни не печатают, возвращают, он умер в 1982г, так и не увидев опубликованными свои «Колымские рассказы».

О судьбе книги

Очерки из лагерной жизни распространялись в самиздате в 1978г. В Лондоне выходит отдельная книга рассказов Шаламова. На Родине Толька в 1987г появляются первые его произведения из «колымских тетрадей».

Колымская эпопея В.Т.Шаламова включает сборники рассказов и очерков: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Очерки преступного мира»... Есть у него большое произведение «Антироман» в трагической эпопеи колымских рассказов нет вымысла.

Рассказ «Стланик» В. Т. Шаламова

Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Рассказ “Стланик” был написан русским писателем Варламом Тихоновичем Шаламовым в пятидесятых годах нашего столетия, во время его проживания в Калинин кой области, и относится к циклу “Колымские рассказы”. Как и многие другие писатели того времени, Вар лам Тихонович стал жертвой тоталитаризма. Бесконечные ссылки, золотые прииски, таежные командировки, больничные койки... В 1949 году на Колыме он впервые начал записывать свои произведения. В документально-философской прозе Шаламов выразил весь многострадальный опыт сверхчеловеческих испытаний в сталинских лагерях строгого режима. Голод, холод, побои и унижения прекратились лишь после того, как в 1956 году писатель был реабилитирован. Но это событие, увы, не было концом всех перенесенных страданий. Как писателя, автора множества глубокомысленных произведений, его ожидало самое страшное: бойкот со стороны различных литературных изданий, полное игнорирование творчества. Рассказы Шаламова не печатались. Мотивировалось это тем, что в них не хватало энтузиазма, лишь один абстрактный гуманизм. Но как мог человек, столько претерпевший от этого режима, возносить ему дифирамбы? Несмотря на то что его рассказы постоянно возвращались редакцией, он продолжал писать. Тяжелейшее состояние здоровья не позволяло делать это самому, поэтому он диктовал свои стихи, воспоминания. Лишь по прошествии пяти лет с момента смерти писателя, в 1987 году, были опубликованы первые его работы: произведения из колымских тетрадей. Среди них - рецензируемый мною рассказ.

Стланик - таежное дерево, родственник кедра, растущее, благодаря своей неприхотливости, на горных склонах, цепляясь корнями за камни. Примечательно оно тем, что способно реагировать на условия окружающей среды. В предчувствии похолодания или выпадания снега оно прижимается к поверхности, расстилается. Это буквальный смысл рассказа, его тема. Но мне кажется, что это дерево для Шаламова не только предсказатель погоды. Он пишет, что стланик - единственное вечнозеленое дерево в этих северных краях, дерево надежд. Сильный, упрямый, неприхотливый, он подобен человеку, оставшемуся один на один в борьбе со стихией. Летом, когда другие растения пытаются процвести как можно быстрее, обгоняя в этом друг друга, стланик, наоборот, незаметен. Он непоколебимый идеолог борьбы, охваченный теплым веянием лета, не поддается соблазну и не изменяет своим принципам. Он постоянно насторожен и готов принести себя в жертву стихии. Разве не похоже это на людей? Вспомните, каким унижениям был подвергнут Борис Пастернак? А чуть позже, уже, казалось бы, совсем в другое время, издевательства над Андреем Дмитриевичем Сахаровым? Да, эти люди выстояли, хотя и были непоняты большинством и отвергнуты. Но многие другие ломались под гнетом тоталитарного строя. Были ли они неверны своим идеалам или просто слишком доверчивы? Может, и вправду они отцвели и оставили после себя лишь вымерший, холодный лес?

Шаламов писал о стланике как о слишком доверчивом дереве: стоит только развести близ него костер, как он тут же поднимает свои пушистые зеленые ветви. Костер погаснет, и стланик, огорченный обманом, опустится, занесенный снегом. По словам автора, чувства человека не так утонченны. Но, несмотря на это, люди слишком часто остаются обманутыми. Если дерево после этого способно вернуться к обыденной жизни, то человек - редко. Появление костра в жизни кедрача можно сравнить, по моему мнению, с периодом хрущевской “оттепели”. Сколько людей тогда стали жертвами обмана, предательства!

Как писал Шаламов, у человека всего пять чувств. Да, может быть, их и недостаточно для того, чтобы распознавать перемены, происходящие вокруг, но их вполне хватит для того, чтобы проникнуться теми тысячами, которые овладевали писателем. Прочитав рассказ, я понял, какое значение имеет для человека надежда, вера в лучшее. Подобно ростку, вечнозеленому дереву, пробивающемуся сквозь вьюгу и стужу к солнечному свету, надежда в человеческом сознании заставляет его верить, отстаивать свои идеалы. Недаром говорят, что она умирает последней. Кроме того, меня не покидала мысль о непомерном мужестве как одинокого таежного дерева, так и многих людей, борющихся за справедливость. Рецензия - исследование, содержащее критическую оценку. Мой бунтарский характер конечно же мог бы помочь мне в критике, но только тогда, когда я с чем-то не согласен. В этом на первый взгляд абстрактном произведении содержится столько скрытого смысла и различных доводов, с которыми я просто не могу спорить, что мне остается только полностью разделить свое мнение с автором. Если же критика бывает положительной, то рецензия мне удалась. И напоследок хочу сказать, что было бы замечательно, если бы огонь в душе каждого борца за справедливость горел так же жарко и ярко, как и дрова из замечательного таежного дерева.

Опыт сравнительно-сопоставительного характера произведений Солженицына и Шаламова.

Солженицын А.И.

Шаламов В.

Солженицын ведёт повествование от лица крестьянина Шухова, от лица мужика. В повести Солженицына образ автора и его героя не совпадает: Шухов совершенно из другой среды (разное социальное происхождение, разный жизненный опыт), даже лагерь не тот, в котором провёл годы заключения автор. Шухов изображен очень правдиво: ни в поступках, ни в жестах, ни в речи не заметишь фальши. В герои выбран не представитель интеллигенции (каким является автор), а человек из народа. Вчера он, Шухов, оторванный от крестьянской работы, стал солдатом, а сегодня разделил тяготы лагерной жизни с офицером Буйновским, с режиссером Цезарем Марковичем чем – в лагере мог оказаться любой. Не сказались ни социальное положение, ни высокий профессиональный статус, ни образование. Герой Солженицына тоже 40-летний мужчина. Он женат, имеет детей, но в Шухове нет нахальства. В лагере он не озлобился: беспокоится за товарищей, во время работы думает о том, чтобы Сеньке «легче было», оставляет ему докурить, ласково думает о Гопчике, как о сыне. Он наблюдателен, и наблюдательность помогает ему выживать в зоне. Шухов соблюдает неписаный кодекс нравственных законов лагеря: от работы не отлынивает, не приспосабливается, а спасается терпением, работой. В Шухове нет героизма, он первый из многих безвинно пострадавших жертвы государственного произвола. 4) Лагерная мораль Шухова - нравственная мораль. Опыт лагеря – это опыт выживания, но герой Солженицына остаётся не сломленным, а оптимистичным. Хотя у Шухова впереди ещё много испытаний, но он умеет выживать – и поэтому, наверное, выживет «прошёл день, нечем не омраченный, почти счастливый», - думает герой, вскоре

1) Шаламов ведёт повествование то от первого лица, то от третьего. 2) Герой Шаламова обыкновенный лагерный «доходяга», как говорит главный герой, дома остались жена и дочка, а то, что я видел - человеку не надо видеть и даже не надо знать. Герою Шаламова 40 лет. Всё, о чём он мечтает – это наесться досыта, не работать (даже тюрьма это свобода…) Герой образован, из интеллигентной среды, но горизонт его сузился, «нази высохли» (много раз горько повторяет он эти слова). Он соотносит события лагерной жизни, окружающих его людей с событиями и персонажами классической литературы. О своих героях Шаламов говорит, что это мученики. Среди них Барбо – организатор Российского комсомола, Орлов – бывший референт Кирова, Федехин – председатель колхоза, экономист – Шейкин… Герои Шаламова судят с позиции гуманизма, осознают происходящее, как безумие. Здесь нет героев, преступников, здесь мученики. В рассказах Шаламова жизнь обесценилась. Убита воля, самолюбие. Дружба здесь не завязывается, потому что каждый сам за себя. Духовный рост замер на уровне времени ареста. По мнению Шаламова, лагерь – великая проба нравственных сил человека, человеческой морали.

Заключение.

1) Книги Шаламова, Солженицына – это книги предостережения. Чудовищный эксперимент над человечеством не имеет право на существование, режим тоталитарного государства страшен и жесток. Мы должны быть благодарны людям, выжившим в нечеловеческих условиях и рассказавших миру правду о политических заключённых.

2) Шаламову и Солженицыну важно сделать читателей участниками происходящего здесь и сейчас, создать иллюзию присутствия. Внимание человеку.

Задача Шаламова ответить на вопрос: может ли человек терпеть больше, чем любое животное, особенно, когда речь идёт о 38 годе.

3) Книги репрессированных писателей воспринимаем, как документ созданный на биографическом материале. Это «Крутой маршрут» Е, Гинсбург, «Чёрные камни» А. Жигулина. Одновременно с этими произведениями в годы перестройки были опубликованы «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Факультет ненужных вещей» Ю.Домбровский, «Верный Руслан» Г.Владимирова.

И это далеко не все произведения. Значит тема продолжает оставаться актуальной и для писателей, и для читателей.

Список литературы.

А.И. Солженицын «Один день Ивана Денисовича».

В.Т.Шаламов «Колымские рассказы».

С.Аверинцев Журнал «Новый Мир» 1998г. №12.

Е.Волкова «Варлам Шаламов: поединок слова с абсурдом».

Журнал « Вопросы литературы» 1997г. №6.

Н.А.Бердлев «Судьба человека в современном мире»

Журнал «Новый Мир» 1990г. №1.

А.Латынина «Солженицын и Мы»

Журнал «Новый Мир» 1990г. №1.

Словарь к данной теме.

ТОТАЛИТАРНЫЙ, –ая, –ое; –рен, –рна (книжн.). Основанный на полном господстве государства над всеми сторонами жизни общества, насилии, уничтожении демократических свобод и прав личности. Т. режим. Тоталитарное государство.

ДИКТАТУРА, –ы, ж.

1. Государственная власть, обеспечивающая полное политическое господство определённого класса, партии, группы. Фашистская д. Д. пролетариата (в России: провозглашённая большевистской партией власть рабочего класса).

2. Ничем не ограниченная власть, опирающаяся на прямое насилие. Военная д.

РЕПРЕССИЯ, –и, ж., обычно мн. Карательная мера, исходящая от государственных органов. Подвергнуться репрессиям. Жертвы репрессий.

ТЕРРОР, –а, м.

1. Устрашение своих политических противников, выражающееся в физическом насилии, вплоть до уничтожения. Политический т. Индивидуальный т. (единичные акты политических убийств).

2. Жесткое запугивание, насилие. Т. самодура.

прил. террористический, –ая, –ое (к 1 знач.). Т. акт.

ГУЛАГ, –а, м. Сокращение: главное управление лагерей, а также разветвлённая сеть концлагерей во время массовых репрессий. Узники гулага.

ЗЕК, –а, м. (прост.). То же, что заключённый.